Он решил «объять небо и землю»
Очень возможно, что, останься Гумбольдт и далее на государственной службе, он действительно сделал бы великолепную карьеру — стал бы, например, министром. Но чиновничий мир интриг и льстивой любезности, бумажной псевдодеятельности и рутины, как мы уже знаем, не привлекал Александра.
Он проявил характер и не пошел ни на какие компромиссы, отказавшись от уже поступивших заманчивых предложений. К тому же, в 1796 году умирает мать, волю которой ему приходилось исполнять все это время. Освобожденный от тягостных обязательств, Александр фон Гумбольдт в том же году подает в отставку.
В это время он ставит перед собой беспримерную по своим масштабам научную задачу — всесторонне исследовать один из малоизученных регионов земного шара, обобщить полученные результаты и, учитывая новейшие открытия других ученых, дать в итоге всеобъемлющее описание физической природы Космоса.
Выражаясь современным языком, это означало: систематизировать и свести воедино знания о строении Вселенной, о возникновении нашей планеты, об отдельных континентах и морях, о формировании земной коры и земной атмосферы, о жизни растений и животных, о влиянии почвенных и климатических условий на органическую жизнь, о людях и формах человеческих сообществ в прошлом и настоящем. Конечной целью подобного труда должно было стать познание всеобщих законов природы.
Одним словом, как выразился сам Гумбольдт, он решил «объять небо и землю». Но какая же часть Земли изучена менее всего? Конечно же, Новый Свет, Америка! Ученый всерьез подумывает о путешествии в Вест-Индию, присматривая себе надежного, энергичного спутника, с которым у него могли найтись общие интересы. И ему удается отыскать такого.
Это был молодой француз Эме Бонплан — врач по образованию и ботаник по призванию. Ему так же, как Александру, страстно хотелось отправиться в путешествие, — причем, особенно не важно, куда. После неоднократных неудачных (из-за отсутствия необходимых средств и в связи с военными действиями) попыток, успевшие подружиться молодые люди в июне 1799 года отплыли на испанском судне к берегам Южной Америки.
Если бы кто-нибудь знал, какие это будет иметь последствия, — событие, несомненно, приобрело бы вид пышной церемонии. Но… все было достаточно прозаично. Никто не провожал двоих добровольных скитальцев. Зато Гумбольдта эмоции переполняли. «Какое же мне выпало счастье!» — писал он в одном из писем в связи с началом долгожданной экспедиции. Подобные восторженные высказывания будут не раз доверяться бумаге во время путешествия...
Тенерифе
Уже с выходом в океан Гумбольдт начинает свои систематические наблюдения. Он измеряет температуру воздуха и воды, следит за течениями, наблюдает за рыбами.
Прежде, чем пересечь северный тропик, судно, на котором плыли путешественники, сделало недолгую остановку на острове Тенерифе — одном из основных в группе Канар.
Здесь Гумбольдт не преминул воспользоваться предоставившимся ему шансом и со своим спутником поднялся на вершину вулкана Тейде. Заметим, что сделать это было не так уж просто, поскольку высота горы — 3718 м.
Сейчас к знаменитой вершине проложена дорога; автобусы с кондиционерами и предупредительными гидами позволяют многочисленным туристам со всего мира без особого труда совершать «восхождение».
А тогда нанятые Гумбольдтом проводники ворчали и никак не могли понять, что влечет наверх этих двух странных европейцев, готовых карабкаться на самый крутой склон. Но те-то знали, что они делают.
Отмечая прекрасное зрелище, открывшееся ему сверху, Александр пишет своему брату: «Какой вид! Какое наслаждение!».
Впрочем, подъем на вулкан был не просто экскурсией или прогулкой. Преодолевая склоны горы, Гумбольдт заметил, что, поднимаясь, он будто проходит тысячи километров, последовательно минуя все природные пояса Земли — от экватора до Арктики.
Достигнув же вершины, где руки коченели от холода, Александр совершил далеко не безопасный спуск в кратер действующего вулкана. Тут через раскаленную почти до 90оС землю прорывались серные газы, а местами и лава.
Он измерил температуру почвы и воздуха, взял для анализа образцы воздуха, горных пород и минералов. Здесь же он сделал некоторые зарисовки, которые впоследствии вошли в учебники.
Кстати, именно благодаря рисунку Гумбольдта мы теперь можем представить увиденное им на Тенерифе гигантское драконовое дерево, — такие деревья были в большинстве уничтожены ураганами во второй половине ХІХ ст.
Природа тропического острова произвела большое впечатление на наблюдательного Гумбольдта. Однако, жадного к новизне исследователя ждали еще более сильные ощущения: впереди была Америка.
16 июля 1799 года Гумбольдт и Бонплан высаживаются на северо-восточном побережье Венесуэлы, в городе Кумане. Обстоятельства сложились так, что они были вынуждены здесь пробыть целых четыре месяца. Друзья начали знакомиться с Новым Светом.
Каковы были их первые впечатления, лучше узнать из первых уст. Обратимся к записям Гумбольдта: «Мы все еще носимся здесь, как ошалелые; в первые три дня нам не удается заняться ничем серьезно — хватаемся то за одно, то за другое. Бонплан уверяет, что сойдет с ума, если чудеса не прекратятся.
И все же, прекраснее любого из этих чудес то впечатление, которое производит здешняя растительность, в целом — пышная, исполненная силы, и в то же время легкая, бодрящая, мягкая. Я чувствую, что буду здесь очень счастлив и что эти впечатления останутся незабываемыми на всю жизнь...».
Невиданные деревья, изгороди из кактусов, живущие в крепостном рву крокодилы, невероятных расцветок птицы и рыбы… все это вскоре, хотя и не потеряет интереса, станет привычным для двух молодых европейцев. Но пока Гумбольдт с Бонпланом неутомимо, не обращая внимания на препятствия или неудобства, собирают растения, насекомых, ракушки и многое другое.
Вскоре количество экземпляров коллекции уже исчисляется многими сотнями. Их систематизацией, в основном, занимается француз. Гумбольдт же старается разобраться в закономерностях распространения растений, исследуя их зависимость от климата и почвы.
Куда не ступала нога путешественника
Как счастлив я в этой части мира… В дорогу отправились на лодке, загрузив ее вещами и инструментами, высушенными растениями и насекомыми, клетками с обезьянками и птицами.
Пирога, подгоняемая веслами четырех индейцев, шла довольно быстро, и вскоре ученые смогли заметить, как леса превратились в непроходимую зеленую стену.
Наблюдая фантастическое богатство растительного и животного мира, Гумбольдт не сдерживает своего восхищения: «Какую невиданную сокровищницу чудесных растений таит в себе этот край между 0риноко и Амазонкой, эта земля, покрытая девственными лесами!
Сколько здесь одних только новых видов обезьян! Я не смог собрать и десятой доли того, что попадалось на глаза. Убежден, что мы не знаем и трех пятых растений, существующих на свете». Плывя по Ориноко, лодка достигла грозных порогов, — но опасность подкралась совершенно с неожиданной стороны.
Выйдя в одном месте из лодки, Гумбольдт с Бонпланом, перепрыгивая с камня на камень и держа в руках клетки с обезьянками и птицами, обнаружили в одной из скал грот. Конечно же, они не устояли перед соблазном забраться в него и осмотреть.
Тут-то их и застал многочасовой тропический ливень, вызвавший быстрый подъем воды. Спасаясь от нее, оба путешественника взбирались все выше и выше по скалам, пока не оказались в своеобразной западне... Если бы не преданные спутники-индейцы, вызволившие их из этой беды, кто знает, чем бы закончился неприятный эпизод путешествия.
И вновь — ночевки с обязательными кострами для защиты от нападения ягуаров, сон в гамаках под открытым небом... если, конечно, удавалось уснуть под всплески крокодилов и храп пресноводных дельфинов, жалобный вой обезьян, крики ленивцев, разноголосье попугаев и неумолкающий лай экспедиционного пса. Временами он с жалобным визгом забивался к людям под гамаки, чуя приближающегося зверя...
Все, о чем читал и мечтал Гумбольдт, было теперь вокруг него. И даже то, чего хотелось бы избежать: безуспешно разгоняемые москиты, тучами кружившиеся над головами; мучители-муравьи, нестерпимая жара. Теснота в лодке была такая, что, если кому-то нужно было взять необходимую вещь, приходилось причаливать и обходить пирогу по берегу.
Только на второй месяц путешествия друзья достигли намеченного места. Предположение подтвердилось, и теперь в солидных географических словарях можно прочитать, что классический пример бифуркации — это раздвоение реки Касикьяре.
Впрочем, на этом путешествие не закончилось. Двое друзей продолжали движение на север. С ними происходили события, не менее захватывающие, чем эпизоды из романов Жюля Верна (кстати, хорошо знавшего научное наследие Гумбольдта). Чего стоит, например, хотя бы случай, когда во время бури на Ориноко они оказались на тонущей лодке среди кровожадных крокодилов!..
Но Гумбольдт доволен. Ему вообще нравится все, что с ним происходит. В письме брату он пишет: «Мне хочется вновь и вновь говорить тебе, как счастлив я в этой части мира…» Его лицо и руки распухли от москитных укусов, а он утверждает: «Тропики — вот моя стихия». Вокруг свирепствует страшная желтая лихорадка, а он не без удовлетворения отмечает: «Никогда еще я так долго не был здоров, как в последние два года».
Лишь в августе 1800-го заканчивается их речная эпопея, — но уже в конце этого года Гумбольдт с Бонпланом отправляются на Кубу. Они пробыли там сравнительно недолго, однако, исходили остров вдоль и поперек.