Налицо глубокий качественный перелом, значение которого еще предстоит осмыслить. Казалось, бесконечный процесс "расползания" натолкнулся на некоторые внешние преграды. Действительно, речь шла об изменении соотношения сил. С одной стороны, при удалении от исторических центров происходило ослабление энергетического потенциала колонизации-миграции, общее уменьшение объема ресурсов, которые общество, государство могли направить на ее поддержку. С другой стороны, рост самосознания народов, этносов приводил к усилению сопротивления российской колонизации-миграции.
Разумеется, и раньше имелись свидетельства того, что "расползание" приобретает нездоровый характер. Оно не могло продолжаться безгранично. Уже поражение России в Крымской войне говорило о растущем сопротивлении геополитическим изменениям, сопровождающим этот процесс. Одним из последствий той войны стала продажа Аляски в 1867 году. Причины этого шага лежали в осознании Россией неспособности осваивать отдаленные гигантские территории. По мнению великого князя Константина, Аляска требовала стольких расходов, что ее не стоило защищать. Освоение же амурского бассейна, по его мнению, могло принести стране больше преимуществ [12].
Советская власть пыталась продолжить политику "расползания" территории, целиком превратив ее в государственную монополию. Уже в этом можно усмотреть симптомы упадка, так как это была попытка превратить относительно мирную народную колонизацию, непосредственно не несущую в себе склонности к конфликтам с местными народами, в последовательную государственную агрессию.
В советское время выявились явные признаки исторического исчерпания тысячелетнего процесса расширения государства, пытавшегося распространить свое влияние за границы страны на все "социалистическое содружество". Начало этого процесса следует, видимо, относить к выпадению Югославии И. Броза Тито из единого строя стран социализма. Поворотной точкой, очевидно, можно считать неудачную попытку подчинить Афганистан. Распад СССР, войну в Чечне, склонность восточноевропейских стран ослабить связи с Россией и интенсифицировать контакты с Западом можно рассматривать как закрепление этого поворота, как симптом усиления нажима окружающего приграничного мира, в основном юга, на Россию мирными средствами, в частности попытками колонизации, например китайцами на Дальнем Востоке. Нельзя не учитывать также усиления на юге исламского фундаментализма, пришедшего к власти в Иране, существование опасного агрессивного режима в Ираке, сил, поддерживающих эти режимы в других государствах, включая страны СНГ.
Прекращение колонизации, изменение определяющего вектора миграционных процессов совпали по времени с важнейшими глубокими качественными сдвигами в обществе. Наше общество, как считает А. Вишневский, пережило экономическую, городскую и демографическую революции. Однако эти процессы не были доведены до конца, что приводит "общество в противоречие с его исходными, традиционными, хо-листскими принципами", а это не исключает опирающегося на архаику реванша, "возможности тоталитарной диктатуры" [13]. Иначе говоря, проблема заключается в том, что поворот миграционных потоков, конец колонизации вне официальных границ России можно понять как важнейший элемент глубоких изменений, неотделимых от динамики России, ее цивилизацирнной характеристики. Этот факт требует коренного изменения'самосознания общества. Обращает на себя внимание, что на определенном этапе российской истории для страны оказались характерны гигантские, невиданные в мировой практике темпы урбанизации, "городской взрыв", соответствующий поворот потоков миграции, буквально хлынувших в города [14]. Среди причин, породивших этот процесс, обычно указывают на политику коллективизации, нанесшую чудовищный удар по деревне, и индустриализации, толкающей государство на "перекачку" людей, способных работать, из деревни в город. Однако была еще одна причина, возникшая еще до 1917 года и получившая с некоторых пор название "крестьянской революции", которое. по-моему, не отвечает сути происшедшего.
До сих пор даже среди историков существует точка зрения, что сельская территориальная община стала разваливаться после 1861 года. Этот процесс действительно имел место, но затем сменился нарастающим процессом восстановления общины. который лишь усилился в ответ на столыпинские реформы. Крестьянство стало "вползать" в гражданскую войну, которая началась как борьба с помещиками, но постепенно переросла и войну между теми, кто защищал максимальную уравнительность. и теми, кто отказывался встать на этот путь. Постепенно количество погромов богатых крестьянских хозяйств стало вес больше превышать количество погромов помещиков. Из сожженных строений в деревне в 1907-1909-х годах помещичьих усадеб было 70,9%, а крестьянских домов в деревнях - 29,1%. В 1910—1913-х годах это соотношение сменилось на противоположное: сожженных усадеб было 32,5%, крестьянских домов - 67,5% [151. Постоянная борьба за уравнительность создала невыносимые условия жизни в деревне, подрывала основы производства (что свидетельствовало о дезорганизации деревенской жизни еще до коллективизации). Появление рабочих мест в городах, казалось, открывало возможность уйти от развивавшегося дискомфорта.
Мигранты, хлынувшие в города, на первый взгляд, воплощали в своем движении политику индустриализации государства и одновременно реализовывали свои личные планы. Как могло показаться, исчезла двойственность государственно направляемой урбанизации и личных планов, возникло "морально-политическое единство советского народа". Тем не менее по историческим меркам это был лишь миг. В город хлынула архаичная рабочая сила, десятки миллионов неквалифицированных людей, в значительной степени приверженных тотемизму, стремящихся отдать бремя решений "тотему-отцу-вождю". Это означало, что потоки мигрантов сметали достижения урбанизации прошлого, заключающиеся в развитии очагов (впрочем, немногочисленных) урбанизированной культуры. Произошла аграризация городов [14]. Об урбанизации в этих условиях можно говорить лишь с существенными оговорками. Урбанизация, фокусом которой является формирование качественно новой для общества урбанизированной культуры, вошла в противоречие с массовой миграцией, несшей в города архаичный потоп.
Раскол между городом (точнее- городскими функциями городов, культивированием и реализацией городских ценностей) и деревней (точнее - функциями, опирающимися на архаичные ценности) продолжал усиливаться. Конец нэпа стал капитуляцией перед неспособностью решить задачу культурной, хозяйственной интеграции. города и деревни, как тогда говорили, их "смычки". Это был зловещий симптом распада урбанизации и миграции, краха попытки интеграции всего хозяйственного и государственного порядка, неспособности преодолеть раскол.
Руководство государством полагало, что массовый архаичный элемент можно использовать для формирования нового общества, опираясь на административную власть, террор, идеологическое воздействие, включение людей в ритмы организации производства, сводимого главным образом к технологии. Этот субъект мог сформировать лишь псевдоиндустриализацию, ее технический аспект. Реальная индустриализация должна была включать реальный механизм воспроизводства, т.е. возможность использовать рыночную реализацию товаров для постоянного воссоздания производства на все более высоком техническом и организационном уровне. В действительности было создано невиданное в мировой истории гигантское натуральное хозяйство, лишенное механизма эффективного воспроизводства.
Архаизация ослабляла общество, что в конечном итоге привело к ослаблению энергии миграции, к почти повсеместному уменьшению притока населения в города, начавшегося еще в СССР в межпереписном периоде 1979-1988-х годов [16, с. 7б]. Появилась большая группа республик с преобладающим оттоком городского населения. В противоположность западным районам бывшего СССР Средняя Азия, Южный и Центральный Казахстан, Армения, Азербайджан, автономии Северного Кавказа (кроме Кабардино-Балкарии) «представляют собой регион, где наблюдается застой в развитии урбанизации. Преодолеть кризисную ситуацию при такой ее динамике невозможно. Стагнация городов укрепляет элементы консервативности, патриархальности, национальной и этнической обособленности, "удобряя" тем самым почву для национальных конфликтов» [16, с. 79].
Это говорило о появлении антиурбанизационного импульса, которой в ряде важнейших регионов принял характер стагнации, архаизации общества. Все свидетельствовало об усилении поляризации регионов бывшего СССР, которая способствовала его распаду, позволяла говорить о дезурбанизации, о существовании и настоящем и прошлом псевдоурбанизации. Архаизация хорошо видна при изучении специфики культуры горожанина. Результаты исследований показывают, что "городское (по статистике) российское общество имеет в значительной степени аграрный менталитет" [17]. К его признакам можно отнести и приоритетность продовольственного самообеспечения, и негативное восприятие социального неравенства и купли-продажи земли, и подозрительное отношение к иностранцам, и т.д.
В таких процессах можно усмотреть абстрактную модель колониализма, т.е. распространение своей деятельности на якобы пустое пространство, которое, однако. постепенно выявляет свое внутреннее содержание и вступает в конфликт с колониализмом. Спорящие о том, была ли Россия - как досоветская, так и советская -колониальной империей, насколько мне приходилось слышать, игнорируют тот факт, что в стране исторически развивалось отношение к самой себе, к точкам своего тела как к колонии. И это - не следствие злодейского замысла, но результат не достигшего минимально необходимого в данной исторической ситуации уровня массовой рефлексии, осознания собственной самоценности.