Перевезенцев С. В.
Инок Евфросин (2-я пол. XVII в.) — старообрядческий писатель. Судьба его нам практически неизвестна. В 60-е годы XVII столетия Евфросин находился в Курженской обители, близ г. Повенца, где был близок к знаменитому вождю старообрядчества игумену Досифею. В начале 90-х годов он жил в пределах Калуги и Белева. Некоторые исследователи предполагают, что он был тем Евфросином, по имени которого в начале XVIII века назывался старообрядческий толк "евфросиновщина".
В историю религиозно-философской мысли России Евфросин вошел как автор "Отразительного писания о новоизобретенном пути самоубийственных смертей", написанного в 1691 г. и дошедшего до нас в единственном списке. Впрочем, в самом "Отразительном писании…" упоминаются еще несколько его сочинений, которые сейчас неизвестны. Текст "Отразительного писания…" опубликован в 1895 г. Х. Лопаревым.
"Отразительное писание о новоизобретенном пути самоубийственных смертей" — это полемический трактат, направленный против учителей и последователей самосожжения в старообрядчестве. В контексте данного исследования, оно интересно своим "переходным характером". Написанное на рубеже двух эпох — Руси Древней и России Новой — это сочинение тоже несло в себе черты нового времени. При этом отдельные элементы светского миросозерцания наиболее ярко проявились в решении главного вопроса всей книги: допустима ли добровольная смерть и правомерно ли обречение живого существа на физические страдания.
Проблема, поставленная Евфросином была более чем актуальна в то время. В 80-е годы XVII в. официальная власть резко усилила репрессии против старообрядцев. По указу 1685 года сторонников "старой веры" повелевали в одних случаях жечь в срубе, в других — бить кнутом. Раскаявшихся в "расколе" отправляли до конца дней под строгий надзор в монастырь, а укрывателей "раскольников" определяли наказывать батогами, кнутом и даже отправляли в ссылку, а имущество виновных забиралось в казну.
В этих условиях в старообрядческой среде вновь оживляется учение об антихристе, причем наибольшим влиянием начинает пользоваться учение о духовном или мысленном антихристе. Сторонники этого учения считали, во-первых, что антихрист уже явился в мир, а, во-вторых, под его личиной понималось не какое-либо конкретное лицо, а вся "никонианская" Церковь в целом. В 1694 году учение о приходе мысленного антихриста было провозглашено в качестве догмата на старообрядческом соборе в Новгороде. В первой статье определений этого собора говорилось: "Несомненно нам верить и прочим учение творить, еже есть: …антихрист царствует в мире ныне, но царствует духовно в видимой Церкви…". А утверждение учения о уже состоявшемся воцарении антихриста, влекло за собой и ожидание самого скорого "конца света".
Многие последователи "старой веры" в поисках спасения от антихриста и искренне веря в спасительную силу мученичества, избирали смерть — самосожжение. Конечно, большую роль в этом сыграли возрожденные и даже усилившиеся среди старообрядцев аскетические настроения, уверенность в греховности всего сущего, презрение к телесной жизни во имя жизни духовной и вечной. Только с середины 70-х годов до 1691 г. групповые самосожжения унесли жизнь более 20 000 человек, а самый массовый характер самосожжения приобрели как раз во второй половине 80-х годов XVII века, как ответ на репрессии властей.
Религиозно-философское основание самосожжений создал еще протопоп Аввакум. Он первым одобрил "гари" (т.е. самосожжения), как акты мученичества, а сама "огненная смерть" в его изображении представала как блаженная смерть праведников, освобожденная от боли и страха. Своих сподвижников он уверяет в том, что самовольно вошедший в огонь мученик обязательно увидит Христа и "ангельские силы с ним", которые "емлют души те от телес, да и приносит ко Христу, а Он, Надежа, благословляет и силу ей подает божественную". Позднее взгляды Аввакума на "огненную смерть", как на средство достижения райского блаженства, были не только усвоены, но и усилены другими идеологами старообрядчества — Семеном Денисовым, Иваном Филипповым, Петром Прокопиевым.
Таким образом, смерть праведника в огне считалась великим благом, объявлялась "легкой" и противопоставлялась "лютой", мучительной смерти грешника. А ведь еще со святоотеческих времен считалось, что "легкая" смерть та, за которой душу ожидает вечное блаженство. Зато за "лютой", тяжелой смертью должны последовать адские мучения. Точно также трактовалась и спасительная, очищающая сила огня.
Необходимо также сказать, что представители официальной Церкви, резко осудившие самосожжения, толковали их значения в диаметрально противоположном ключе — как "лютую" смерть, "бесовское дело", действие, обрекающее душу на вечную гибель.
Впрочем, и в среде старообрядцев не было единства в отношении к самосожжениям. А одним из наиболее последовательных обличителей "огненной смерти" стал инок Евфросин. В своем "Отразительном писании…" он приравнивает ее к самоубийству, влекущему за собой церковное проклятие. Следовательно, самосожжение, да еще совершенное с радостью — это греховное деяние, ибо человек покушается на Божию волю, и сам выбирает свой смертный час.
Но "Отразительное писание…" интересно не только богословскими рассуждениями Евфросина. Дело в том, что в этом сочинении, как отмечает А.С. Елеонская, впервые в старообрядческой литературе, появляются новые мотивы — он не принимает "огненную смерть" потому, что она несет с собой уничтожение и деформацию человеческого тела.
Новизна в данном случае состоит в следующем. Большинство старообрядческих идеологов воспринимали телесные мучения или как аскетические подвиги во имя спасения души ("истязание плоти"), или как наказания за грехи. Однако инок Евфросин смотрит на данный вопрос совсем по-другому — он отвергает боль и страдания как явления, несовместимые с нормами человеческого существования.
И неслучайно много места Евфросин посвящает детальному, натуралистическому описанию процесса самосожжения: "Телеса … жареным мясом пахнут"; сварившаяся кровь "клокочет" и "взбивается" вверх пеной; кипят и тела людей — один "яко есть кровь красен", "ин же желт и бел же другий", "ов же ужаснее, черн бо являшеся". Так и кажется, что писатель стремится вызвать у своих читателей отвращение к физическим страданиям, неприятие их.
А о тех "учителях", которые побудили свою паству к приятию "огненной смерти" и заживо похоронили людей в огне, он отзывается очень резко и пишет о "нечеловеческом естестве учителей сих окаянных". К сторонникам "огненной смерти" Евфросин применяет и другие термины — "мрачные детины", "истлители", "палачи", "учители-мучители", "темные старцы" и др. Обличает он и конкретных проповедников "огненной смерти", перечисляя многие имена. Даже авторитет протопопа Аввакума, к тому времени уже возведенного старообрядцами в ранг святых, он подвергает сомнению.
В своем протесте против бессмысленных телесных страданий, инок Евфросин выступает и против голодной смерти. Дело в том, что среди старообрядцев было распространено убеждение — лучше "гладом скончаться", нежели сесть за один стол с никонианами. Евфросин же не видит никакого кощунства в том, что муки голода заставляют человека забыть о своей вере. Так, он не осуждает двух сестер, изнемогшим от голода, которым вместо еды приносят Евангелие — "Вот де пища духовная". Евфросин жалеет сестер: "Слушать бедные не могут, гладом и жаждею изнеистовившеся".
Интересно, что большое число сторонников добровольной смерти во имя веры среди старообрядцев инок Евфросин объясняет, помимо прочего, еще и их невежеством, необразованностью. Он утверждает, что нельзя "одними тетратками", пусть и написанными самим Аввакумом, "управити" "всю вселенную". "Аввакумовы писма", несущие "огненную смерть", вообще выступают у Евфросина своеобразным символом невежества. В свою очередь, он призывает "покопать книжные жилы", искать мудрости у "искусного мужа… в учении и в правилах ведомцу и хитрецу".
В целом же, выступая против апокалиптического отношения к реальной действительности, инок Евфросин утверждает, что жизнь — это "великий дар Божий", и нельзя самовольно "убегать" от "долгих трудов и потов", ее наполняющих. Больше того, тот, кто толкает людей на путь самоубийства, является настоящим врагом "светлой России", виновником ее "опустения".