ма. Мы познаем внеличностный (non-personal) мир вокруг нас, полагает он, проводя исследование с помощью диалогов, аналогично тому, как физики исследуют мир с помощью теорий. Естественно, утверждает Харре, наша собственная социальная система накладывает ограничения на наши познавательные возможности, однако использование диалогов представляет собой практический подход. Один из социально-психологических подходов, называемый «реализмом», или «трансцендентальным реализмом», также, вероятно, является родственным контекстуальному конструкционизму (Manicus & Secord, 1983). Он пытается положить конец общепринятой в социальной психологии практике использования оторванных от реальности экспериментов, включая такие задачи, как дилеммы торга и заключенного, и заместить их повествованиями в духе исторического исследования, которые схватывали бы значения вещей для людей в обыденной жизни. Сторонники данного подхода не отвергают объективности («обоснованной доказуемости» («warranetd assertibility»)) и не настаивают на тотальной относительности.
Данцигер (Danziger, 1997) проводит различие между «мягкой», или «светлой», версией конструкционизма и его «мрачной» версией. Светлый кон-струкционизм не только не претендует на то, что он является путем к истине, но и проповедует терпимость к любым путям, пока идущие по ним не пытаются указывать, в каком направлении идти другим. Смысл непрерывно конструируется языковыми сообществами. Темный конструкционизм подчеркивает роль отношений власти и тот факт, что они реализуются в социальных структурах и в человеческом теле, в частности, в биологии пола (biology of gender). Власть устанавливается и поддерживается благодаря конвенциям, закрепляемым письменными документами и институционализированными социальными практиками. Таким образом, маловероятно, что локальные социальные процессы могут явиться источником социальных реформ, указывает Данцигер; а следовательно, множественность точек зрения, за которую выступает постмодернизм, может не достичь своей цели.
Раисе (Reiss, 1993) выступает в пользу скорее «постпозитивистской», чем постмодернистской позиции. Он солидарен с постмодернистами в их отрицании окончательных истин и автономных фактов, однако он также отвергает постмодернистский тотальный релятивизм. «Релятивизм неприемлем для постпозитивистов, поскольку он отвергает возможность накопления доброкачественных (fair) научных данных, соответствующих научным стандартам. Далее, если все точки зрения относительны, то у нас нет способов обосновать более высокую эффективность одних форм социального и личного изменения по сравнению с другими» (р. 6). Он отмечает, что взгляды, претендующие на статус знания, публикуются и обсуждаются с целью прийти к более глубокому по-
218
ниманию тех или иных событий в мире, хотя при этом признается, что данное понимание может измениться с появлением новых взглядов. Он подчеркивает, что исследователь должен изложить свои исходные предпосылки (систему постулатов), так чтобы другие могли оценить их обоснованность, равно как и результаты основанных на них исследований, ибо факты являются таковыми только в рамках контекста, заданного исходными предположениями.
Конструкционизм и конструктивизм. Герген (Gergen, 1994b) различает, с одной стороны, конструктивизм в том виде, в каком он фигурирует в работах Жана Пиаже и Джорджа Келли, и с другой стороны — социальный конструкционизм, который он сам проповедует. Согласно Пиаже, ребенок ассимилирует реальность, но в то же время, благодаря когнитивной системе, аккомодируется (приспосабливается) к миру. Следовательно, индивидуум, а не социальная группа, конструирует реальность. Согласно Келли, индивидуум конструирует (construes) или интерпретирует мир на личном уровне, однако, несмотря на это, объективный мир существует. Таким образом, и Пиаже, и Келли верят в реальность, существующую независимо от социальных процессов. Гриер (Greer, 1997) проводит аналогичное различение, указывая на то, что конструктивисты придерживаются более традиционной точки зрения, чем кон-струкционисты — точки зрения, полагающей реальность, стоящую за социальными конструкциями знания. Конструкционизм отвергает как «разум», так и «мир», как обладающие реальностью вне дискурсивного сообщества, тогда как конструктивисты предполагают реальность этих сущностей.
Как конструктивисты, так и конструкционисты высказывают сомнения в том, что существует какая-то «фундаментальная» (базирующееся на установленных истинах) эмпирическая наука, являющаяся универсальной; к тому же и те и другие подвергают сомнению конструирование знания в уме на основе наблюдений. Каждый из подходов утверждает, что сама методология науки формирует (определяет) знание, а не добывает (открывает) его. Конструкционисты утверждают, что и научные методологии, и полученные на их основе результаты являются продуктами доказательств и умозаключений, представленных в языке, а потому социально «оговоренных» («negotiated»). Конструктивисты придерживаются точки зрения западного индивидуализма с его представлением о (по)знании как о врожденном индивидуальном процессе. Для конструкциониста индивидуальность — это функция социальных отношений, как и личность, мотивы, эмоции, память и мышление, которые также являются таковыми функциями, а не компонентами разума или Я. «Индивидуумы — это
сконструированные сущности; они являются теоретическими конструкциями, социальными по происхождению» (Stam, 1990, р. 246). Конструкционисты полагают социальную причинность, тогда как некоторые конструктивисты оставляют место для причинности, базирующейся на свободной воле. Конструктивисты идут еще дальше, чем конструкционисты, и полагают, что язык формирует (constitutes) социальную реальность, а не только функционирует в качестве носителя социальных соглашений (Niemeyer, 1995). Конструктивизм придает большее значение биологической причинности поведения, тогда как конструкционизм приписывает причинность исключительно социальным процессам (Hardy, 1993)1.
Предложенная Келли (Kelly, 1955/1991) «психология личных конструктов» вдохновила других авторов на попытки развить его теорию, объединив ее с социальным конструкционизмом (Mancuso, 1996). Келли утверждает, что мы интерпретируем мир в терминах наших индивидуальных когнитивных конструктов, опосредующих для нас мир. Именно эти опосредованные интерпретации придают миру смысл. Согласно версии теории Келли, развитой Мэнкьюзо (Mancuso), посредниками являются личные смыслы (private meanings). Личные конструкты принимают входные сигналы, исходящие от мира, и организуют их в смысловые значения вещей. Каждый индивидуум обладает иерархической системой таких конструктов и использует различные конструкты с различными входными сигналами, помогающие ему понимать мир. Это делает интерпретации конкретного человека — а не интерпретации социальной группы — центральными в системе Мэнкьюзо. Данная теория ближе к идеям когнитивной обработки информации, чем к социальному конструкциониз-му (Wortham, 1996); последний полагает, что индивидуальные интерпретаторы являются частью более широкого дискурсивного сообщества и «заперты» внутри интерпретативных процессов этого сообщества (Burkitt, 1996). Уортхем (Wortham) оспаривает менталистские утверждения Мэнкьюзо о личной сфере / внутреннем мире: «Предположение о том, что нам необходимо допустить существование внутреннего мира, чтобы объяснить осмысленный опыт, приводит нас к неразрешимому вопросу о достоверности внутренних интерпретаций, о свободной воле и детерминизме и т. д... Конструкты, придающие смысл нам и нашему опыту, настолько тесно переплетены с родственным контекстом (relational context), что этот факт заставляет нас предполагать, будто они интер-нализованы в индивидуальном разуме» (р. 81-82).
Феминизм и конструкционизм. В союзе с постмодернизмом конструкционизм выступает с феминист-
1 Лиддон (Lyddon, 1995) дает краткую характеристику многочисленных версий конструктивизма и классифицирует их в соответствии с четырьмя родами причин по Аристотелю: формальной, материальной, действующей и финальной. Прават (Prawat, 1996) описывает шесть типов, в ряду которых социальный конструкционизм Гергена и тесно связанный с ним постмодернизм Рорти составляют единый стиль.
219
ской оценкой науки, в которой наблюдается значительное преобладание мужских представлений в области методологии и интерпретации. Эвелин Келлер (Evelyn Keller, 1983), получившая подготовку в области теоретической физики, указывает на то, что женский подход к научным проблемам привносит в науку ценный взгляд, который может оказаться весьма плодотворным, примером чему является разработанная Барбарой МакКлинток (Barbara McKlintock) процедура изучения генетики семян (corn genetics), предполагающая поиск организации и функции, а не рассматривающая ген как командный центр, обладающий абсолютной властью. Это позволило получить результаты, за которые МакКлинток была удостоена Нобелевской премии по медицине в 1983 году, но при этом ей пришлось бороться с мужским негативизмом в отношении некоторых ее концепций и финансирования ее исследований. Келлер утверждает, что женщинам свойственно заниматься поисками более сложных взаимодействий, тогда как мужчины часто пытаются обнаружить лишь линейные причинно-следственные связи. Это привело мужчин к переоценке контролирующей роли ДНК, не принимая при этом во внимание ее взаимодействия с другими молекулами. Аналогичное замечание делает Бон-ни Спэниер (Bonnie Spanier, 1995), микробиолог и специалист по женским исследованиям (women's studies). Несмотря на наличие фактов, свидетельствующих об интеракционной роли самых различных сложных молекул, проведенный ею обзор учебников и журнальных статей показал, что для них типичен один и тот же шаблон приписывания гену контролирующих функций и помещения его на вершине иерархии молекул в клетке.