Шесть суток прощания с покойным не имели влияния на тело усопшего: тления и запаха не было. Блаженный Андрей Ильич лежал во гробе и выражение его было умилительным и радостным.
В день погребения в Вознесенском соборе литургию совершал архимандрит Гаврил, ректор Симбирской духовной семинарии. А к отпеванию собралось до 30-ти городовых священников и много сельских. Архимандрит Гаврил сказал о жизни и кончине блаженного Андрея торжественное слово.
По окончании отпевания гроб из собора вынесли диаконы, которые потом передали его народу. Выдающиеся горожане Симбирска при громадном стечении народа несли гроб на своих плечах, несмотря на гололедицу и холод. Более чем на версту растянулась похоронная процессия, шествовавшая под колокольный звон со многими хоругвями. Из Вознесенского собора гроб понесли на знаменитое кладбище Покровского монастыря, где обыкновенно погребались лишь знатные горожане из дворян и купцов.
Вся жизнь и блаженная кончина Андрея Ильича настолько убеждали горожан в святости почившего, что народ домогался разорвать на памятные лоскуты один из дорогих покровов на гробе. Любопытно, что даже закоренелые раскольники разных сект присутствовали в Вознесенском соборе на литургии, а затем с благословением проводили гроб до самой могилы.
Св. блаж. Андрей оставил заметный след в истории русской культуры и церковной жизни. Достаточно назвать здесь имена двух ровесников-симбирян: "Серафимова служки" Николая Александровича Мотовилова и писателя Ивана Александровича Гончарова. Оба они, скорее всего, хорошо знали блаженного Андрея, видели его на центральных улицах города, слышали о его подвигах и деятельности. О степени близости Мотовилова к блаженному Андрею мы можем лишь догадываться. Во всяком случае в письме к императору Александру II от 15 апреля 1866 года Николай Александрович Мотовилов пересказал замечательный сон:
"Я видел что будто бы я в Симбирске — (живши, однако же, по поводу погорения Симбирска в имении моем и месте родины — Симбирского Уезда Селе Рождественском, Цыльне тож). И что будто бы по Высочайшему Повелению зовут меня к почившему в Бозе Государю Императору Николаю Павловичу — в Симбирский Покровский Монастырь, и я прямо пошел в маленькие покои деревянные покойного Преосвященнаго Анатолия (1), где потом по некоторому случаю помещался Преосвященный Евгений (2), предполагая, что Государь Император, вероятно, уже изволил остановиться, но мне указали за кладбищем маленький чисто опрятный флигелек, вроде пустынной отшельнической келлии, против коего в палисаднике, украшенном великолепными цветами, изволил сидеть Государь Император Николай Павлович — на том самом кресле Императора Петра Великого, находящемся в Санкт-Петерсбурге, в Монплезире, с коего Его Величество приказал во время Царствования своего поделать все [неразб.], потом в сем и Его любимом месте Петра Великовского уединения.
Когда я имел щастие подойти к Его Императорскому Величеству, то Государь изволил мне сказать: что это значит, Мотовилов, что при жизни моей ты сам вызывался мне служить, а теперь уже и я сам тебя зову-зову, да все не дозовусь. Неужели и ты, подражая другим, вздумал нам тоже изменить?! — Я спокойно сказал: нет, Ваше Императорское Величество, но мне и не говорил никто, чтоб Вы изволили меня требовать. — А, — сказал Государь, — вот, не справедлив ли мой спор с вами, — обращаясь к окружающим его, — что вы лжете на Мотовилова, будто бы он забыл меня и мой Императорский Дом, Святую Церковь и нашу Святую Русскую Землю? — Ну, спасибо, что как раз немедленно явился, я знал тебя и твердо верил, что не ошибаюсь в тебе. — Как только это выговорить изволил Государь Император, то как раз наискосок от этого места, возле Собора Покрова Божией Матери, заколебалась земля над усыпальницею последнего нашего Симбирскаго Христа paди юpодивого, Aндpея Ильича, и он из-под крышки чугунной памятника своего вышел, из гроба воскресший, и, творя свое обычное юродство, переваливаясь с боку на бок в своей пестро красной рубашке и произнося обычные слова — а-аа-а, — стал подходить прямо к Его Императорскому Величеству. А Государь, изволивши встать и сложивши три перста первые правой руки православно христианским сложением перстов и перекрестившись правильно, а не по-махательному, горстью, обычному некоторых примеру, изволил сказать: ну, Слава Богу, эти двое (значит и меня в числе Христа ради юродивых щитая) ныне во всем помогут. И лишь только он изволил Всемилостивейше выговорить эту монаршую речь, как докладывают Его Величеству, что от Его Императорского Величества Благочестивейше Царствующего Императора Александра II-го Николаевича к нему прибыл фельдъегерь с депешами — и подают ему четыре мои рукописи, наполовину листа свернутые и четырех цветов: белого, розово-красного, голубого и зеленого, шелковыми широкими лентами крестообразно перевязанные, — и Государь, на меня оборотясь, изволил мне сказать: а это твои бумаги, ты знаешь их сущность, а я, как тебе сказывал некогда, и еще лучше твоего их знаю, с рассказов о них Великаго Старца Серафима, — и Сам займусь с Сыном моим разбором их, — ну, а ты начинай же действовать, как тебе Великий Старец Серафим в пользу нашу действовать заповедал" (Николай Александрович Мотовилов и Дивеевская обитель. Издание Дивеевского женского монастыря. 1999. С. 152 — 153).
Что касается автора бессмертного романа "Обломов" Ивана Александровича Гончарова, то он с детства слышал о блаженном Андрее. Глубоко религиозная мать Ивана Александровича, несомненно, как и все горожане, почитала святого человека. Если св. блаженный Андрей чаще всего переминался с ноги на ногу именно у Вознесенского собора, то маленький Гончаров его, несомненно, видел неоднократно. В Музее И. А. Гончарова ныне хранится портрет св. блаженного Андрея Симбирского, написанный, очевидно, при его жизни и хранившийся в доме Гончаровых. История портрета пока не раскрыта. В книге, посвященной блаженному Андрею, сказано, что этот портрет "находился над письменным столом писателя-симбирянина И. А. Гончарова, упоминавшего блаженного в своих произведениях" (3). Однако Иван Александрович почти никогда не упоминал о представителях так называемого народного Православия, о юродивых, прорицателях, аскетах (гораздо понятнее и ближе ему был христианский ученый мыслитель блаженный Августин, с трудами которого автор "Обрыва", действительно, был знаком). Хотя во "Фрегате "Паллада"" встретится фигура "сибирского Иова" — типичного представителя народного Православия, напомнившего, вероятно, писателю о родном Симбирске и его нравах. Гончаров, несомненно, много слышал о блаженном Андрее как об одной из главных живых достопримечательностей Симбирска. Известно, что в письме к сестре, Анне Александровне Музалевской, от 20 сентября 1861 года он напишет о своем племяннике Викторе Михайловиче Кирмалове: "По возвращении моем сюда, застал я его бледна, изнуренна, крайне лохмата местами, под мышцами более, в изодранном одеянии и при том без калош по грязи ходяща, так что если бы он выучился мерно произносить: би, би, бо, бо, бо, — так мог бы с большим успехом поступить в должность симбирского Андреюшки, которую тот с таким успехом исправлял в течение 30 или 40 лет". Помнил Иван Александрович блаженного Андрея Ильича хорошо. Так хорошо, что и называет его так, как звали большинство горожан: "Андреюшка". Есть основания предполагать, что блаженный Андрей, часто заходивший в дома симбирян, бывал и у Гончаровых. Может быть, устные воспоминания родственников Гончарова дали известному биографу Гончарова Е. Ляцкому основание сказать о том, что в доме Гончаровых "находили приют юродивые". Если о юродивых здесь сказано вполне неопределенно, то в первую очередь следует предположить, что речь идет о блаженном Андрее Ильиче Огородникове. Именно он мог посетить богобоязненных Гончаровых. Других юродивых в то время в Симбирске не было. Не отсюда ли и портрет блаженного Андреюшки в доме Гончаровых? В любом случае ясно, что еще в детстве будущий писатель не прошел мимо этого святого.
3 июня 1998 года св. блаж. Андрея был канонизирован как местночтимый святой. А на Архирейском Соборе 2004 г. состоялось его прославление в лике святых Русской Православной Церкви. Невозможно описать все случаи исцеления людей, приходивших на могилку и к мощам блаж. Андрея в Храм Всех Святых в Симбирске.
Примечания
1. Архиепископ Анатолий Максимович (1766 — 1844) находился на Симбирской кафедре с 1832 по 1842 год. Высокопреосвященный Анатолий (в миру Андрей Максимович) много потрудился при открытии и благоустройстве Симбирской епархии и ее духовно-учебных заведений. Именно при нем был освящен Свято-Троицкий кафедральный собор. См. о нем: Симбирские епархиальные ведомости. 1994. № 1. С. 5.
2. Речь идет о епископе Евгении Сахарове (1814 — 1888), который служил в Симбирске с октября 1858 г. по 7 декабря 1874 г. Именно в это время и могли с ним встречаться Мотовиловы. Епископ Евгений действительно был "великим архиереем". Он был назначен в Симбирск по рекомендации московского митрополита Филарета, особо покровительствовавшего ему в течение 30 лет. "Посылаю в Симбирск ангела мирна",- говорил святитель Филарет некоторым из своих приближенных. Преосвященный Евгений был человек в высшей степени набожный и смиренный. Он проводил жизнь уединенного подвижника, полную лишений, помогал всем, кто к нему обращался за духовной и материальной помощью. В юности епископ Евгений встречался с преподобным Серафимом. По его рассказу, он с товарищами после окончания курса семинарии пешком отправился в Саровский монастырь. При встрече преподобный Серафим всех благословил, а ему поклонился в ноги и поцеловал руку (Симбирские епарх. ведомости. 1994. № 1).
3. Града Симбирска чудная похвала и заступление. Ульяновск. 2000. С. 11.