Разделяя мнение большинства философов XVIII в., Руссо полагал, что республиканский строй возможен лишь в государствах с небольшой территорией. Прообразом народовластия для него служили плебисциты в Римской республике, а также коммунальное самоуправление в кантонах Швейцарии.
К числу ближайших предшественников Руссо в области общественно-политической мысли следует отнести Гуго Гроция (1583-1645), Томаса Гоббса (1588-1679), Джона Локка (1632-1704), Ш.-Л. Монтескье (1689-1755).Кратко рассмотрим суть учений каждого из мыслителей.
Гуго Гроций, крупнейший ирландский ученый-юрист, в 1625 году выпустил в свет свое главное сочинение – «О праве войны и мира», в котором утверждал, что в условиях первобытных отношений стихийно господствовало естественное право, коренящееся в самой природе человека, и, что нормы его неизменны и вечны. Затем главную роль в этих отношениях, по мнению Гроция, стала играть абсолютная верховная власть, возникшая якобы в результате добровольного отказа людей от своей естественной первобытной свободы. Отсюда следовало, что верховная власть представляла собой не продукт естественного права, а некий исторический факт.
Соглашаясь с некоторыми выводами Гроция, Руссо вместе с тем подвергал критическому разбору его учение о происхождении верховной власти, подчеркивая враждебность этого учения интересам народа[9].
В «Общественном договоре» Руссо довольно часто упоминает о политическом учении Т.Гоббса. Руссо резко критиковал антидемократические тенденции во взглядах Гоббса, его «презрение к свободе и равенству». Но это не мешало ему видеть сильные стороны учения английского философа-материалиста, а именно его антифеодальные взгляды на церковную гегемонию. Руссо писал, что Гоббс впервые «…осмелился предложить соединить обе головы орла (т.е. церковь и государство) и привести все к политическому единству, без которого ни Государство, ни Правление никогда не будут иметь хорошего устройства».
В «Общественном договоре» и других сочинениях Руссо часто встречаются ссылки и на другого английского философа-материалиста – Джона Локка. Согласно системе обучения и воспитания Локка, изложенной в трактате «Несколько мыслей о воспитании», на детей следует воздействовать главным образом убеждением, обращаясь к их разуму. В этом вопросе Руссо расходился не только с Локком, но и со всеми предшествующими ему авторитетами – Монтеем, Лабрюйером и др. В соответствии со своими морально-педагогическими взглядами он утверждал, что самая важная и первоначальная задача воспитания – сделать детей восприимчивыми к тому, что им внушают. «Сам Локк, мудрый Локк, - писал Руссо в романе «Новая Элоиза», - позабыл сию основу; он больше говорит о том, что следует требовать от детей, нежели о том, как этого от них добиться».
Большое влияние на Руссо оказал выдающийся французский социолог Ш.-Л.Монтескье . Главное произведение Монтескье – «О духе законов» (1748) – представляет собой капитальное исследование об основных условиях и гарантиях политической свободы. Лучшей гарантией политической свободы Монтескье считал разделение и уравновешивание властей: законодательной, исполнительной и судебной. Он утверждал, что подобное разделение явится не только гарантией полного осуществления политической свободы, но и решающим условием успешного устранения всевозможных государственных злоупотреблений.
Центр тяжести в политической доктрине Руссо перенесен на проблемы социальной природы власти и ее принадлежности народу. С этим связана и другая особенность его теории: в ней нет детального проекта организации идеального строя. В "Общественном договоре" Руссо стремился обосновать лишь общие начала "свободной республики". Он подчеркивал, что конкретные формы и методы осуществления власти следует определять применительно к каждой отдельной стране, с учетом ее размеров, прошлого и т.п. Принципы такого подхода он изложил в проектах конституции для Польши и Корсики.
Глава 2 Социально-политическая философия
Мысль, что государство возникает на добровольном союзе, отмеченная в «Рассуждении о неравенстве», более подробно описана в «Политической экономии» и позднее в «Общественном договоре» (1762).
Ж.-Ж.Руссо выступил для своего времени с радикальной политической программой, лейтмотивом которой была идея демократической организации государственной жизни посредством «общественного договора», утверждающего «царство разума» и обеспечивающая народный суверенитет. Общественный договор появляется тогда когда «человеческий род погиб бы не измени он своего образа жизни». В его основу положена общая воля, в результате которой «каждый член превращается в неразделимую часть целого».
Переход от «естественного состояния» к гражданскому изменяет человека; но при этом награждает его многими преимуществами: а, именно, создает из «ограниченного животного разумное существо – человека». Человек же в гражданском состоянии приобретает моральную свободу, «ибо поступать лишь под воздействием своего желания есть рабство, а подчиняться закону, который ты сам для себя установил, есть свобода».
И в связи с этим нужно отметить, что Руссо делает теперь ударение на «праве», которого он не признавал ни за тем, кто совершил первую заимку – без согласия остальных людей, ни за тем, кто опирался впоследствии на так называемое право сильного. «Общественный договор, - поясняет Руссо, - устанавливает между гражданами такое равенство, в силу которого все они, принимая на себя обязательства, подчинены одинаковым условиям и все должны пользоваться равными правами»[10].
Любое правление, которое следует общей воле, должно быть основано на законах. «Общественным соглашением, - пишет Руссо, - мы дали Политическому организму существование и жизнь; речь идет о том, чтобы при помощи законодательства сообщить ему движение и наделить волей».
По мнению Руссо, суверенитет неотчуждаем, един и неделим. Исходя из этого, он критикует идею разделения властей Монтескье, а также тех политиков, которые «разделяют суверенитет в его проявлениях». Они, как отмечает Руссо, разделяют его на силу и на волю, на власть законодательную и на власть исполнительную; на право облагать налогами, отправлять правосудие, вести войну, на управление внутренними делами и на полномочия вести внешние сношения; они то смешивают все эти части, то отделяют их друг от друга; они делают из суверена какое-то фантастическое существо, сложенное из частей, взятых с разных мест. С точки зрения Руссо, те права, которые нередко принимают за части суверена, на самом деле все ему подчинены и всегда предполагают наличие единой высшей воли, гегемонию верховной власти, которую нельзя разделить, не уничтожив. «Если вся власть оказывается в руках одного человека, - пишет Руссо, - тогда частная воля и воля корпоративная полностью соединены и, следовательно, последняя достигает той наивысшей степени силы, какую она только может иметь… Наиболее активным из Правительств является правление единоличное.»
В идее Монтескье о взаимном сдерживании обособленных и противопоставленных друг другу властей Руссо видел нежелательные крайности, которые ведут к их враждебным отношениям, дают силу частным влияниям или ведут даже к раздроблению государства. Отвергая идею разделения властей в трактовке Монтескье, автор «Общественного договора» вместе с тем признает необходимость разделения государственных функций и разграничения органов, представляющих в пределах своей компетенции государственную власть. Руссо видит принципиальное различие между законодательной и исполнительной властью.
Законодательная власть у него тесно связана с суверенитетом. Это – воля всего суверенного народа и потому должна регулировать вопросы общего характера, касающиеся всех. Народ, повинующийся законом становиться их творцом. Но «как может слепая толпа, которая часто не знает, чего она хочет, ибо редко знает, что ей на пользу, сама совершить столь великое и столь трудное дело, как создание системы законов?» Для того, чтобы законы согласовывали в себе волю и разум, были мудрыми, нужен «поводырь», т.е. законодатель, являющийся лишь агентом воли и придающий ей законченную юридическую силу. «Законодатель – во всех отношениях человек необыкновенный в государстве… Это – не магистратура; это не – суверенитет… Это – должность особая и высшая, не имеющая ничего общего с властью человеческой. Ибо если тот, кто повелевает людьми, не должен властвовать над законами, то и тот, кто властвует над законами, также не должен повиливать людьми. Иначе его законы орудия его страстей, часто лишь увеличивали бы совершенные им несправедливости; он никогда не мог бы избежать того, чтобы частные интересы не искажали святости его сознания». Руссо признает, что тот, кто формулирует закон, знает лучше всех, как этот закон должен приводиться в исполнение и истолковываться. Казалось бы, поэтому не может быть лучшего государственного устройства, чем то, в котором власть исполнительная соединена с законодательной. Тем не менее, автор делает вывод, что во избежания влияния частных интересов на общественные дела необходимо, чтобы превращением закона, как общего правила, в акты индивидуального характера занималась особая правительственная (или исполнительная) власть. Исполнительная власть «как сила политического организма» устанавливается решением суверенного народа, а потому выступает только в качестве его доверенного слуги. Народ поручает осуществление этой власти конкретным уполномоченным лицам, которые должны действовать в строгих рамках закона и подлежат неусыпному контролю со стороны верховной законодательной власти. Более того, полномочия исполнительной власти исчезают сами собой, как только народ на законном основании собрался в качестве суверена для ведения своих дел.