Но, говоря так в кружке ревнителей благочестия, Никон внимательно прислушивался и к более тонким речам протопопа Стефана. Он стал у него в доме завсегдатаем, обсуждал, кого советовать царю послать к патриарху Иосифу для поставления в митрополиты, архиепископы и епископы, архимандриты, игумены и протопопы. Никон начал понимать, что Стефан иначе относится к грекам, чем ревнители, хотя и не стремится обратить всех в свою веру. Главное же, что царь имел сходные со своим духовником взгляды.
Алексей Михайлович с детства любил и почитал православный Восток. Его дед, патриарх Филарет Никитич, ставленник Иерусалимского патриарха Феофана, оказывал щедрую помощь Иерусалимской церкви, вел оживленную переписку с патриархами Константинополя, Александрии и Антиохии, радушно принимал греков в Москве, пытался открыть греческую школу и внес в русские церковнослужебные книги и ритуал несколько исправлений по греческому образцу. Внук вполне унаследовал идею деда о единстве Русской церкви с Греческой. Если царь московский, как считали ревнители и значительная часть россиян, является гарантом благоверия и надеждой всего православия, если Российское государство - центр и зерно будущего земного царства Христа, не должен ли Алексей Михайлович обновить и утвердить союз православных церквей? Должен, считали самодержец и его советники, даже обязан обеспечить единомыслие церквей в нерушимом союзе.
С одной стороны, русские публицисты проповедовали предопределенную свыше миссию самодержавия, с другой - приезжавшие в Москву за милостыней греческие иерархи на все лады говорили об исключительном призвании российского государя в православном мире. Разница состояла лишь в том, что отечественные проповедники Третьего Рима и Нового Израиля (России) предлагали спасти православие путем распространения древних и "неповрежденных" русских книг и обрядов, тогда как "греки" себе приписывали роль "учителей Церкви" и распространителей истинной веры. Никон уловил, что Алексея Михайловича более привлекали не обрядовые тонкости, а идея унификации, как средства достижения полного единства православных церквей. Перед мысленным взором государя уже стояла Украина, а за ней - Константинополь с престолом древних благочестивых греческих царей, преемником и законным наследником которых считал себя Алексей Михайлович, поддерживаемый в этой мысли хором придворных и приезжих.
"Ты - столп твердый, и утверждение вере, и прибежище всех православных, томящихся под иноверным игом, - говорили царю. - От тебя ждем мы освобождения и надеемся увидеть, как патриарх Московский будет освящать собор Святой Софии". Сам Алексей Михайлович говорил, что хотел бы видеть всех пятерых православных патриархов, включая Московского, служащими в константинопольской Софии, что Бог взыщет с него, если царь не принесет в жертву войско, казну и кровь свою для освобождения православных от власти врагов веры.
Еще будучи архимандритом Новоспасским, Никон знал о конкретных шагах правительства по сближению Русской и Греческой церквей на подлежащих "освобождению" территориях. В 1648 г. государев Печатный двор издал "Книгу о вере" игумена Киевского Михайловского монастыря Нафанаила, в которой опровергалось расхожее для Руси мнение о потере греками благочестия. Греческая церковь, утверждал автор, хотя и в неволе пребывает, но светится правой верою. Российскому народу следует слушать в исправлении книжном вселенского патриарха Константинопольского. Помимо "Книги о вере" Печатный двор издал "Славянскую грамматику" Мелетия Смотрицкого с обширным и содержательным предисловием, "Малый катехизис" инициатора обновления украинской православной церкви Петра Могилы и другие южнорусские произведения, подтверждающие авторитет Греческой церкви.
Царь и его советники искали на Украине ученых богословов "для своего государева дела": перевода на славянский язык греческих книг, прежде всего Библии, имеющимся русским переводом которой были недовольны. С греческими книгами сверялась "Кормчая" (свод церковного права), "Шестоднев", учительное Евангелие. Над исправлением церковной литературы вместе с греками работали в Москве украинцы Арсений Сатановский, Епифаний Славинецкий, Дамаскин Птицкий и другие ученые мужи. Русский ученый Арсений Суханов был послан на православный Восток для описания существующих в Греческой церкви чинов и поиска древних книг для царской библиотеки.
Никон скоро и верно разобрался в настроениях при Московском дворе. Он заметил, что всесильный боярин Борис Иванович Морозов, воспитатель царя Алексея и один из богатейших людей России, начал жаловать киевское духовенство и обращаться за разрешением религиозных вопросов не к своему духовнику, а к приезжим грекам. Учитывая влияние Бориса Ивановича на внешнеполитический курс, следовало ожидать активизации России на юго-западе. Еще заметнее была деятельность царского постельничего Федора Михайловича Ртищева. Тесно связанный со Стефаном Вонифатьевичем, Ртищев начал возводить под Москвой новый - Андреевский - монастырь, где, по совету Киевского митрополита Петра Могилы, поселил монахов из Киево-Печерского монастыря. При поддержке своей сестры Анны Ртищев пропагандировал подозрительное для многих "благочестие" украинского православия, приглашал певчих, переводчиков и учителей в построенное им училище. Федор Михайлович учился греческой грамоте; такое желание выразил и царь, стараясь создать в Москве греческую школу, приглашая переводчиков и учителей с Украины.
Был и еще один фактор, одно влияние, признавать которое русским историкам не хотелось 5. В момент, когда решалось, кто будет вести Русскую церковь курсом единения с православным Востоком и Украиной, а проще -кто займет в ближайшем будущем место Новгородского митрополита - ступени к престолу Московского патриарха, в столицу прибыл патриарх Иерусалимский Паисий. Искушенный в интригах грек на первой же аудиенции у государя обеспечил себе хороший прием, задев чувствительные струны московских властей:
"Пресвятая Троица, Отец, Сын и Святой Дух, едино царство и господство, благословит державное ваше царствие! Да умножит вас превыше всех царей... сподобит вас благополучно восприять превысочайший престол великого царя Константина, прадеда (то есть предка. - А.Б.) вашего, да освободит народ благочестивых и православных христиан от нечестивых рук... Будь новым Моисеем, освободи нас от пленения; как освободил он сынов израилевых от фараонских рук жезлом - так ты знамением честнаго животворящего креста".
Далее Паисий постарался делом подтвердить свой любимый тезис, что греки были и есть "учителя веры". Он вел богословские беседы со Стефаном Вонифатьевичем, отвечал на многочисленные вопросы царя, передал патриарху Иосифу древнюю рукопись греческой "Кормчей" для исправления русской и т. п. Особый интерес Паисий проявил к архимандриту Никону, усмотрев в нем восходящую звезду Русской церкви. Долгое время Никон ограничивал свои отзывы о Паисий замечанием, что тот укорял его за искажение русскими церковных книг и обрядов, в частности, за неправильное сложение перстов при крестном знамении. Никон не желал признать, что беседы с хитроумным Паисием были и в духовном, и в мирском плане значительно более содержательны. В конце концов, по вопросам ритуала Паисий беседовал и с патриархом Иосифом, даже договорился с ним относительно общего греко-русского обряда поста на четыредесятницу и времени совершения литургии. С Никоном же Паисий активно искал сближения, стараясь одновременно поднять его авторитет в глазах царя.
Перед наступлением Великого поста Паисий обратился к самодержцу с заказанным ему богословским рассуждением и, наряду с благими пожеланиями, прибавил: "Еще когда я был при Вашей милости в прошлые дни, говорил я с преподобным архимандритом Спасским Никоном, и полюбилась мне беседа его; и он есть муж благоговейный, и досуж, и верен царствию Вашему, Прошу, да будет свободно приходить к нам беседовать на досуге, без запрещения великого Вашего царствия". Похвала от высокого для царя авторитета помогла Никону занять Новгородскую митрополию.
Вскоре после того, как Никон был поставлен в митрополиты, Паисий послал Алексею Михайловичу письмо: "Похваляем благодать, что просветил Вас Дух Святой и избрали Вы такого честного мужа, преподобного инокос-вященника и архимандрита господина Никона, и возвело его великое Ваше царствие на святой престол святой митрополии Новгородской. Он достоин утверждать церковь Христову и пасти словесных овец Христовых, как глаголет апостол: "Таков нам подобает архиерей" - и будем молить Бога о многолетнем здравии великого Вашего царствия". Со своей стороны, Паисий просил разрешения почтить Никона мантией из святых мест. Ни о ком другом Иерусалимский патриарх подобным образом не высказывался, ни за кого другого из русских не просил.
О чем реально беседовали Паисий с Никоном, чем так "полюбились" патриарху эти беседы и особенно сам Никон, нетрудно догадаться, использовав записи живых бесед, которые вел с греками и тем же Паисием Арсений Суханов 6. Арсений отстаивал взгляды, присущие основной части русских богословов, он говорил то же, что после краткого периода своих реформ повторял Никон. Паисий высказывал Арсению аргументы, которые вдруг прорезались у Никона во время его реформ. Опираться на такую реконструкцию в далеко идущих выводах мы не можем, но для понимания идейной ситуации мысленная замена в "Прениях с греками о вере" Арсения на Никона вполне приемлема.
То, что греки являются неиссякаемым "источником веры", не казалось Никону убедительным. Напрасно Паисий доказывал, что Русь крестилась от греков, а те крещение приняли от Христа, апостолов и Иакова, брата божия. Это было в Палестине, парировал Никон, а там жили и ныне живут евреи и арабы; к собственно Греческой церкви относятся Греция, Македония севернее Константинополя, районы Солуня и Афонской горы, где крещение было принято от апостола Андрея, который и Русь первым крестил. Трудно было Паисию возразить на это, но он все же настаивал, что греческие книги и обряды лучше, потому что православие у греков старее. Верно, говорил Никон, вы крещение раньше нас приняли, вы старее, только старая одежда требует подкрепления - и паки нова будет и крепка. А у вас ныне многое развалилось, творите не по древнему преданию апостолов и святых отцов, а починить, то есть исправить, не хотите.