Смекни!
smekni.com

Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов ис­следования и преподавания психологии (стр. 20 из 168)

В XIX в. Дмитрий Иванович Менделеев (1834-1907) в России и Юлиус Мейер (Julius Meyer, 1830-1895) в Германии, основываясь на более ранних ис­следованиях, разработали периодическую таблицу химических элементов. Тем самым был систематизи­рован характер отношений между элементами, рас­пространяющийся на всю материю, — закон, ставший фундаментальным как для химии, так и для физики.

50

Другим принципиальным научным достижением явилась теория биологической эволюции Чарльза Дарвина (1809-1892), подкрепленная огромным фактическим материалом и опровергающая теологи­ческую доктрину творения различных видов живых существ. Другим важным аргументом против теоло­гии стал синтез органического вещества — мочеви­ны — из неорганического — цианата аммония, осуще­ствленный Фридрихом Вёлером (1800-1882). Таким образом, был продемонстрирован тот факт, что не только живые органические формы представляют собой непрерывную эволюционную цепь, но что органическое и неорганическое вещества также еди­ны по своей природе, а значит, вера в божественную силу («витализм») , присутствующую в органичес­кой материи и якобы отличающую ее от неорганичес­кой, оказывается лишенной основания. Периодичес­кая система элементов явилась свидетельством того, что даже неорганические элементы связаны между собой непрерывным характером отношений.

Однако несмотря на революционные достижения физических и биологических наук, психология не участвовала в этом процессе превращения в система­тическую науку. Собственно говоря, не существова­ло даже четко очерченной дисциплины, носившей название «психология»; ее место занимало лишь предположение, развившееся из теологии и подхва­ченное философией XVII столетия, о том, что душа или разум являются источником таких видов чело­веческой активности, как мышление и воля. Вопрос о том, как нефизический агент может воздействовать на физическое тело, стал предметом острых фило­софских дебатов. Лишь к концу XIX в. психология начинает оформляться как самостоятельная дисцип­лина, хотя и все еще несущая на себе балласт про­шлого.

Попытки примирить душу/разум с природой.

Представление о душе, находящейся вне границ при­родного мира, оказалось для философии XVII и по­следующих веков не меньшим камнем преткновения, чем для Григория Нисского в IV в. (см. с. 40) Никто не осмеливался впрямую оспаривать его правомер­ность, как это сделал Лукреций в I в. Более того, отец современной философии Рене Декарт (1596-1650) просто допускал возможность взаимодействия души и тела без всякого логического анализа такой воз­можности. Он полагал, что душа (ум) является не­протяженной (unextended) (не имеет физических измерений), и располагается в шишковидной желе­зе головного мозга (эпифизе). Из этого центрально­го пункта она регулирует духи (spirits), расположен­ные в полостях мозга, и направляет их по нервам, заставляя мышцы сокращаться. Душа способна дей­ствовать независимо от тела, порождая чистое мыш­ление, тогда как мозг может порождать лишь вооб­ражение и восприятие. Когда душа и тело действуют совместно в процессе ощущения и воображения, их взаимодействие осуществляется в шишковидной железе. Картезианская теория интеракционизма под-

верглась яростным нападкам со стороны его совре­менников. Как, спрашивали они, душа, лишенная физических качеств, может взаимодействовать с чем-либо физическим? Для того чтобы воздействовать на что-либо физическое, она сама должна стать физи­ческой. И как душа может располагаться в шишко­видной железе или вообще где-либо в физическом пространстве, если она не обладает физическими из­мерениями, то есть не имеет протяженности в про­странстве? Этот вопрос, который до сих пор сводит на нет все усилия связать между собой душу (разум) и тело, получил название «картезианского дуализ­ма». В дальнейшем мы рассмотрим еще ряд попыток разрешить эту дилемму, практически безуспешных и в большинстве случаев основанных на аналогии. (Де­карт также прибегал к аналогиям с механическими и гидравлическими функциями тела, не применяя их, однако, к дуализму «душа—тело».) Порочным был сам отправной пункт этих аналогий, сверхнату­ральный конструкт, унаследованный от эпохи двух-тысячелетней давности, а не основанный на реаль­ных феноменах.

Барух Спиноза (христианское имя — Бенедикт, 1623-1677), один из критиков Декарта, попытался разрешить картезианский дуализм, предположив, что и душа, и тело являются атрибутами единого аб­солютного Бога, воздействующего на оба компонен­та, вместо предположения о душе, воздействующей на тело, или наоборот. Он позаимствовал из сферы своей профессиональной деятельности — шлифовки оптических линз — аналогию с выпукло-вогнутой линзой. Если смотреть на нее с одной стороны — лин­за кажется выпуклой, а с другой — вогнутой, однако это одна и та же линза. Аналогично, глядя изнутри, мы находим непротяженный атрибут мысли, а глядя снаружи — протяженный атрибут тела и движения. Оба они соответствуют друг другу, ибо являются ат­рибутами или аспектами единого Бога. Эта теория двух аспектов, все еще предполагающая две различ­ные сущности, рассматривалась, однако, многими мыслителями как гипотетическое разрешение дуа­лизма души и тела.

Пытаясь обойти вопрос о том, как могут взаимо­действовать душа и тело, Готфрид Лейбниц (1646-1716) предложил удачно согласующуюся со взгляда­ми Григория Нисского аналогию с часами. Бог создал душу и тело в совершенной гармонии, каждую — сле­дующую своим, не зависимым от другой законам, по­добно часовщику, создающему два часовых механиз­ма, ход которых всегда согласуется, хотя они и не воздействуют друг с другом. Это означает, что когда душа решает покинуть классную комнату, тело вста­ет и уходит из класса не потому, что разум воздей­ствует на тело, а потому что они полностью синхро­низированы божественным актом творца. Эта докт­рина получила название теории «предустановленной гармонии». Она является развитием гипотезы Лейб­ница о том, что Бог создал неразложимые (и не сво­димые ни к чему), лишенные протяженности духов-

51

ные силы, названные «монадами». Эти монады, ко­торые не имеют никакого влияния друг на друга, су­ществуют согласно закону иерархии, основанному на эманациях Плотина, где Бог является верховной мо­надой. Единый (объединенный) разум, как монада, отражает различные степени ясности; самыми туман­ными являются ощущения, восприятие соответству­ет промежуточному уровню, а апперцепция облада­ет совершенной ясностью. Идеи, к которым относят­ся, в частности, математические истины, являются врожденными и содержатся в едином разуме.

Джон Локк (1623-1704), заинтересованный не столько в разрешении проблемы дуализма «душа-тело» или в разработке характеристик теологичес­кого понятия души, сколько в определении роли ра­зума в человеческом познании, отверг взгляды Де­карта и Лейбница о врожденных идеях и выдвинул гипотезу, согласно которой единственным источни­ком знания является опыт; эта точка зрения полу­чила название «эмпиризма» (или английского эм­пиризма, поскольку ряд британских авторов при­держивался сходных точек зрения). Он предложил ставшую знаменитой аналогию детского разума с чистым ЛИСТОМ) на котором записывается (индиви­дуальный) опыт. Мы приобретаем знания благода­ря ощущениям внешнего мира и рефлексии (reflection) внутреннего. Локк принимает модель двух миров Плотина—Галилея—Ньютона и утверж­дает, что «вторичные качества», такие как запах, вкус и прикосновение, звук и цвет, удовольствие и боль, производятся организмом и являются непро­тяженными, в отличие от «первичных качеств»: формы, плотности, количества и движения, суще­ствующих независимо от разума и имеющих протя­женность.

Развивая мысль Локка, Джордж Беркли (1685-1753) рассуждает о том, что если вторичные качества находятся в разуме, то нет причин полагать, что пер­вичные качества не могут находиться там же. А если так, то все находится в разуме. И поскольку ощуще­ния существуют в человеческом разуме, объекты представляют собой не что иное, как совокупности (packages) ощущений. Таким образом, физический мир не обладает независимым существованием от разума людей. Однако, несмотря на такую точку зре­ния, Беркли подчеркивает важность опыта в установ­лении ассоциаций между различными ощущениями. Настаивая на том, что имеющая протяженность ма­терия не может воздействовать на лишенный протя­женности опыт, Беркли полностью устраняет одну сторону дуализма «душа—тело» и утверждает мо­низм, в соответствии с которым все сущее есть дух. Эта точка зрения во многом близка к индийской фи­лософии Веданты (см. с. 41) и крайнему логицизму Августина. Анонимный шутник иронизирует над по­зицией Беркли в следующем сатирическом стихотво­рении:

Жил на свете целитель верой; Он сказал: «Хотя боль нереальна,

Если сяду я на булавку,

Что пронзит мою нежную кожу,

Испытаю иллюзию боли».

Шотландский мыслитель Дэвид Юм (1711-1776) делает вслед за Беркли следующий шаг и отрицает как разум, так и дух, поскольку мы не можем убе­диться в их существовании. Наш опыт, утверждает он, представляет собой коллекцию ощущений или «впечатлений», которые благодаря привычным ассо­циациям (опыту совместного восприятия различных вещей) заставляют нас приписывать этим впечатле­ниям качество причинности. Впечатление причинно­сти и другие ассоциации представляют Собой мен­тальную гравитацию (mental gravity), притягиваю­щую друг к другу ментальные частицы. Вслед за Локком и Беркли Юм сводит качества мира (реаль­ности) к ментальным ощущениям (mental sensations). Несмотря на свое отрицание разума, Юм отводит разуму место своего рода театра, на сцене которого последовательные ощущения появляются и смешиваются друг с другом и с различными ситуа­циями, ассоциируясь по закону психической грави­тации. Таким образом, разум — это всего лишь кол­лекция ощущений. Эта позиция, базирующаяся на взглядах других представителей английского эмпи­ризма, является кульминацией атомистической тео­рии разума, противоположной точке зрения о едином разуме, разделяемой мыслителями континентальной Европы (континентальной философией). Атомы ра­зума возникают из мира, тогда как согласно пред­ставлениям континентальной философии единство разума предполагает наличие врожденных идей или врожденной организации наших ощущений окружа­ющего мира. Идея атомистического разума, пропове­дуемая Юмом, ознаменовала радикальный отход от представлений о единой душе/разуме, разделяемых Отцами Церкви, Августином, Плотином, Фомой Ак-винским, Декартом, Лейбницем и другими мыслите­лями.