В письме к Миллю Конт писал: «Личная дружба между нами, принимающая все более и более определенный характер и возникшая раньше всякого личного знакомства, побуждает меня посвятить Вас немедленно в мои частные дела. Я говорю о серьезной перемене, скорее в хорошую, чем в дурную сторону, происшедшей со времени моего последнего письма к Вам в моем домашнем положении, вследствие добровольного и, вероятно, бесповоротного ухода госпожи Конт. Семнадцать лет тому назад я женился по какому-то фатальному влечению на женщине, одаренной редкими способностями, как нравственными, так и умственными, но и воспитанной в порочных правилах и в ложных убеждениях относительно роли, какую женщина должна играть в человеческом обществе. Ее несдержанные, деспотические наклонности, при отсутствии всякого влечения ко мне, не смягчались даже теми проявлениями нежности, которые составляют неотъемлемую привилегию женщин и облагораживающую силу которых им мешает понять надлежащим образом современная анархия. Таким образом, все мои философские труды подготовлялись и выполнялись не только под тяжелым давлением разных материальных затруднений, известных вам, но также среди еще более печальных и еще более угнетающих треволнений, обусловливаемых непрерывной гражданской войной самого интимного рода. Теперь, раз все это совершилось, я надеюсь, что, хотя мне будет недоставать внутреннего счастья, для которого я создан, но от которого я уже давно должен был отказаться, зато я буду располагать по крайней мере спокойствием печального уединения, с этого момента полного для меня... Как бы там ни было, вы видите теперь, что не без печального личного опыта я так часто указывал пагубное влияние современной анархии на все усиливающееся разложение семейных уз, регулируемых до сих пор исключительно теологическими или метафизическими верованиями. Об этом уходе, уже много раньше задуманном и, в сущности, неизбежном, мне было объявлено внезапно, в июне месяце, как раз в самом разгаре моей заключительной философской работы... Понимая всю опасность подобного кризиса в такой момент, я потребовал и настоял, чтобы дело было отложено до августа, что дало мне возможность окончить вполне свою работу. Пятого числа этого месяца (августа) состоялось наше разлучение... Оно представляется мне все более и более полезным для моей дальнейшей судьбы, так как я освободился от почти непрекращавшихся угнетения и беспокойства, в которых держало меня до сих пор ожидание новой супружеской распри. Заслуживает полного сожаления лишь то обстоятельство, что испытываемые мною столь сильно потребности любви останутся неудовлетворенными, хотя я и не считаю себя заслужившим того...»
В этом письме Конт сохраняет еще, как видим, довольно почтительный тон по отношению к своей жене. Отсутствие любви с ее стороны, несоответствие характеров — вот причины, по его мнению, их неудавшейся супружеской жизни. Он признает еще за своей женой не только выдающиеся умственные способности, но также и нравственные. Иное впечатление производят некоторые письма его к жене и, в особенности, письмо к Литтре, написанное в 1851 году, когда Конт, ввиду разных толков, решился дать объяснение о своих отношениях к жене перед собранием позитивистского братства.
«В течение долгого времени, — говорит он в письме к жене, — вы довольно-таки ложно понимали меня и приписывали слабости характера излишнюю снисходительность и долготерпение мое, которые проистекали на самом деле от моей сердечной доброты. Опыт должен теперь научить вас, что если моя воля проявляется несколько медлительно, зато она бывает в конце концов непреклонна... После вашего третьего серьезного побега из моего дома я предупреждал вас, что, раз подобная история повторится еще, мы разъедемся окончательно... Если по своей глупой надменности вы были уверены, что я никогда не буду в состоянии обойтись без вас, то опыт должен скоро разубедить вас в этом».
Таким образом, в течение пяти лет, протекших со времени разрыва, раздражение Конта не улеглось; скорее можно сказать, что оно обострилось, что принятое им решение было действительно решение бесповоротное и непреклонное и что на робкие заявления жены относительно примирения он отвечал полным отказом. В том же письме он предупреждает ее, что если бы она вздумала возвратиться к нему и войти в его дом каким-либо насильственным образом, то он будет защищать свое спокойствие всеми законными средствами и обратится в суд с просьбой о формальном разводе. Быть может, философ и в этот раз примирился бы с женой, если бы не страсть к Клотильде де Во, охватившая его всецело и преобразившая всю его духовную жизнь. Когда он писал указанное письмо, Клотильды уже не было в живых, но чувство Конта к ней не только не угасло, а, напротив, достигло настоящего обожания. Он носился тогда с мыслью публичного прославления своего «ангела- хранителя», как он называл Клотильду, что и исполнил в предисловии к «Системе положительной политики». Для гордой Каролины это был жестокий удар. Разлучение с философом для нее, по-видимому, было не тяжело; но публичного предпочтения, оказываемого другой женщине, которую он при этом прямо называет своей истинной супругой, — предпочтения, доходящего до полного восторга и преклонения, она не могла переварить. Она не любила Конта. Выходя замуж за него, она рассчитывала превратить его в «академическую машину, доставляющую ей деньги, почести» и т.д. Отсюда ее постоянное стремление удержать Конта от раздоров с разными академиками и учеными, отсюда и ее сочувственное отношение к его философским работам. И вдруг на долю другой женщины выпадает вся честь быть ближайшим другом, даже «истинной супругой» гениального философа. Нет, она этого не допустит.
Она обращается к помощи Литтре, самого выдающегося из учеников Конта, и при помощи его пытается примирить философа с собой или по крайней мере отклонить его от предполагаемого прославления «другой» женщины. Ее агитация вызвала разговоры в среде учеников основателя позитивизма, — разговоры, заставившие его объясниться с ними на общем собрании, а затем Литтре написал ему по этому поводу письмо, в котором касается между прочим своей семейной жизни и призывает учителя к примирению. Конт был раздражен вмешательством жены в его отношение к Клотильде и в ответном письме Литтре излагает историю ее побегов, тяжесть своей жизни с нею и т.д. Он говорит, видимо, искренне и гораздо резче, чем в письме к Миллю.
«Госпожа Конт, — пишет он, — привычная комедиантка; она почти всегда держится точно на сцене, в особенности в сношениях с вами... Между мною и нею никогда не было нравственного единения... Главная причина тому заключалась в особенностях характера этой совершенно лишенной всякой женственности натуры... Одаренная большим умом, а раньше и громадной энергией, она почти совсем лишена той нежности, которая составляет главную отличительную особенность ее пола». Поведение ее во время их супружеской жизни было «чрезвычайно непристойное»; она не питала ни к кому чувства истинной привязанности; ей «более чем чужды» были два других альтруистических чувства: уважение и доброта; она «везде отыскивает свои права и игнорирует свои обязанности»; «ум служит ей только для придумывания софизмов, чтобы оправдать свои порочные склонности, а характер, чтобы восставать против всяких моральных правил»; она стремилась главным образом «к полному и грубому господству»; «полное отсутствие нравственных принципов позволяло ей прибегать к самым крайним средствам и поступкам, доходившим нередко до решительных побегов, когда я противился ее преступным действиям».
В таком же тоне говорит Конт о жене и в своих «Исповедях», постоянно называя ее «недостойной супругой».
Трудно сказать, насколько философ беспристрастен в этой своей характеристике. Мы привели ее, так как, во-первых, не располагаем другими материалами для выяснения отношений между Контом и его женой; во-вторых, считаем ее не особенно далекой от истины и, в-третьих, если она и не совсем правильна, то, во всяком случае, точно и достоверно передает отношения и чувства самого Конта, а они-то и представляют для нас в данном случае наибольший интерес. Как бы там ни было, Конт чувствовал себя глубоко несчастливым в своей семейной жизни. Из-за этой женитьбы он разошелся с родными; у него не было детей; таким образом, вся сила его интимных чувств сосредоточивалась невольно на одной привязанности к жене. Как человек в высшей степени чувствительный и сентиментальный, хотя больше головным, чем непосредственным образом (мы убедимся в этом из отношений к Клотильде), он искал нежной женской души, а этого-то именно и недоставало Каролине. Он мог простить ей многое, простить даже ее преступные «шалости», но никак не мог примириться с тем, что вместо нежного чувства встречал с ее стороны холодный расчет или, в лучшем случае, холодный ум. К тому же Конт был чрезвычайно самолюбив. Он до конца жизни своей не мог простить Каролине, что она как-то поставила одного журналиста выше его, тогда еще неизвестного философа. Понятно, что при таких условиях (мы не говорим уже о «побегах» и т. п.