Такой подход ко всему – розановщина, в основе которой великая и стихийная чуткость, Розанов как писатель начался с умения выразить эту чуткость, с умения рисовать словами. Чуткость хвалят у тех, кто уже овладел ею как тонким инструментом для оперирования тела жизни. Но чуткость может и погубить, вынудить к страшной непоследовательности. Розанова чуткость доводила и до неудач. Она – антипод трезвой логики… Подразумевает чуткость и своего рода сон разума, его недейственность и слабость, обостряясь (отсюда и родственность чуткости с детскостью) именно тогда, когда чутье, предчувствие, подсознательное ощущение заменяют человеку выкладки рассудка. Ассоциация для Розанова – опора познания.
Розанов не принадлежит к числу “статических” писателей, тех, чье творчество, а чаще всего и личность неизменны, не подвержены метаморфозам или не способны к ним. Составить итоговые представления об идеях и воззрениях Розанова на редкость сложно: к некоему общему знаменателю они не сводятся, а скорее, сосуществуют, как лики розановского творчества, заставляя исследователей кружить среди противоречий или привносить в багаж идей Розанова формальное единство. У каждого, сколько-нибудь значительного автора есть своя концепция литературы, своего рода “хартия”, которая может претерпевать различные изменения, но в основе остаётся. Этого не скажешь, однако, о Розанове. У него не было “хартии”, как системы с твёрдыми “да” и вполне определёнными “нет”. У него своё, розановское понимание концепции, при котором “да” и “нет”, “правое” и “левое” сосуществуют, вернее сказать “да” не всегда “да”, а “нет” отнюдь не означает обязательно “нет”. Сама личность философа соткана из противоречий. Концепция Розанова (если вообще можно говорить о “концепции” аконцептуального писателя) была направлена против “литературного шаблона”, позитивизма и вообще всех “правил”.
Альтернативность мышления Розанова запечатлена в диалоге с предполагаемым оппонентом:
Сколько можно иметь мнений, мыслей о предмете?
Сколько угодно… Сколько есть “мыслей” в самом предмете, ибо нет предмета без мысли, и иногда без множества в себе мыслей.
Где же тогда истина?
В полноте всех мыслей. Разом. Со страхом выбрать одну. В колебании.
Неужели же колебание – принцип?
Первый в жизни. Единственный который твёрд. Тот, которым цветёт всё и все живет. Наступи-ка устойчивость – и весь мир закаменел бы, заледенел.
“Форма: а я – бесформен. Порядок и система: - а я бессистемен и даже беспорядочен. Долг: - а мне всякий долг казался в тайне души комичным и со всяким “долгом” мне в тайне души хотелось устроить “каверзу”, “водевиль”.
Гиппиус о Розанове: “Невзрачный, роста среднего, широковатый, но худощавый, суетливый, не то застенчивый, не то смелый. Говорил быстро, скользяще, не громко, с особенной манерой, которая всему, чего бы он ни касался, придавала интимность (свободу поведения, открытость), делала каким-то шепотным”. “….для него всякое человеческое общество - чужой монастырь. Он в него пришел со своим уставом”.
Павел Флоренский: “Существо его – богоборческое; он не приемлет ни страдания, ни лишений, ни смерти, ему не надо искупления, не надо и воскресения, ибо тайная мысль его – вечно жить, и иначе он не воспринимает мира”.
Н. Бердяев: “Р. один из самых необыкновенных, самых оригинальных людей, каких мне в жизни приходилось встречать”.
Владимир Соловьев назвал его “Иудушкой Головлевым”. “Для своей собственной эпохи Розанов был своего рода гениальным скандалом, устроенным в мире нравственности и религии очень изысканно и утонченно”.
После Октября 1917 года стали ходить слухи о расстреле Розанова. Л. Троцкий: “Розанов был заведомой дрянью, трусом приживальщиком, подлипалой”.
М. Горький: “Один из крупнейших мыслителей русских, он не скрывал своей антипатии к делу мысли, науки. Враг социальных потрясений, он признавал, что революция права. Религиозный человек, не страшился богохульства; моралист, выступал против нравственности.”
Метафизика личности Р. – ярчайшая страница в истории русской (и мировой) культуры. Все творчество Р. охвачено субъективным духом, и через все его полотно отмечено постоянством присутствия автобиографических мотивов. Апогеем включения конкретной исторической авторской личности в творческие формы стали “Уединенное”, “Опавшие листья”, “Сахарна”, “Мимолетное”, “Апокалипсис нашего времени”
Все эти книги названы “жизнью души”.
Тема России в творчестве Розанова
Национальное в его творчестве и личности есть нечто почти физиологическое, некая неуничтожимая эмоционально-психологическая русскость. В “Опавших листьях” Розанов писал: “Счастливую и великую Родину любить не велика вещь. Мы ее должны любить именно когда она слаба. мала, унижена, наконец глупа, наконец даже порочна. Именно когда наша “Мать” пьяна, лжет и вся запуталась в грехе – Мы и не должны отходить от нее”. Любовь такого рода (не обязательно к Родине ) – не есть любовь-обладание, любовь-гордость и даже любовь, как достояние души. Это любовь-сострадание и любовь-несчастье.
Иванов-Разумник, яркий представитель неонародничества начала 20 века, не только непримирим к обшеству социального неравенства, но и восторженное жизнелюбие, яркие краски и сильные страсти. В этом последнем отношении Иванов-Разумник встретил в Розанове родственную душу, человека, также не любившего казенную жизнь, помышлявшего о пиршестве плоти и духа, о свободе.
Другая особенность Розанова– удивительная чуткость к национальным, преимущественно русским проблемам, к жизни простой русской семьи. Для него Россия – мать. Он писал о России в период начавшегося упадка страны. Чем горше рисовалась ему судьба родины, тем острее он переживал свою сопричастность ей. Розанов с удивительной полнотой подметил трагические стороны бытия русского народа в целом и мельчайшие частицы его соборности – семьи, индивидуальной, интимной жизни, неповторимой, неизведанной. “Апокалипсис нашего времени” – повествование о хозяйственном и моральном развале России. “Апокалипсис” несет в себе предчувствие приближающегося конца – для Розанова гибнет не Россия только, гибнет цивилизация – “странная, стонущая цивилизация” Христа, заканчивается христианская история. Христос становится для него олицетворением нигилизма, а христианство – религией смерти, ибо, согласно Розанову, Христос проповедовал не дело, а аскетизм, уход от мира, отчаяния.
Книги Розанова содержат бесконечное множество интереснейших размышлений о русской душе, о русском характере. Его отличает глубокое понимание своеобразного уклада русской жизни, русского национального духа. “В сущности, нет более острой, наркотической, артистической нации, чем русские”... По мнению Розанова, лучшие качества развиты в русском народе православием.
И сегодня злободневны его слова:
“У нас нет совсем мечты своей родины. И на голом месте выросла космополитическая мечтательность. У греков есть она. Была у римлян. У евреев есть. У француза “chere France”, у англичан – “Старая Англия”, у немцев – “наш старый Фриц”. Только у прошедшего русскую гимнаию и университет – “проклятая Россия”. /.../ У нас слово “отечество” узнается одновременно со словом “проклятие”.
Из “Опавших листьев. Короб 2”.
Розанов о религии и вопросах пола.
Русская православная церковь враждебно относилась к попыткам создания философского православия, а такие попытки не окончились после Владимира Соловьева. В конце 19 начале 20 веков наметилась тенденция к компромиссу религии и философии, веры и разума. Консервативно настроенные богословы – против “философизации” православия, против “спекулятивного богословия”, в котором “живой бог” религии исчезает в тумане метафизических абстракций, превращающих в такие отвлеченные понятия, как “абсолют” всеединство и разум” и так далее. Сложилось религиозно-философское направление. Основная идея: эмпирический, пространственно-временной мир – относительное, условное бытие; оно не имеет самостоятельного значения. “Истинное бытие” – это душа человека и Бог, в мистическом единстве с которым пребывает душа; самое иррациональное – и есть самое реальное.
Если раньше утверждался дуализм Неба и Земли, духа и плоти, все земное объявлялось греховным, то новое сознание идет по пути реабилитации плоти. Признавалась возможность “царства Божия” на земле на основе нового религиозного сознания.
Расхождения Розанова с церковью начались тогда, когда из-за отказа первой жены дать ему развод, его второй брак не был признан церковью действительным. Не без влияния Розанова был принят закон, обеспечивающий внебрачным детям равные со всеми права.
В центре его статей и книг проблемы семьи, полемика с догматическим христианством, обращение к человеку и общечеловеческим ценностям как высшим критериям жизни. Бог для него существует, но он далек от Христа. “Почему так бескрасочен, темен Его лик, почему вокруг Него нет улыбок, радости”? Розанов осуждает “пышные церковные службы, пышные облачения и присущее духовенству значительного властолюбия и честолюбия”. Он прав, когда утверждает, что духовенство много и справедливо говорило о грехах других, но почему то мало о своих собственных, из-за чего утратилось его положительное влияние на общество: ему перестали верить и доверять.
Розанов: “Христианство давно перестало быть “бродилом”, дрожжами. Оно не “бродит”, а установилось и это его внутреннее только статическое, а не динамическое состояние – есть огромная причина притупления его действия …Никто против него не спорит, но никто им не пламенеет”.