В живописном беспорядке раскиданы еврейские лачуги на окраине города.
В одной из таких лачуг поселился Пушкин, он же новый чиновник генерала Инзова, главного попечителя о поселенцах южной России.
То место, где поселился Пушкин, назывался Цыганский кут (угол). Неподалеку были раскиданы палатки цыган.
Поэт любил покататься на лодке, искупаться в Днепре. Иногда он стоял на “круче”, любовался Днепром и думал о своей судьбе, о своей будущей жизни, в его душе теснились разные чувства: тревога и любопытство, грусть и освобождение, ощущение покоя и жажда новых впечатлений.
Люди, их говор, песни, гордый характер – все это привлекало поэта, будило в нем интерес к их жизни, стремление побольше узнать о них. Он любил слушать песни цыган, наблюдать за их искрометными танцами, когда в сумерках горели их костры.
Пушкин был очень молод, немного старше наших теперешних одиннадцатиклассников, но это уже был известный поэт. Это ему, когда он в 1820 году написал поэму “Руслан и Людмила”, В.А. Жуковский подарил свой портрет со знаменитой надписью “Победителю ученику от побежденного учителя”.
Кстати, опасения Пушкина насчет Инзова не оправдались. Иван Никитич был добрейшей души человек. Он полюбил Пушкина за светлый ум, открытость людям, честность, прямоту и благородство. Генерал мог понять порывы юности.
Иногда он урезонивал поэта, когда тот был готов к новой шалости или дуэли. Инзов не обременял поэта службой, по-отцовски относился к молодому, пылкому юноше. Пушкин говорил, что Инзов – завершенный добряк и философ.
Чего стоит забота, с которой он отпустил своего поднадзорного на Кавказ с семейством генерала Раевского. Его сына Александра и дочь Екатерину Пушкин знал еще по Петербургу.
Когда Пушкин, искупавшись в Днепре, заболел, в его лачугу неожиданно зашел с младшим сыном Николаем генерал Раевский. Это его воспел В.А. Жуковский:
Раевский – слава наших дней,
Хвала! Перед рядами –
Он первый, грудь против мечей,
С отважными сынами.
В этом корпусном командире отвага и благородство как бы отдыхали в дни покоя. Он был добр широкой, простой добротой сильного человека, справедливо относящегося к людям. Как отец он был строг, требователен, но это не мешало детям глубоко любить и уважать его.
Как хороша была поездка на Кавказ с милым семейством Раевских! Роса, прохлада, ночи под звездами. Вот откуда в дальнейшем родились строки:
Тиха украинская ночь.
Прозрачно небо. Звезды блещут…
В пути поэт вслушивался в длинные незнакомые песни чумаков:
Ой, полети, галко, ой, полети, чорна,
Та на Дон рыбу iсти,
Ой, принеси, галко, ой, принеси, чорна,
Та от кошового вiстi.
Пока Пушкин путешествовал, набирался сил и новых впечатлений, Инзова перевели в Кишинев, и поэт, полон творческих замыслов, едет к новому месту службы. У него уже рождается замысел написать поэмы “Кавказский пленник” и “Бахчисарайский фонтан”.
Радостно встретил добрейший Иван Никитич загоревшего, веселого и жизнерадостного поэта. От Инзова Пушкин узнал, что командиром дивизии был назначен Михаил Федорович Орлов, его знакомый по Петербургу. Это был молодой генерал, строгий, требовательный и справедливый. От командиров Орлов требовал уважительного отношения к солдатам, заботы о них. “Я прошу господ офицеров крепко заняться своим делом, быть часто с солдатами, внушать им, солдатам, добродетели и возбуждать любовь к Отечеству”, – писал он в приказе по корпусу.
Вот с Михаилом Орловым и подружился Пушкин. Он говорил об этом генерале: “Это чистой воды человек, как бывают бриллианты чистой воды”. Братья Давыдовы приехали в Кишинев звать Орлова в Каменку на именины Екатерины Николаевны, родоначальницы сначала Раевских, а позже Давыдовых. Орлов дал согласие и пригласил Пушкина. Добрейший Иван Никитич сказал: “с генералом Раевским я тебя отпустил из Екатеринослава и к генералу Раевскому опять отпускаю. Только тогда ты был болен, а теперь остерегайся – не захворай. В Каменке климат опасный”.
И вот новое путешествие. Снова ложилась земля под колеса, мимо пробегали деревья, кружились поля. Пушкин увидел, как катит свои воды Тясмин, то скрываясь в высоких вербах, то снова блестя на просторе. Пушкин знает, что в Каменке будет милое семейство Раевских, прекрасные дочери генерала, которые очень нравятся, каждая по-своему, поэту. Пушкин, загодя, ревнует Екатерину к 26-летнему генералу Михаилу Орлову, который едет свататься. Из семьи Раевских выпархивала самая красивая птичка. Пушкину было грустно.
За этими размышлениями Пушкин и не заметил, как подъехали к дому Давыдовых.
Богатство старухи Давыдовой было столь велико, что однажды, забавляясь, второй ее муж Лев Денисович Давыдов из одних начальных букв принадлежавших ей имений составил фразу: “Лев любит Екатерину” теперь ее внучку Катеньку приехал сватать молодой генерал Михаил Орлов.
У Давыдовых Пушкина и Орлова встретили радушно. гостей было более ста человек. Двенадцать священников служили молебен. Екатерина Николаевна, любимая племянница блистательного князя Потемкина, выступала с той пышностью, которая подобала ей. Она умела поддерживать славу своей державной тезки, матушки Екатерины II.
Под впечатлением богатства в феодальной усадьбе Пушкин, пародируя 10-ую заповедь, не находя в себе зависти к этим земным благам, написал впоследствии:
Обидеть друга не желаю,
И не хочу его села,
Не нужно мне его вола,
На все спокойно я взираю…
На именинах Давыдовой пахнуло тем веком, что отошел, как ей самой казалось, в недалекое прошлое.
А тут, за столами, сидят молодые офицеры. люди иного века, и говорят об освобождении крестьян от крепостной зависимости, о государственном устройстве. Пушкин внимательно прислушивался к их разговорам. Его до глубины души тронул поступок Якушкина, который дал вольную своим крепостным музыкантам, талантливым людям.
Граф Каменский, желая купить их, давал за каждого по две тысячи рублей, но Иван Дмитриевич ответил: “Я людьми не торгую”. Тут же при нем, выдал им вольную.
Но зачем в Каменке столько офицеров? Пушкину ясно, что собрались они не только затем, чтобы поздравить Давыдову с семидесятилетием. Не знает Пушкин, что в декабре 1825 года эти молодые офицеры выйдут на Сенатскую площадь. Но это еще впереди, а сейчас Пушкин – горячий, восторженный, мечтает войти в тайное общество. Какое же было разочарование поэта, какая обида, когда он понял, что друзья скрывают от него сам факт существования тайного общества.
Действительно, Пушкин многого не знал. Не только свататься ехал в Каменку Михаил Орлов. Он недавно был в Тульчине, у П.И. Пестеля, вступил в тайное общество. Он не знал, что через Якушина Орлов получил приглашение на съезд в Москву.
Нам известно, что будущие декабристы так поступили, желая сберечь поэта для России. Но то, что пережил тогда Пушкин, трудно представить. Якушкин вспоминал: “Пушкиин, увидев, что из этого вышла только шутка, встал, раскрасневшись, и сказал со слезами на глазах: “Я никогда не был так несчастлив, как теперь. Я уже жизнь цель мою облагороженную и высокую цель перед собой, и все это была только шутка…”
Но дружба с молодыми поэтами способствовала духовному росту поэта, оказывала влияние на широту его идейных и политических интересов. Друзья понимали, что Пушкин охотно бы вступил в тайное общество. Свои убеждения он высказывал искренно и горячо, резко, прямо и совершенно открыто. Это как раз и было опасно. Он был в Кишиневе на положении полуссыльного и поднадзорного. Следовательно, поэт был на виду у полицейских агентов.
Но время – великий лекарь. Разъехались гости от Давыдовых. У Пушкина времени было много, и он его даром не терял.
Часами рылся поэт в великолепной библиотеке Давыдовых, в которой было много книг по истории, лежали кипами различные документы, четыре тома Татищева, великий свод летописей.
В них поминается и о Тясмине. Пушкин нашел не известные ему до того подробности о плене князя Игоря у половцев и о его бегстве из плена. Он думает о написании “Разбойников”. Еще живя в Екатеринославе, поэт видел, как два брата–колодника бросились в Днепр и поплыли. Они бежали из местного острога и спаслись, добравшись до островка. У него еще тогда родилась мысль написать об этом. Теперь он эту мысль начал осуществлять. Работает поэт и над “кавказским пленником”.
В него он думает ввести стихи, связанные с Марией Раевской. Здесь, в Каменке, когда Раевские приехали сюда из Киева, Пушкин прочитал Марии такие стихи:
Редеет облаков летучая гряда.
Звезда печальная, вечерняя звезда!
Там некогда в горах сердечной думы полный
Над морем я влачил задумчивую лень,
Когда на хижины всходила ночи тень –
И дева юная во мгле тебя искала
И именем своим подругам называла.
“Нельзя это печатать, последние строчки”, – глуховато сказала Мария.
Эта девушка оставила в жизни поэта неизгладимый след. “Она была подлинно хороша – той внутренней красотой, которая, светясь внутри, преображает лицо. Глубокие черные глаза ее смотрели на Пушкина с такой прямотой и честностью, что ими нельзя было просто так любоваться. Они говорили о большом и значительном, порой как бы предрекая девочке этой судьбу, исполненную горечи и испытаний”, – писал Я. Волков.
Наверное, Марию представлял Пушкин, когда такие строки ложились на бумагу в 1828 году:
И то сказать: в Полтаве нет
Красавицы, Марии равной.
Она свежа, как вешний цвет,
Взлелеянный в тени дубравной –
Как тополь киевских высот,
Она стройна…
Мысли о Раевских не покидали Пушкина. Генерал Раевский, уезжая из Каменки домой, пригласил Пушкина в Киев. Поэт мечтал побывать в этом славном городе, который он воспел в “Руслане и Людмиле”. Поездка будет, а пока поэт уходит гулять по вечерам по Тясмину, вспоминает море, Марию, думает о своей настоящей и будущей жизни. Душистые розы, солнце и день – все это напоминало ему имя “Екатерины”, сестры Марии.