Пессимизм Шопенгауэра относится к его идеализму, как причина к следствию. Мы склоны считать что ценно для нас и, наоборот, что не имеет для нас никакой положительной цены, но является источником величайших страданий ( а таков чувственный мир по Шопенгауэру ), то мы желали бы считать иллюзией, не настоящей, но лишь кажущейся действительностью. Если Шопенгауэр, как пессимист, не остался чужд влияния индийской философии, а как идеалист -- влияния “божественного Платона и изумительного Канта”, то эти влияния были лишь воздействиями на благодатную почву, Это явствует из юношеских размышлений Шопенгауэра о всеразрушающем характере времени. Учение об идеальности времени тесно связано с учением об идеальности всего временного всего мира. Поэтому всего естественнее предположить такую цепь мотивов в творчестве Шопенгауэра : дефект альтруистических чувств и врожденная меланхолия – пессимизм – мысль об идеальности временного – догматический идеализм. Что Шопенгауэр должен был прийти к самому радикальному догматическому идеализму, отрицающему не только трансцендентную реальность материи, но и Бога, и духов, и т. п. , это явствует из того, что в противном случае для его пессимизма был бы выход, но он не желал этого выхода. Поэтому критический идеализм не удовлетворяет его ни своей теоретической, ни практической сторонами.
Эстетический мистицизм. Если мир есть “арена, усеянная пылающими угольями”, которую нам надлежит пройти, если правдивейшим его изображением служит дантовский ад, то причиною этому служит, как мы увидим, то, что “воля к жизни” непрестанно порождает в нас неосуществимые желания ; являясь активными участниками жизни, мы становимся мучениками ; единственным оазисом в пустыне жизни служит эстетическое созерцание : оно анестезирует, притупляет на время гнетущие нас волевые импульсы, мы, погружаясь в него, как бы освобождаемся от ярма гнетущих нас страстей и прозреваем в сокровенную сущность явлений. Прозрение это интуитивное иррациональное ( сверхразумное ), т. е. мистическое, но оно находит себе выражение и сообщается другим людям в форме артистической художественной концепции мира, которую дает гений. В этом смысле Шопенгауэр, признавая ценность за научной доказанностью в сфере теории познания, в то же время видит в эстетической интуиции гения высшую форму философского творчества : “Философия – это художественное произведение из понятий”. Философию так долго напрасно искали потому, что “ее искали на дороге науки, вместо того, чтобы искать ее на дороге искусства”. Такое значение, придаваемое Шопенгауэром эстетической интуиции и творчеству гения, объясняется : во-первых, высоким художественным дарованием Шопенгауэра выражать свои мысли с художественной яркостью, наглядностью и изяществом, во-вторых, тем, что Шопенгауэр в тот период и в той среде, когда царил “культ гения” и искусству придавали значение ключа к тайнам метафизики. Не следует ни преувеличивать ни преуменьшать роль эстетического иррационализма в системе Шопенгауэра.
Что этика Шопенгауэра есть этика сострадания, а не этика долга, не этика счастия, не этика пользы, не эволюционная прогрессивная этика и т. д. – это, очевидно, опять-таки результат его пессимизма, Этика долга требует веры в смысл жизни. Этика счастия, хотя бы в форме этики эгоизма, бессмысленна, ибо само счастие - иллюзия ; оно сводится к простому отсутствию страдания ; этика пользы и этика прогрессивная предполагают этику счастия, а так как счастие абсолютно недостижимо, то и эти формы морали не могут иметь места. Живя в эпоху политической реакции и не веря в политический и вообще социальный прогресс по разным основаниям, Шопенгауэр должен был остановиться на единственной форме этики - этике сострадания, ибо она сводится не к увеличению нереального блага, а к обоюдному ослаблению вполне реальных страданий и, следовательно, как и эстетическое созерцание, совместима с пессимизмом.
Почему метафизика Шопенгауэра приняла форму монистического волюнтаризма ? То есть почему Шопенгауэр признал именно волю сокровенной сущностью вещей и почему всякая множественность индивидуальностей ( множественность вещей и сознаний ) представляется ему лишь видимым отображением единой мировой воли ? ответ на первый вопрос можно получить из сопоставления личности Шопенгауэра с его метафизическим принципом. Дисгармония в волевой деятельности, мучительный разлад между жаждой жизни и в то же время полною неудовлетворенностью ее содержанием, - вот что было источником личной трагедии Шопенгауэра. Что же касается второго вопроса о монизме Шопенгауэра, то эта черта его системы представляет логически необходимое следствие его радикального идеализма. Впрочем Шопенгауэр вводит в понятие единой воли множественность потенций или Идей, в частности множественность “умопостигаемых характеров”, равных по числу множественности человеческих сознаний.
Теория познания Шопенгауэра. Шопенгауэр анализирует “ закон достаточного основания ”, где появляется неясность в смешении логического основания и фактической причины. Чтобы устранить эти неясности, надо прежде всего указать на ту коренную особенность нашего сознания, которою определяются главные разновидности закона достаточного основания. Это свойство сознания, образующее “корень закона достаточного основания ”, есть неотделимость субъекта от объекта и объекта от субъекта : “Все наши представления суть объекты субъекта и все объекты субъекта суть наши представления. Отсюда вытекает что все наши представления находятся между собою в закономерной связи, которую можно определить a priori в том, что касается формы ; в силу этой связи ничто изолированное и независимое, одиноко, особняком стоящее не может стать нашим объектом”. Из корня разветвляются четыре вида закона достаточного основания.
Закон достаточного основания “бывания”.
Закон достаточного основания познания.
Закон достаточного основания бытия.
Четвертый вид закона достаточного основания есть закон мотивации.
Метафизика Шопенгауэра. К только что изложенному учению Шопенгауэра примыкает его метафизическое воззрение на волю как сущность бытия. В 1813 году, когда Шопенгауэр заканчивал свою первую работу, его отношение к “ вещи в себе” вообще было сдержанным : он говорит о “ подозрительном” понятии “вещи в себе” и указывает на его противоречивый характер. В книге “Мир как воля и представление” оказывается, что этому понятию соответствует некоторое положительное содержание, Но, признавши причинность субъективной функцией интеллекта, невозможно без противоречия самому себе признать познаваемость вещи в себе, ибо в таком случае пришлось бы допустить причинное воздействие ее на познающий субъект, т. е. перенести закон причинности за пределы сознания. Шопенгауэр, однако, полагает, что он избег упрека в свой адрес, ибо, по его мнению, мы постигаем существование и природу вещи в себе алогистическим, интуитивным, непосредственным, мистическим путем. Для нашего интеллекта дан лишь мир-представление, но непосредственное чувство, сопровождающее “неясное разграничение субъекта и объекта”, внутренним путем вводит нас в сущность всякого бытия, в волю. Наше тело знакомит нас и с физическими, и с психическими переменами : в движениях его нам нередко дана причинность в форме и бывания, и мотивации. Вот тут-то в актах, совершаемых нами одновременно по механической причинности и по мотивам анм непосредственно становится очевидным, что общим корнем и физического, и психического является мировая воля. Очевидность эта есть самоочевидность – она не нуждается в логическом обосновании, тем не менее бесчисленное множество фактов, вся структура мира-представления убедительно говорит нашему чувству, что это так. Какими же чертами характеризуется мировая воля ?
Она алогистична : ей чужды наши законы достаточного основания : пространство, время, причинность и подчиненность законам мысли. Ее независимость от законов мысли делает понятным, почему противоречивость этого понятия ( воли –вещи в себе )не должна нас смущать.
Она бессознательна : раз сознание есть условие существования мира-представления, воля, как потусторонняя сущность мира, должна быть чем-то лежащим вне условий сознания, чем-то бессознательным.
Она едина : раз принципы индивидуальности ( пространство и время ) неприложимы к сущности явлений, последняя должна быть единой.
К ней, строго говоря, неприложимы и понятия и духовного, и материального – она представляет нечто возвышающееся над этими противоположностями, не поддающийся логически точному определению в области понятий : слепой стихийный побуд, движение и в то же время стремление к жизни, к бытию в индивидуальных чувственных формах.
Титаническая борьба сил в неорганической природе, вечное зарождение новой жизни, жадное, непрерывное, безмерно-изобильное в природе ( гибель бесчисленного множества зародышей ) – все это свидетельствует о непрестанном распадении ил воплощении единой воли в множестве индивидуальностей. Хотя мировая воля едина, но мире-представлении ее воплощения образуют рад ступеней объективации. Низшей ступенью объективации является костная материя : тяжесть, толчок, движение и т. д. представляют аналог влечениям – в основе их, как внутреннее ядро так называемых материальных явлений, лежит воля, единая сущность мира. Органические формы растительные и животные возникли из низших видов материи, но их происхождение не сводимо к физико-химическим процессам : вся природа образует устойчивую иерархию сущностей ; этим ступеням воплощения воли соответствует мир неподвижных образцов для воплощения воли, мир Идей в платоновском смысле слова. Этот мир Идей является как бы третьею промежуточной областью между единою мировою волею и миром-представлением. Шопенгауэр был трансформистом, т. е. предполагал происхождение высших животных форм из низших, а последних из костной материи. Сознание появилось в мире только с появлением животных, Его нет у минералов, у растений есть лишь квази-сознание, лишенное познания. Как объяснить существование досознательного бытия ? Шопенгауэр дает следующий ответ : “Предшествовавшие всякой жизни на земле геологические перевороты не существовали ни в чьем сознании, ни в собственном, которого у них нет, ни в чужом, ибо его тогда не было”.