ях — «меня охватил импульс», «мой ум переполняют сомнения», «будущее не сулит мне ничего хорошего». «Я буду» и «я не буду» заменяют «я должен» и «я не могу». «Я выбираю», «я знаю» и «я предпочитаю» звучат все чаще по мере углубления инсайта. Сам инсайт — это то, что анализанд делает, а не то, чем он обладает. Это — растущее субъективное действие, а не усиление или уменьшение контроля эго над ид и суперэго. «Человек — это его собственный импульс, механизм защиты, инсайты и так далее, ибо все это — его собственные действия» (р. 147).
Нижеследующий отрывок иллюстрирует, как Шефер заменяет метапсихологию языком действий, сохраняя при этом некоторые традиционные фрейдистские конструкты:
«При разрешении эдипова комплекса должно быть отвергнуто инцестуальное желание ребенка. Во-первых, мы должны перестать изолировать идею эдипова комплекса или идею желаний инцеста от идеи действий ребенка. Кроме того, мы должны изменить страдательный залог на действительный, с тем чтобы не лишать определенности агента отказа; ибо только используя действительный залог, мы, безусловно, требуем наличия конкретного автора рассматриваемого действия. Это превращение можно затем сформулировать так: "Прекращая вести себя в эдиповой манере, ребенок больше не рассматривает своего родителя с преувеличенно сексуальной и конкурентной точки зрения". Затем мы можем перейти к детализации того, как ребенок совершает этот знаменательный поступок, например, путем вытеснения, идентификации, обращения или замещения и путем систематического осуждения любого явного или привычного акта, посредством которого он может видеть родителей в этом теперь пугающем и нежелательном свете» (р. 208).
В целом причины действий человека заменяют объяснение посредством метапсихологии и мотивов, и это делает действия более понятными. Когда язык заменяет психический детерминизм и физическое объяснение, обычная грань между объяснением и описанием перестает существовать; ибо в системе Шефера описание посредством слов-действий и есть объяснение. Как выразился по этому поводу один психоаналитик, «ограничивая психологическое отнесение самими действиями, новый язык дает объяснение только в терминах смысла или "причин" ("reasons"), в соответствии с которыми характеризуются действия» (Fourcher, 1977, р. 137).
Желания и оговорки. Эти слова являются дополнительными примерами модификаций Шефером психоаналитической терминологии и средством, с помощью которого слова могут дать атрибуцию причинности. Желания не блокируются (не фрустрируются) и не
152
инициируют действие, настаивает Шефер. Люди совершают действия, чтобы заблокировать собственные желания. Люди инициируют действие. Аналогичным образом не существует речевых оговорок, и слова не слетают с языка. Ни языкам, ни словам не присуще какое-либо независимое действие. Скорее это примеры, в которых анализанд участвует в двух действиях одновременно, одном намеренном и другом ненамеренном.
Конфликт. Как правило, аналитики трактуют конфликт на языке физики или биологии как результирующую сил или противоположных импульсов. Затем происходит интрапсихическая борьба между этими силами или импульсами. Но в реальности, согласно Шеферу, указание на конфликт основано на одновременном участии анализанда в двух противоположных действиях, таких как неповиновение и подчинение или нападение и защита. Симптомы порождаются людьми, а не психическими энергиями.
Разум? Предположительно существующий «ум» или «разум» (mind), согласно Шеферу, трактуется по-разному: как (а) место («у меня в уме засела мысль»), (б) автономный агент («мой разум говорит мне») и (в) сущность, независимая от «меня» («мой ум блуждал»). Поскольку определения разума позволяют нам наблюдать или комментировать его как нечто обособленное, человек может отрицать свою ответственность за действие. Однако разум — это не обладание и не причинная сила. Это то, что мы делаем. Советы «говорить все, что приходит вам на ум» или «вам в голову» приводят к обратным результатам, ибо они позволяют анализанду отречься от ответственности: за все отвечает разум. Но разум — это не место, куда проникают идеи или где какой-то агент действует независимо от человека. Только человек, действуя — думая, желая, чувствуя и т. д., — может и должен принять ответственность за собственные действия. И поэтому формулировки должны быть следующего порядка: «О чем это заставляет вас подумать?» или «С чем вы соотносите эту ситуацию?».
Опыт. Опыт — это не что-то, находящееся в уме или сознании и доступное интроспекции. Это придание смысла данностям, «конструирование личных или субъективных ситуаций» (р. 368). Следовательно, это тоже действие.
Интернетизация. Мы часто говорим, что кто-то интернализовал некоторые ценности или запреты либо другие атрибуты или процессы. Но «внутрь чего?», — спрашивает Шефер. Мы не имеем в виду, что внутрь головного мозга или внутрь тела, хотя биологические структуры необходимы для «ментальных процессов». Возможно, мы имеем в виду, что человек интернализует что-то внутрь своего ума или внутрь эго. Однако мы не определяем ум или эго таким образом, чтобы указать их местонахождение и тем самым их внутреннюю часть. Внутрь «Я» равным образом неудовлетворительно, ибо в теории Фрейда «Я» носит только описательный характер и не имеет
структуры или функции, которые могли бы обеспечить какую-то внутреннюю часть. Как правило, «Я» указывает на человека, как делают это местоимения «я» или «мне»; это средство отображения индивидуума. Шефер доказывает, что подростки в своей борьбе за независимость от родителей мыслят «Я» и идентичность инфантильным и конкретным образом, а психоанализ включил «эти архаичные эмпирические сообщения» (р. 193) в свою теоретическую базу. «Интрапсихический», «внутренний мир» и «интро-екция» — это все варианты «интернализации», которые обладают теми же недостатками.
Если мы спрашиваем, где пребывают мысль или мечта, то должны заключить, что это не может происходить в уме, ибо сам ум лишен местопребывания. Также и человек не сохраняет внутри себя идеи или чувства. Более правильно сказать, что человек думает, мечтает, вынашивает идеи и чувствует. В терминах действий «интроекция», традиционно рассматриваемая как инкорпорированный объект, означает нечто созданное фантазией, что сохраняется с некоторой характерной формой действия. Однако Шефер соглашается, что «личное» — термин, оправданный по отношению к тому, «что не передается при коммуникации». Таким образом, термин «интрапсихический» относится к «личному и в значительной мере бессознательному припоминанию, воображению, планированию и другим действиям, которые человек совершает более или менее эмоционально» (р. 160). Вот один из примеров преобразования Шефером термина «внутренний»: «Ваше хроническое глубокое чувство несостоятельности продиктовано осуждающим внутренним голосом вашей матери» становится «Вы регулярно воображаете голос своей матери, осуждающий вас, и, в соответствии с этим, смотрите на себя как на несостоятельную личность». Он заключает, что интернали-зация относится скорее к акту фантазии, чем к какому-то процессу.
Может ли человек затаить внутри гнев? Может ли он выплеснуть его? Психоаналитики говорят о гневе как о замещающем, разряжающемся и обращенном на себя. Эти отнесения предполагают, что гневу присущи субстанция, количество, протяженность и местопребывание. Но если он разряжается или проявляет себя, куда он уходит, спрашивает Шефер. И остается ли пустым пространство, которое он прежде занимал, или оно чем-то заполняется? Если сказать вместо этого, что человек гневается, это позволит направить внимание на то, что человек фактически делает, и устранит несоответствие между наблюдением и теорией. Вот другое словесное преобразование Шефера: «Это был затаенный гнев, который вы наконец выпустили» становится «Наконец-то вы разгневались» (р. 174).
Экстернализация. Шефер находит «экстернализа-цию» такой же неудовлетворительной, как «интерна-лизацию», ибо она подразумевает два места пребывания, внутреннее и внешнее. Отсылка к «внешней
153
реальности» или «внешнему миру» может означать только субъективное действие. «Проекция» традиционно используется для того, чтобы обозначить исторжение чего-то изнутри наружу, например желания, которое человек приписывает другому человеку, а не себе. Но на языке действий оно превращается в воображаемое перемещение желания.
Последствия исключительного использования языка действий. Фурше (Fourcher, 1977) находит в языке действий Шефера как важные достоинства — включая демистификацию значительной части психоанализа, — так и серьезный недостаток, когда он используется исключительно. Он не позволяет понять, почему один класс действий отличается от другого, а только описывает то, чем отличаются действия. Если, к примеру, «бессознательное» — это только модус действия и нет возможности определить, почему имеет место один модус действия, а не другой, например, бессознательный, а не сознательный, тогда отсутствует базис смысла и понимания.
Описательный подход. Позже Шефер (Schafer, 1983, 1985) начал рассматривать психоанализ как занимающийся меньше прошлым и больше — настоящим. Он становится описательной (narrative) процедурой, которая заменяет традиционную интерпретацию скрытых мотивов. Когда объект анализа рассказывает и пересказывает истории, вращающиеся вокруг таких психоаналитических тем, как эрогенные зоны тела (с относящимся к ним глотанием, сохранением, исторжением и т. д.) и концептуализация чувств и идей (таких как пища, моча, дети и т. д.), невротические характеристики трансформируются в переработанные описания («повествования»). Эти переработки (revisions) более адаптивны и связны, что, как утверждает Шефер, дает терапевтический эффект.