В то время многие наблюдатели отмечали, что генералу не хватало чувства меры. Иногда ему изменяло и политическое чутье. Когда в декабре 1987 года на оккупированных Израилем арабских территориях вспыхнуло восстание палестинцев ("Интифада"), Рабин не только не счел нужным прервать турне по США, но и продолжал играть в теннис со своим американским коллегой Ф. Карлуччи.
В упрек министру обороны ставили то обстоятельство, что "Интифада" явилась для него полной неожиданностью. Но вряд ли это справедливо - она застала врасплох и руководство Организации освобождения Палестины во главе с Ясиром Арафатом. В самом начале палестинского восстания Рабин в минуту раздражения пообещал "переломать руки и ноги" инициаторам беспорядков. Эти опрометчивые слова привели к тому, что на Рабина навесили ярлык правого.
Но это было ошибкой. По своим взглядам и убеждениям Рабин был и оставался ближе к "голубям", чем "ястребам". Имидж правого стал следствием того, что в силу своей должности он возглавил борьбу с палестинской "интифадой". Сказанные им слова свидетельствовали не о жестокости министра обороны, а скорее о его несдержанности в высказываниях.
Тем не менее. Он быстрее многих оценил значимость восстания. Уже в феврале 1988 года он заявил активистам партии "Авода":
- Я кое-что усвоил за два с половиной месяца. И среди прочего то, что нельзя с помощью силы управлять двумя миллионами палестинцев.
Рабин был убежден, что присоединение оккупированных территорий разжижало бы еврейский характер Израиля. Но военный режим там означал бы бесконечную войну. Поэтому в 1989 году он предложил израильскому правительству план мирного урегулирования, к реализации которого ему удалось приступить только в 1992 году.
Соперничество между Пересом и Рабином вступило в решающую стадию накануне парламентских выборов 1992 года. После трех неудачных попыток Переса "оккупировать" кресло главы правительства, партия "Авода" решила сделать ставку на Рабина как деятеля, способного привлечь голоса не только левых, но и центристски настроенных избирателей.
Он вел избирательную кампанию как человек, который может принести стране мир и обеспечить безопасность. Но, чтобы добиться успеха, постоянно подчеркивал он, израильтянам придется отказаться от основной части своей национальной безопасности - ощущения изоляции.
- На протяжении многих лет, в силу необходимости, из-за угрозы войн, террора, - объяснял Рабин избирателям, - у нас укрепилось чувство осажденной страны, что весь мир против нас. Это породило сомнения в возможности достижения мира.
Будучи "саброй", Рабин был лишен тех эмигрантских чувств, которыми отличались отцы-основатели государства. Они боялись, что любая уступка арабам станет первым шагом к уничтожению. Но у него был и особый довод для палестинцев:
- Вы, которые ни единого дня не знали свободы и радости в своей жизни, прислушайтесь к нам хотя бы на этот раз.
"Авода" одержала победу. В июне 1992 года Рабин вновь оказался на вершине политической и государственной власти.
На посту главы правительства он столкнулся с дипломатическими переменами на международной арене и, в первую очередь, с распадом Советского Союза и концом холодной войны, с массовой репатриацией советских евреев в Израиль и мирными переговорами с соседними арабскими странами. Перечисленные факторы породили новые возможности для позитивных сдвигов во всех сферах жизни.
В первом же выступлении в кнессете (израильский парламент) он заявил, что "намерен идти другим путем" и отказался от "осадного менталитета".
- Моя первостепенная задача, - говорил Рабин в парламенте, - вдохнуть новую жизнь в мирные переговоры по Ближнему Востоку, начавшиеся в октябре 1991 года в Мадриде.
На пути к мирным договоренностям с палестинцами и Иорданией Рабину пришлось преодолеть яростное сопротивление экстремистских кругов. После ряда антиизраильских вооруженных актов со стороны палестинских радикальных организаций на него в очередной раз обрушился град обвинений в предательстве интересов Израиля.
Но премьер-министр подтвердил репутацию твердого политика, который не принимает решений на основе общественного мнения и сиюминутной конъюнктуры. Он стал первым руководителем еврейского государства, который признал ООП и в сентябре 1993 года подписал с ней соглашение о Палестинской Автономии. А в мае следующего года он и лидер ООП заключили в Каире соглашение о принципах практической реализации плана "Газа-Иерихон - сначала".
Соратники Рабина вспоминают, что после подписания с Арафатом "Декларации о принципах промежуточного урегулирования" он стал мягче, больше улыбался. Хотя он и пошел на огромный риск в отношении будущего своей страны, выпавшая на его долю задача довести начатое дело до конца (и уверенность в том, что он сделал правильный выбор) придали ему новые силы.
Впрочем, не следует думать, что Рабин был стопроцентным пацифистом. Далеко нет. В очередной раз он продемонстрировал это в июле 1993 года, когда израильская армия провела в южном Ливане операцию против проиранской экстремистской организации "Хезболлах".
Рабин был убежден, что мир нужно заключить именно сейчас, пока на Ближний Восток не проникло в полной мере ракетно-ядерное оружие. Он считал, что мир с соседями нужен для того, чтобы противостоять надвигавшейся угрозе исламского фундаментализма. Наконец, он учитывал внутреннюю ситуацию в Израиле и полагал, что страна не может вечно находиться в состоянии войны и повышенной боевой готовности.
Была только одна проблема, занимавшая в списке приоритетов Рабина не менее важное место, чем мир, - это безопасность страны. В данном вопросе он не был готов на компромисс и демонстрировал твердость.
- Мы будем вести борьбу с террором так, - говорил он, - как будто мирных переговоров нет. И будем вести переговоры так, как будто не существует террора.
Эту формулу Рабин настойчиво проводил в жизнь, невзирая на резкую критику правой оппозиции. Ему приходилось действовать в чрезвычайно сложной обстановке, когда в кнессете порой достаточно одного-двух голосов, чтобы склонить чашу весов в пользу правых.
За свойственный ему стиль руководства Рабина иногда называли "одиноким волком". Премьер проводил совещания с приглашением многих людей, но всегда предпочитал беседу с глазу на глаз со специалистом по проблеме, которая требовала решения.
Рабин, как признавали и друзья, и враги, был "трудоголик". В свои семьдесят лет он ежедневно проводил свыше десятка встреч, которые, как правило, начинались рано утром и заканчивались поздно вечером. После этого он еще успевал появляться на публике. Домой возвращался за полночь.
К этому следует добавить, что Рабин одновременно являлся и министром обороны. А если учесть, что отношения между членами коалиционного правительства были весьма сложными, то ему приходилось выполнять обязанности еще трех министров: здравоохранения, внутренних дел и по делам религии.
Семья Рабинов образовалась еще до того, как на политической карте мира появилось государство Израиль.
Жена премьер-министра долгое время была притчей во языцех. Израильтяне считали первую даму высокомерной и надменной. Газеты постоянно твердили о том, что она вмешивается в дела супруга, и публиковали ее фотографии, где у нее было злое выражение лица.
Кроме того, все помнили, как в 1977 году, когда Рабин занимал пост премьер-министра, Лея. Можно сказать, подпортила ему карьеру, храня доллары на счету американского банка. Однако со временем пресса сменила гнев на милость и даже признала в 1994 году, что в свои 66 лет жена главы правительства выглядит на "пятьдесят с хвостиком".
Лея Рабин (в девичестве Шлоссберг) родилась в Кенигсберге. В 1934 году семья перебралась в Палестину. В школе Лея считалась самой красивой девочкой в классе. Впрочем, она всегда скромно отмахивалась от подобных утверждений: "Я была лишь второй..."
По ее словам, в юности Рабин пользовался успехом у девушек. Однако ухаживать за ними не умел. Лее пришлось взять инициативу в свои руки.
Сначала она стала появляться на улице Аленби, где, по ее сведениям, любил прогуливаться с друзьями Ицхак. Потом они встретились во время службы в военизированных молодежных подразделениях и вскоре поженились.
На следующее утро после свадьбы Ицхак уехал в свою часть, Лея - в свою. Они прожили вместе почти пятьдесят лет. Скандалы в этом семействе, если и были, то умело скрывались от глаз и ушей общественности.
Будучи первой леди, он вставала в половине седьмого утра, чтобы приготовить мужу завтрак. Сама в то время (возможно и сейчас) постоянно боролась с лишними килограммами и, как правило, выходила победительницей в этой борьбе.
Хотя в доме водились преимущественно обезжиренные продукты, для мужа Лея всегда держала кусок его любимого жирного желтого сыра.
Обед готовила тоже сама. По признанию тех, кто эти обеды пробовал, ей особенно удавались блинчики с творогом, фаршированная рыба, мясные блюда и торты. Стол Рабинов был смешанный - еврейский, восточный и европейский. Бывший государственный секретарь США Уоррен Кристофер признался в одном из интервью, что до сих пор вспоминает гороховый суп Леи Рабин и готов снова приехать в Израиль, чтобы попробовать что-нибудь еще.
По четвергам вечером Рабины обычно уезжали из официальной иерусалимской резиденции домой в Тель-Авив. Там играли в теннис, общались с внуками, встречались с друзьями. Если им хотелось посидеть вместе у телевизора, они, случалось, предварительно спорили: Рабин любил спорт и детективы. Лея их терпеть не могла. Но она, конечно, всегда уступала мужу.
Покойный премьер-министр был наделен тонким интуитивным чувством истории и особенно собственного в ней места. Как признавался Рабин своим близким друзьям, он осознавал, что никогда не занимал видного места в анналах Израиля, которое он заслуживал. Как старый военный, повидавший так много смертей, ему хотелось, чтобы его запомнили миротворцем. Он прошел некоторую дистанцию к этой цели на лужайке Белого дома, где выступил с призывом:
- Достаточно крови и слез. Достаточно!
Подписание в сентябре 1995 нового соглашения Израиля с ООП вызвало бурю негодования радикально настроенных мусульманских и сионистских организаций. Жертвой последних стал Ицхак Рабин - он был застрелен Игалем Амиром 4 ноября 1995.
Мир между израильтянами и палестинцами еще не стал свершившимся фактом. Даже на оборот. Но покойный Ицхак Рабин предпринял те шаги, после которых уже трудно повернуть вспять. И сегодня есть все основания сказать, что пули Игаля Амира не достигли своей цели. Нынешнее правительство Израиля пусть медленно и трудно, но идет путем, проторенным первым израильским лидером, официально признавшим Организацию освобождения Палестины.