Чтобы понять всю опасность военного конфликта вокруг Кубы, достаточно сказать, что советские ракеты среднего действия имели десятки ядерных зарядов, целями которых могли стать крупнейшие города Америки, включая Нью-Йорк, Вашингтон, Чикаго.
Небезынтересно, что кульминацией развязки кризиса, по мнению самого Н.С. Хрущева, была встреча 27 октября наедине посла Добрынина с братом президента Робертом Кеннеди (тайно, глубокой ночью в резиденции посла), которая наметила контуры возможного компромисса.
Кубинский кризис имел важные долговременные последствия. Оба правительства, оба лидера - Хрущев и Кеннеди - вольно или невольно стали осознавать большую опасность возможности взрыва такого кризиса, в котором они прямо противостоят друг другу. Более того, они поняли необходимость ослабления напряженности после урегулирования кризиса. В течение следующего 1963 года был подписан ряд соглашений между Москвой и Вашингтоном, включая договор о частичном запрещении ядерных испытаний и соглашение об установлении "горячей линии" (прямой связи) между обеими столицами.
Показательно также, что после октябрьского кризиса 1962 года не возникало новых серьезных кризисных ситуаций, связанных со спорами вокруг другого опасного очага - Берлина. Не возникало больше и угрозы американского вторжения на Кубу во все по- следующие годы, а ведь это была одна из главных задач Москвы в связи с Карибским кризисом.
Кризис дал обоим правительствам и лично послу хороший дипломатический урок: сохранение негласных контактов между противоборствующими сторонами, особенно в период острых кризисов, имеет большую ценность. Опыт кубинских событий, по существу, задал основное направление дальнейшей четвертьвековой дипломатической деятельности А.Ф. Добрынина на посту посла: он хорошо знал, сколь важно быть активным звеном, а нередко и прямым участником сугубо конфиденциального канала связи на высшем уровне для ответственного диалога между руководством обеих стран. Подчас это был, пожалуй, единственный путь, который не давал "холодной войне" перерасти в "горячую" или в затяжной опасный конфликт. Дальнейшая история советско-американских отношений это наглядно подтверждает.
Прошло десять лет после карибских событий. Довольно быстро промелькнули годы президентства Линдона Джонсона, которые не характеризовались какими-либо серьезными конфликтами между СССР и США. Наоборот, было заключено несколько важных соглашений, хотя война во Вьетнаме и арабо-израильский конфликт наложили определенный негативный отпечаток на их отношения.
На смену ему в Белый дом пришел Ричард Никсон - политик, который изначально проповедовал жесткий антисоветский курс. В результате в первые месяцы правления Никсона отношение к нему Кремля было настороженное, в частности в свете активизации политики США в Европе, на Ближнем Востоке (вообще противодействие нам в странах "третьего мира") и особенно заигрывание с Китаем в противовес СССР. Не торопился Никсон сначала и с продолжением переговоров с Москвой по вопросам контроля над вооружениями, особенно ядерным.
В этот непростой период перед советским посольством в Вашингтоне стояла нелегкая задача по завязыванию и развитию деловых связей с новой администрацией. На это был нацелен дипломатический состав посольства и лично посол, на которого легла основная тяжесть выполнения этой задачи.
Надо сказать, что А.Ф. Добрынин обладает хорошим природным даром устанавливать и поддерживать человеческие отношения и деловые контакты с представителями высшей элиты США. Почти не было политиков высокого ранга, с кем бы он не был знаком. Это относилось не только к официальным лицам правительства, членам Конгресса, но и к ведущим фигурам общественной и культурной жизни, деловых кругов и прессы. Он никогда не делал крена в сторону какой-то одной партии - демократов или республиканцев, слишком хорошо понимая закономерности, по которым функционирует американский политический механизм. Ко всему этому он в течение ряда лет был дуайеном дипломатического корпуса в Вашингтоне.
Так получилось, что в силу ряда обстоятельств (помимо указанных выше) вся нагрузка по поддержанию доверительных связей между руководством обоих государств в период "холодной войны" начиная с 60-х годов приходилась на советского посла в Вашингтоне. Этот конфиденциальный канал действовал даже в обход дипломатических служб. Знал о нем лишь строго ограниченный круг лиц. По этому закрытому каналу шла основная личная переписка между главами СССР и США, проходили поиски развязок кризисных ситуаций и тупиков сложных дипломатических переговоров. Существование такого тайного канала, возможно, не совсем укладывается в привычные, удобные схемы конфронтационных отношений периода "холодной войны". Но жизнь была шире таких схем. Конфиденциальный канал, будучи производным продуктом конфронтации, вносил элементы стабильности, известной предсказуемости в отношения ракетно-ядерных держав, уменьшая опасность серьезных просчетов и конфликтов между ними, и облегчал поиск взаимоприемлемых решений.
Установление А.Ф. Добрыниным закрытых встреч (в рамках конфиденциального канала) лично с президентом Никсоном и его помощником по делам национальной безопасности Киссинджером поставило на прочную основу доверительную связь между руководством обеих стран. Между совпослом и Белым домом была проведена даже прямая закрытая телефонная линия.
Посол Добрынин, - вспоминает Киссинджер, его партнер по многим переговорам тех лет, - был свободен от склонности рядовых советских дипломатов к мелким препирательствам для демонстрации своей бдительности перед начальством; он понимал, что во внешних делах репутация надежности является важным капиталом. Человек тонкий и организованный, обаятельный внешне и внутренне неизменно осмотрительный, Добрынин парил в верхних эшелонах Вашингтона с редким искусством. Сочетание незаурядного дипломатического таланта с апогеем подпиравшей его личные усилия советской геополитической мощи позволило Добрынину стать самым влиятельным послом СССР в Вашингтоне за всю историю советско-американских отношений.
К началу 1970-х годов в число приоритетных задач вошло ограничение стратегических, а позднее и космических вооружений. Становилось все более и более очевидным, что наращивание стратегических вооружений с обеих сторон приближалось к опасной грани, за которой мерцала мировая катастрофа. Бесконтрольное развитие военных ядерных программ только увеличивало риск того, что по каким-то причинам, в том числе техническим, гонка ядерных вооружений может погубить всю планету. Понимание необходимости обсуждения этих вопросов напрямую между Вашингтоном и Москвой появилось почти одновременно в обеих столицах.
В октябре 1969 года после первых негласных прощупываний посол получил инструкцию связаться с президентом Никсоном и передать ему предложение правительства СССР начать обсуждение возможных ограничений стратегических вооружений. В какой-то степени к этому Москву подталкивала тогда и растущая озабоченность по поводу намечавшейся программы по созданию в США противоракетной обороны "Сейфгард". Вскоре переговоры начались в Хельсинки на уровне официальных делегаций. Переговорщики с самого начала почти захлебнулись в трудностях прежде всего концептуального характера, начиная с вопроса о том, какое ядерное оружие можно считать стратегическим, какое - нет.
В этих условиях был активно задействован конфиденциальный канал. Все основные вопросы отрабатывались сначала на уровне Добрынина - Киссинджера, где велся поиск развязок, определялись рамки возможных компромиссов. Когда достигался определенный уровень взаимопонимания по ключевым вопросам, достаточно согласованные по этому каналу позиции затем передавались на рабочую правовую и военно-техническую доработку делегациям в Хельсинки.
Успешное применение двухуровневого подхода, когда одновременно работали тайные и обычные дипломатические каналы, привело к серьезным прорывам в области переговоров по ограничению и сокращению вооружений.
Киссинджер и Никсон были убежденными сторонниками скрытой дипломатии, полагая, что таким образом можно добиться большего, чем на обычных переговорах, подверженных болезни пропагандистской полемики и утечки доверительной информации. Никсон позднее писал, что "молчание является особенно эффективным вариантом дипломатической тактики. Если даже действия говорят громче, чем слова, все равно бывают времена, когда молчание говорит все же громче". Примером успешного применения этой тактики он считал разоруженческие переговоры Добрынина - Киссинджера.
До сих пор заключенные тогда соглашения по ОСВ-1, а также важнейший Договор о противоракетной обороне (ПРО), который был подписан в 1972 году, остаются в числе фундаментальных основ всего процесса по ограничению и сокращению ядерных и стратегических вооружений.
Надо сказать, что еще в 1967 году правительство Л.Джонсона дважды поднимало перед Москвой новый тогда вопрос о взаимном отказе от строительства систем противоракетной обороны. Аргументация: развертывание таких систем дестабилизирует общую стратегическую обстановку и повлечет за собой новую дорогую гонку ракетно-ядерных вооружений без реального обеспечения безопасности обеих стран. Впервые заговорил об этом министр обороны США Макнамара во время приватного ужина с советским послом у него дома вдвоем. Он привел при этом ряд расчетов, сделанных по его указанию американскими учеными (первоначальная стоимость, например, будет 30-40 миллиардов долларов, а строительство займет 10-15 лет). Макнамара предлагал совместно прикинуть возможности установления соответствующего взаимопонимания в строительстве сбалансированных ракетно-ядерных сил при полном запрете систем ПРО. Он выражал даже готовность, с согласия президента Джонсона, лично поехать в Москву для первоначального обмена мнениями.