Однако эти соображения, которыми обосновывается возможность истинного знания, в то же время ограничивают его областью феноменальных объектов чувственного опыта. Что представляет собой реальность как таковая, лежащая по ту сторону явлений, мы никогда не сможем узнать. Никакое утверждение относительно этой реальности не может быть ни подтверждено, ни опровергнуто наукой. Рационалистические претензии на знание посредством чистого разума того, что трансцендентно, т.е. выходит за пределы чувственного опыта, несостоятельны. Тем не менее мы не можем не размышлять о трансцендентном. Единство всего нашего индивидуального опыта приводит к предположению о целостной душе как субъекте этого опыта. Когда мы пытаемся найти исчерпывающее объяснение тому, что наблюдаем, то не может не думать о внешнем мире, ускользающем от всех наших попыток его познать. Когда мы размышляем над явлениями мира в целом, то неизбежно приходим к идее последнего основания всех феноменов - Бога, необходимого существа, не нуждающегося в основании. Хотя эти идеи разума не могут быть научно или теоретически обоснованы, они полезны для познания, выполняя регулятивную функцию - направляя наши исследования и объединяя их результаты. Например, мы поступим правильно, если будем исходить из того, что все в природе как бы устроено для определенной цели, а сама природа как бы выказывает простоту и всеобъемлющее единство, приспособленное к нашему пониманию. Кант также утверждает: указывая на то, что лежит за пределами опыта и не может быть доказано или опровергнуто в теории, идеи разума могут быть предметом веры, если, конечно, для такой веры найдутся какие-то другие убедительные с точки зрения здравого смысла основания.
Критика чистого разума была частично переписана при подготовке второго издания (1787). Пролегомены ко всякой будущей метафизике (Prolegomena zu einer jeden knftigen Metaphysik, 1783) дают более краткое и простое представление кантовской концепции. В Метафизических началах естествознания (Metaphysische Anfangsgrnde der Naturwissenschaft, 1786) принципы Критики применяются к основным законам естественных наук.
Критика практического разума
Кантовская вторая 'Критика', Критика практического разума (Kritik der praktischen Vernunft, 1788), содержит точную формулировку его этических взглядов; в более кратком и простом виде они представлены в Основах метафизики нравов (Grundlegung zur Metaphysik der Sitten, 1785). Этика рассматривается также во второй части большой работы, имеющей название Метафизика нравов (Die Metaphysik der Sitten, 1797). Основные положения кантовской этики связаны с самой концепцией практического разума - разума, способного быть основой для действия. Только человек обладает этой способностью; низшие животные действуют, повинуясь природным импульсам. Человек тоже, коль скоро и он животное, движим побуждениями и склонностями и, естественно, ищет удовлетворения своих желаний, однако, будучи разумным существом, способен понять непреложность долга, обязательность подчинения заповеди 'Поступай так, чтобы правило твоей воли могло всегда стать принципом всеобщего законодательства'. Этот фундаментальный моральный принцип Кант называет категорическим (т.е. безусловным, не ограниченным каким-либо условием, например целью, и не предписываемым как некое средство) императивом (повелением).
Поскольку каждому человеку этот принцип диктует его собственная разумная природа и он не навязывается извне, категорический императив представляет собой самозаконодательство, или автономию, воли. Напротив, действие, мотивами которого выступают чисто природные наклонности, представляет гетерономию воли, ее подчинение импульсам и желаниям. Предписания благоразумия, имеющие в виду достижение счастья, суть чисто гипотетические (кондициональные, условные) императивы, лишенные моральной значимости. Существует только один собственно моральный мотив, а именно уважение к самому моральному закону. Человек как разумное существо, подчиняющееся моральной заповеди, наделен достоинством (Wrde), ценностью (Wert), которая не может иметь цены (Preis) или эквивалентной замены - чего-либо, что могло бы ее компенсировать. Этот принцип абсолютной ценности отдельного человека выражен в еще одной формулировке категорического императива: 'Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству'. Моральная ценность, или добродетель, таким образом, является высшим (oberste) благом, и 'нет ничего в мире, равно как и за его пределами, что было бы столь же безусловно добрым, как добрая воля'. Однако, поскольку все люди по своей природе желают счастья, а те, кто добродетельны, его заслуживают, высшее и полное благо (summum bonum) есть добродетель вкупе со счастьем.
Исходя из таких этических предпосылок, Кант восстанавливает в качестве предмета веры то, что он отказался признать в качестве доказуемой истины в Критике чистого разума. Мы не можем игнорировать моральное предписание, поэтому должны также принять все, что существенно для его значимости. Среди такого рода импликаций - свобода воли, бессмертие и существование Бога. Человек как наблюдаемая реальность есть природное явление, и его поступки могут быть объяснены с помощью причин естественного порядка. Однако то, что мы должны совершать поступки из уважения к моральному закону и безотносительно к природным наклонностям, предполагает, что мы можем совершать такого рода поступки. А потому значимость морального императива, которую невозможно отрицать, требует веры в человека как трансцендентное существо и, следовательно, свободного законодателя собственного морального поведения.
Кроме того, моральный закон требует совершенства воли и чистоты мотивов, которые в действительности недостижимы, к ним можно лишь приблизиться в этой жизни. И опять-таки, поскольку значимость этого требования предполагает возможность его выполнения, мы должны верить в судьбу, выходящую за пределы этой жизни. Далее, то, что мы в моральном выборе должны поступать, не сообразуясь со стремлением к собственному счастью, - хотя счастье есть воплощение всех наших желаний, - не может быть разумной и значимой заповедью, если природой вещей не установлено некоего согласования между добродетелью и счастьем, которого она заслуживает. Следовательно, разум требует веры в Бога как в силу, обеспечивающую окончательное торжество справедливости. Таким образом, Бог, свобода и бессмертие, недоказуемые с помощью теоретического разума, обретают значимость в качестве 'постулатов' практического разума.
Критика способности суждения
Кантовская третья 'Критика', Критика способности суждения (Kritik der Urteilskraft, 1789-1790), состоит из двух частей. 'Критика эстетической способности суждения' содержит тщательно продуманную теорию прекрасного и возвышенного. 'Критика телеологической способности суждения' дополняет и в определенной степени проясняет его телеологическую доктрину и учение об идеях разума, которые содержатся в первой 'Критике'. Можно сказать, что общей темой двух частей является вопрос о нашем неявном полагании целесообразности вещей, которым с точки зрения теоретического разума и естественнонаучного знания не может быть приписано никакой цели. Исследователи Канта усматривают достоинства третьей 'Критики' в разных вещах: некоторые, особенно идеалисты, полагают, что она является кульминационным пунктом критической философии; другие, прежде всего эмпиристы, склонны видеть в ней добавление, которое составляет угрозу единству кантовской системы.
Как бы там ни было, кантовское обсуждение вопросов эстетики вызывает постоянный интерес. Опыт прекрасного, полагает Кант, является особым - незаинтересованным и бескорыстным удовольствием, которое мы испытываем при созерцании формы объекта. Это эстетическое удовлетворение возникает, когда предстающее перед нами не рассматривается в качестве объекта для определенной цели или желания, не берется в отношении к какому-то определенному теоретическому понятию, но таким образом возбуждает свободную игру познавательных способностей, что приводит воображение в гармонию с рассудком. В отнесении к объекту это чувство гармонии есть не что иное, как 'формальная целесообразность' данного объекта. Когда такое созерцательное удовольствие считают тесно связанным с самим объектом - и не только для того, кто испытывает это удовольствие, но и для всякого другого человека, - то данный объект называют прекрасным.
Чувство возвышенного, напротив, обязано ощущению несоразмерности между воображением и понятием. Когда мы бесстрастно созерцаем вещь, которая либо по своей величине, либо по своей мощи такова, что никакой образ, создаваемый нами, не адекватен ее идее, мы считаем этот объект возвышенным.
Философия права
Кантовская философия права, которая излагается в первой части Метафизики нравов, вырастает из этики. И право, и мораль имеют дело с правильным и неправильным. Однако морально правильное, с точки зрения Канта, - это проблема мотивов, юридическая же правильность должна относиться лишь ко внешней стороне поступков. 'Всякое действие, - говорит Кант, - правильно, которое в себе самом, или в максиме, на основании которой оно совершается, таково, что может сосуществовать со свободой воли каждого и всех, согласно всеобщему закону'. Это фундаментальное требование показывает, что кантовский подход опирается как на традицию 'естественного права' в юридической и политической теории, так и на индивидуализм, характерный для Просвещения.
Свободу индивида, коль скоро она может сосуществовать с такой же свободой всех, Кант рассматривает как прирожденное право человека. Все люди равны перед законом, и каждый имеет право не быть обязанным делать что-либо, кроме того, что он может вменить в обязанность другим. В 'естественном состоянии' индивид также имеет право претендовать на обладание тем, на что еще никто не претендовал, тем, на что он распространил свою волю. Однако, поскольку вышеупомянутые права являются общими для всех людей и, в отсутствие принятого закона, никто не связан обязательством воздерживаться от посягательства на чужое, если нет гарантий неприкосновенности своего, такое естественное право на вещи носит лишь предварительный характер, пока оно не будет подтверждено законом организованного общества - государства. Кант рассматривает образование государства в качестве веления самого практического разума, поскольку любое справедливое регулирование отношений 'мое-твое' предполагает гражданское единство государства и провозглашенный им закон.