"Западный агент" Ковалев
Наталья Долинина
Ковалев Сергей Адамович (год рождения 1930) - кандидат биологических наук. Диссидент. В 1993-1996 - председатель комиссии по правам человека при Президенте Российской Федерации. Народный депутат (1990 - 1991). Депутат Государственной думы.
Сергея Адамовича Ковалева нередко сравнивают с Дон Кихотом. "Говорит и делает только то, что думает. Ничего и никого не боится. Может ошибаться, но никогда не сделает подлость" - отзывается о нем Г. Явлинский, честным и нравственным политиком называет его Элла Памфилова.
В отличие от многих коллег по Государственной думе Ковалев не может "похвастаться" блестящей комсомольской, а затем и партийной карьерой. Известный ученый, автор научных работ, признанных в области биофизики классикой, во второй половине 1960-х гг. он активно включился в правозащитное движение. В 1969 г. вошел в Инициативную группу защиты прав человека в СССР, в начале 70-х редактировал нелегальный информационный бюллетень правозащитников - легендарную "Хронику текущих событий" - объект многолетней охоты КГБ. В декабре 1974 г. Сергей Адамович был арестован. Судили его в Вильнюсе, дабы убрать неудобного зэка подальше от иностранных журналистов. У дверей суда ждал решения близкий друг Ковалева Андрей Дмитриевич Сахаров, которому в это время, в его отсутствие вручали в Осло Нобелевскую премию мира. Затем были семь лет лагерей и три года ссылки. В Москву ему разрешили вернуться только в 1989 г.
С мая 1990 г. Ковалев - народный депутат России, затем Председатель Комитета Верховного Совета по правам человека. В январе 1994 г. Дума избрала его первым в истории России омбудсменом - уполномоченным по правам человека.
Сергей Ковалев сегодня - сопредседатель Международного и Российского общества "Мемориал". По приглашению екатеринбургского отделения общества "Мемориал" (в рамках программы "Открытый университет гражданских прав и свобод", спонсируемой Фондом Форда) 23 апреля 1998 г. он побывал в Екатеринбурге, выступил с яркой речью перед горожанами, ответил на их многочисленные вопросы.
Студенческий митинг.
14 апреля 1998 г.
- Сергей Адамович, как Вы относитесь к событиям 14 апреля? - чаще всего спрашивали Ковалева во время визита. [14 апреля 1998 г. произошло столкновение студентов Екатеринбурга, защищавших право на бесплатное образование, с омоновцами. - Ред.]
- Я знаю об этом только из газет и теленовостей. То, что я видел по телевидению - ужасно. Недопустимо, чтобы милиция относилась грубо к кому-либо - старым ли, молодым, с какими бы лозунгами они не выступали. Мне не понравилось, что ОМОН оправдывается тем, что студенты сами спровоцировали нападение.
Уже здесь я узнал, что во время одного из публичных выступлений Эдуард Россель, как бы между прочим, обронил, что будет пресекать все фашистские происки и никому не разрешит выходить на митинги с фашистской символикой. Однако студент, который шел в колонне со свастикой, утверждает, что ее перечеркивал жирный крест, а снизу на плакате была надпись: "Фашизм не пройдет". Так значит ваш губернатор не имеет достоверной информации? Ему передают неверные сведения? Это безобразие почище самого разгона демонстрации: высшему должностному лицу в регионе не рассказывают то, что обязаны были рассказать точно и достоверно. Что же ждать от власти, которая не владеет информацией?
Война в Чечне
Ковалев спасал честь России в Грозном под бомбами. Собирал сведения о жертвах среди мирного населения, об убитых, раненых, пропавших без вести российских солдатах, освобождал пленных. Он безответно призывал правительство, президента, Дудаева остановить бойню, Ковалева услышал весь мир, но не российские власти. Когда разразилась трагедия в Буденновске, Сергей Ковалев по просьбе премьера Черномырдина с группой коллег-депутатов отправился туда. Они вступили в переговоры с террористами и добились освобождения полутора тысяч заложников, сами оставались в руках террористов.
- Вы видели фильм Александра Невзорова "Чистилище"?
- Из редакции журнала "Искусство кино" мне присылали кассету для просмотра, просили прокомментировать. С "творчеством" Невзорова я знаком давно. Он всегда лжет. В Чечне в то время он не бывал. Никаких распятых там не было. Да, случалось трупы наших солдат зарывали без имен и занесения в списки, но не потому, что над ними издевались боевики, а для того, чтобы списать потери, ведь пропавший без вести убитым еще не считается. Я видел эти рвы и изуродованные трупы. Не подумайте, что я защищаю чеченцев, я вообще не чеченцев и не русских в Чечне защищал. Я боролся за права человека. Они все там чудовищно нарушались.
Назад к номенклатуре?
Ковалев обеспокоен:
- Сегодня часто приходится слышать о том, что мы становимся правовым государством, едва ли не построили демократию, ведем открытую и прозрачную политику и наши граждане имеют все возможности контролировать ее. При этих пылких декларациях, на мой взгляд, Россия переживает смутный исторический этап. Мы довольно быстро и уверенно возвращаемся к много раз проклятым нами номенклатурным методам, усовершенствуя и подгоняя их под сегодняшние нужды. Могу подтвердить это примерами.
Вспомните, как началась чеченская война. 26 ноября 1994 г. состоялась первая атака на Грозный. Большая колонна танков вошла в город, была полностью уничтожена в течение нескольких часов. Танковая колонна была объявлена колонной так называемой чеченской оппозиции, возглавляемой Автурхановым. С заявлениями о том, что это были не русские танкисты, выступили практически все ведущие политики, имеющие по должности отношение к таким делам, особенно активно - Грачев. Вся эта чудовищная ложь скоро всплыла, когда из плена освободили несколько солдат. Они оказались нашими военнослужащими, вербовала их ФСБ за очень небольшие деньги. Вранье вылезло наружу, а разгром остался разгромом.
29 ноября того же года собрался Совет безопасности. Выступили эксперты с высказываниями о том, что если будет военное разбирательство чеченского конфликта, оно пройдет бескровно. Нужен блицкриг - молниеносная война. И высоколобый Совет безопасности, где сидели умудренные государственным опытом или другими знаниями люди, согласился и порекомендовал президенту ввести войска в Чечню.
Тогда мне стало ясно - собралась новая, но по типу своему советская номенклатура. Первый приоритет для нее вовсе не сущность проблемы, а отношение к делу главного начальника. Надо угадать, какое решение придет на ум первому лицу. Если получилось - ты на коне, ошибся - дела плохи, может ты и удержишься пока в команде, но тебя будут теснить, пока не выбросят. И Совет безопасности угадал, что президент хочет воевать и признает его решения верными и профессиональными. Это яркий пример номенклатурного решения вопроса.
Когда через месяца полтора секретарь этого же Совета, один из ближайших сподвижников президента того времени Олег Иванович Лобов по телевидению публично заявил, что в Чечне партизанской войны не будет, потому что она не в традициях чеченского народа, очень многие сильно удивлялись, смеялись, хватались за голову, говорили: наверное, он болел, когда учился в начальной школе, пропустил много уроков, не прочел даже детской хрестоматии, а уж "Кавказского пленника" точно не читал.
Ничего подобного - он образован не хуже нас с вами. Просто он - представитель номенклатуры, а публичная ложь в правилах ее игры. Человек, который лжет, совершенно этим не обеспокоен. Он знает, что он врет, все кто его слушают, знают, что он врет. И это никого не смущает - привыкли.
О Думе и прозрачной политике
Сергей Адамович мечтает об открытой политике:
- Я никак не найду ответа, почему за неделю до отставки кабинета министров, президент говорит, что правительство имеет хорошо отработанную концепцию, что оно работает весьма успешно в очень трудных условиях, что своих молодых реформаторов он не сдаст и никогда никому не позволит их тронуть. А потом отправляет их в отставку. Может быть что-то случилось? Но почему тогда я, избиратель, не знаю об этом? Скажите прямо: правительство отстранено по таким-то и таким-то причинам, от нового состава кабинета я жду таких-то и таких-то результатов. Я должен это услышать, ведь я тот самый гражданин, которому президент клятвенно и очень высокопарно обещает новую политику - открытую и прозрачную, со всеми возможностями контроля. Самый свежий пример - голосование по поводу премьера. Когда-то до первой мировой войны в борьбе рождался русский парламентаризм, первые составы Государственной думы разгоняли временами, но это делалось достойно. Теперь же президент публично оскорбил не этот состав Госдумы, не Жириновского или Зюганова, а сам принцип парламентаризма. Он, только что не прямыми словами, заявил, что Думу можно купить. При подобных заявлениях он покушается на достоинство не одной ветви власти, не только на парламент, при этом он роняет свой собственный авторитет. Неужели его советники не могут объяснить, что он рискует потерять симпатии избирателей? Или Ельцин хочет, чтобы вернулось представление о власти, как о чем-то отдельном от общества, не обслуживающем его права и интересы? Так не строят правовое государство.
Во всем этом меня беспокоит наше с вами отношение - пассивное. Я не призываю к бунтам или неповиновению законам, но нельзя же смотреть, как возрождается то, против чего мы все дружно голосовали.
В спорах с государством
- Ничего хорошего в нашей стране не будет, - считает Ковалев, - если не будет гражданского общества. Пока его нет. Но оно, по-моему, формируется: по России разбросаны небольшие центры его кристаллизации - правозащитные и другие общественные, независимые от власти организации. Например, те, что занимаются защитой прав потребителя.
Я знаю несколько случаев, когда военкоматы, подавшие в суд на призывников по поводу отклонения от военной службы проигрывали. Суд обращался к Конституции - документу прямого действия, где сказано, что гражданин Российской Федерации имеет право на альтернативную службу. И это тоже шаг к тому, чтобы сделать молодого человека цивилизованным гражданином: он понимает, что может спорить с государством и при этом даже выигрывать дела. В России никогда, и до 17-го года, не было серьезного развитого правосознания. Для меня самый яркий пример этого - слова Герцена. Он же отец демократии - кто уж больший демократ, чем Александр Иванович! Он пишет: "Да, в России закон никогда не играл важной роли. Русский человек, услышавший слово "закон", думал прежде всего о том, как этот закон обойти", и дальше добавляет: "А впрочем, это и хорошо!". Яркая иллюстрация традиционного русского отношения к писаному праву.