Смекни!
smekni.com

Н. Смита рекомендована слушателям и преподавателям факультетов психологии и философии вузов по курсам общей психологии и истории психологии, системных методов ис­следования и преподавания психологии (стр. 26 из 168)

Социальный психолог Курт Левин (1890-1947) применил гештальт-психологию к группам. В его «групповой динамике» поведение каждого индиви­дуума определяется паттерном энергии всей группы, подобно тому как мозг в гештальт-теории определя­ет сенсорные элементы. Данная теория оказала вли­яние на гуманистическую психологию (см. главу 4) и такие ее формы участия в Движении за человечес­кий потенциал, как Т-группы и группы встреч. Ле­вин также оказал влияние на экологическую психо­логию (см. главу 7), общественную психологию (см. главу 13) и энвайронментальную психологию (там же) благодаря его вниманию к поведению как функ­ции среды.

Резюме и выводы

Психологические представления первобытных людей наделяли все вещи жизненной силой. Жиз-

15 Возможно, именно благодаря своему китайскому происхождению и связи с китайской культурой Куо с самого на­чала избежал влияния западной традиции, что позволило ему сформулировать подход, альтернативный западному ме­ханицизму и ментализму.

61

ненные силы человека, определяющие его поведе­ние, нередко отождествлялись с биологическими органами, в особенности с сердцем. Аристотель по­ставил психологию на последовательно натуралис­тический путь, описав взаимодействие организма и среды, вместо того чтобы помещать определяющие поведение силы в организм человека. В последую­щие века тяжелые социальные условия заставили интеллектуалов обратиться внутрь себя и отвер­нуться от внешнего мира, превратив псюхе из жиз­ненной функции в сверхъестественный внутренний определяющий фактор. Аналогичная трансформа­ция при сходных обстоятельствах произошла ранее в Индии. Христианские теологи развили учение о псюхе (душе), превратив его в психологию внутрен­ней жизни; этот подход доминировал в мышлении людей на протяжении всего Средневековья и даже в более поздние исторические периоды. В то время как другие науки освобождались от теологии, пси­хология оставалась в ее власти, однако она привлек­ла внимание философии — дисциплины, начавшей отходить от теологического мышления. Такие на­правления философии, как рационализм, эмпиризм и позитивизм, придали психологии больший вес, но сохранили психологический дуализм и, кроме того, привнесли в психологию принципиальное расхож­дение по вопросу о том, является ли душа целост­ной или атомистической. Вместо того чтобы обра­титься к наблюдению природы, философы пытались натурализовать душу, прибегая к аналогиям и био-логизации. Даже после появления эксперименталь­ной психологии исследователи продолжали пола­гать, что они изучают нечто неосязаемое (эфемер­ное), что может быть исследовано лишь косвенными методами.

Классические системы психологии, появившие­ся в конце XIX и развивавшиеся до 50-х — 60-х гг. XX века, как правило, представляли собой реак­цию на эти многовековые проблемы и продолжа­ли интерпретировать свои наблюдения преимуще­ственно в терминах ощущений/разума/сознания/ промежуточных переменных, несмотря на значи­тельный прогресс самих методов наблюдения по мере принятия ими методологии лабораторных исследований. Лишь постепенно, да и то в ограни­ченных пределах, эти психологические системы начали обращаться к описательному методу обра­ботки получаемых ими данных, принятому други­ми науками. Только радикальный бихевиоризм от­бросил менталистские конструкты, впав при этом, однако, в другую крайность — механицизм. Неко­торым нецентрическим системам удалось избежать как дуализма «душа—тело», так и механицизма и биологического редукционизма, придав основное значение взаимозависимости объекта и организма, взаимодействующих в контексте. Другие совре­менные системы остаются близки традиции, восхо­дящей к Отцам Церкви, либо переносят основной акцент преимущественно на среду (в частности,

эко-бихевиоральная наука). Теория психоанализа (см. главу 5), представленного как классическими, так и современными системами, изначально пост­роена на внутренних ментальных структурах раци­оналистов и энергиях или силах физиков, и пото­му психоанализ не способен покончить с теологи­ческим дуализмом «душа—тело», хотя и пытается придать себе статус систематической науки. Гума­нистическая психология (см. главу 4) замещает душу понятием «я» (self). Постмодернизм и соци­альный конструкционизм (см. главу 8) отрицают достоверность рационального и научного позна­ния, обращаясь, однако, к логике и кросс-культур­ным научным исследованиям для оправдания сво­ей позиции. В некоторых версиях этих систем по­знающий сливается с познаваемым, как у Плотина, тогда как в других вариациях он охватывает непоз­наваемый мир Канта.

История показывает, что в первую очередь именно дуализм «душа—тело» и различные реак­ции на него породили среди психологов столь глу­бокие разногласия по поводу того, что составляет предмет психологической науки. Эти разногласия начинают возникать после окончания эпохи Сред­невековья, когда душа становится все более запу­танной темой и с логической, и с эмпирической точки зрения (т. е. с точки зрения наблюдений). В то же время история показывает нам, что дуа­лизм «душа—тело» — это порождение лишь двух последних тысячелетий истории. Альтернативы ему, как и биологическому редукционизму, были известны еще в IV в. до н. э., но остались незаме­ченными мыслителями последующих эпох. Они известны и сегодня, но также не получают долж­ного внимания. Насколько обоснованы такие аль­тернативы, это отдельный вопрос, однако пока мы не признаем факт их существования и не начнем анализировать их, мы не сможем обеспечить себе базу для информированного выбора. В целом тра­диционная психология до сих пор не рассматрива­ет эти альтернативы и позволяет лишь допущени­ям, идущим из культуры прошлых исторических эпох, определять характер различных современных психологических систем.

Современная психология характеризуется не только наличием разногласий по поводу своего пред­мета, но и крайней раздробленностью в своих теоре­тических и методологических подходах. Отчасти это обусловлено все возрастающей специализацией наук, но наряду с этим — и многовековыми разногла­сиями по поводу конструкта души. В этой ситуации снова оказывается вполне уместным задать те вопро­сы, которые были поставлены нами в начале данной главы. Является ли психология наукой, занимаю­щейся изучением души и ее репрезентаций суще­ствующего независимо от нее реального мира? Изу­чает ли она формы поведения, испытывающие влия­ния разумной души (или познающего разума)? Или,

62

может быть, просто формы поведения? Или воздей­ствие окружающей среды на организм? А может быть, мозга? Или же взаимоотношения организма и среды в контексте?

ЛОГИКА НАУКИ

Под заголовком «логика науки» (называемой так­же «философией науки») может скрываться множе­ство тем. Здесь мы рассмотрим вопросы, которые яв­ляются центральными для 16 психологических сис­тем, описанных в данной книге. Во многих случаях эти темы являются не взаимоисключающими, а перекры­вающими в той или иной степени друг друга. Факти­чески, с некоторых точек зрения все они представля­ют собой подразделы вопроса о различении между конструктами и событиями (явлениями), а также спо­собами использования обоих этих понятий.

Конструкты против событий

Различение конструктов и событий. Конструк­ция или «конструкт», как указывает само название, представляет собой нечто конструируемое, а не на­блюдаемое. Конструкт является продуктом теорети­зирования, абстракцией, измышлением. Собственно говоря, все, что не является исходным (original) со­бытием, является конструктом: теории, гипотезы, принципы, математические формулы, диаграммы, измерения... Даже описание можно считать кон­структом, поскольку оно не является той вещью, ко­торую описывает. К примеру, декартова «душа», «мо­нады» Лейбница, «впечатления» Юма, «идеи и ощущения» Локка, «пружины» Ламетри, «трансцен­дентальное единство апперцепции» Канта, «специ­фические нервные энергии» Мюллера, «психическая химия» Дж. С. Милля, «О» Вудвортса и «изомор­физм» Келера — все они представляют собой кон­структы. Наиболее значимый вопрос касается, одна­ко, того, выводятся ли эти конструкты из наблюдае­мых событий или навязываются им (Ebel, 1974; Kantor, 1957, 1962; Lichtenstein, 1984; Observer, 1983). Во всех перечисленных выше случаях конст­рукт заимствовался из сложившейся культурной тра­диции и навязывался событиям. Событиями являют­ся видение, представление (believing), запоминание, мышление, воображение и другие конкретные, осу­ществляемые человеком акты, а не нервные энергии, ощущения и тому подобное. Событие — это то, что происходит; безразлично, знаем мы об этом или нет.

Авторы недавно вышедшей книги, посвященной теоретическим вопросам психологии, характеризую­щие данное издание как «исчерпывающее руковод­ство» (Bern & Looren de Jong, 1997), даже не упоми­нают о принципиальном вопросе конструктов.

В многовековых дебатах о природе души вопрос о природе конструктов и их смешении с событиями также не рассматривался. В этом отношении все (спорящие друг с другом) авторы пребывают в свя­щенном согласии.

Тем не менее вопрос о различении конструктов и событий имеет принципиальное значение. Его реше­ние определяет теорию, методику исследований, их практическое применение и даже решение вопроса о познаваемости. Вундт утверждал, что мы не может познавать сознание, но лишь эффекты (следствия) его деятельности. И в том, что мы не можем познавать эфемерные конструкты, он был прав. Но было ли во­обще для него необходимым обращаться к этому кон­структу или ему было достаточно просто ссылаться на реакции, которые он фактически измерял? Сообщали ли испытуемые в экспериментах Титченера об обна­руженных ими путем интроспекции элементарных ощущениях или о различаемых ими с помощью орга­нов чувств объектах и событиях? Красноречивой ил­люстрацией смешения конструктов и событий может послужить исследование Познера и Рэйчела (Posner & Rachel, 1994, p. 24). Авторы представили диаграм­му, в которой по горизонтальной оси предполагалось откладывать результаты изучения мозга, а по верти­кальной — разума. И они действительно наносят на диаграмму результаты изучения мозга методами ви­зуализации на разных уровнях детализации, при этом «разум» оборачивается временем.