Таким образом, теория народонаселения Мальтуса оказалась в опасной близости к тавтологии в обличье теории. Если мы соглашаемся с Мальтусом в том, что контроль над рождаемостью — вещь морально предосудительная, на его стороне история роста народонаселения в течение последних двух столетий: численность населения не сдерживалась ничем, кроме «нищеты и порока». Еслиже мы, напротив, находим контроль над рождаемостью морально оправданным, Мальтус опять-таки прав: «нравственное обуздание» в широком смысле слова — это одно из ограничений роста населения сверх ресурсов продовольствия. Теорию Мальтуса невозможно опровергнуть, так как она неприменима ни к каким вероятным или действительным демографическим тенденциям: она претендует на то, чтобы описывать реальный мир, но ее описание справедливо по определению ее собственной терминологии.
Статистические выкладки Мальтуса несколько спорны не столько потому, что ему не хватало доброкачественной статистики, сколько из-за неспособности его теории выдержать столкновение с эмпирическими данными. Но Мальтус был ближе к делу, когда в предисловии ко второму изданию своего «Опыта» заметил, что, «если какие-либо ошибки, помимо моей воли, вкрались в эту работу, они не могут иметь значительного влияния на сущность моих соображений».
Одна из трудностей интерпретации теории Мальтуса состоит в точном определении понятия перенаселенности. Если мы допустим, что Мальтус под перенаселенностью имел в виду ситуацию, когда население слишком велико, чтобы прокормиться отечественным продовольствием, то возможностей внешней торговли вполне достаточно, чтобы прогнать Мальтусов призрак голода. Но иногда Мальтус, а также английские экономисты Нассау Сениор (1790-1864) и Джон Стюарт Милль (1806-1873) давали более существенное определение: население слишком велико для достижения максимальной эффективности производства, и сокращение его численности повысило бы среднедушевой доход. В 1920-х годах это положение сформировалось в виде так называемой теории оптимальной численности населения: если население того или иного региона слишком малочисленно для ведения эффективного производства — а «разделение труда ограничивается масштабом рынка» — или, напротив, слишком многочисленно, то очевидно, что может существовать некая промежуточная точка, в которой численность населения оптимальна. Иначе говоря, оптимальна та численность населения, при которой доход на душу максимален. Из этой концепции оптимальной численности следует, что тенденция снижения уровня заработной платы до прожиточного минимума свидетельствует о перенаселенности. Эта трактовка теории опирается на совершенно механическое понимание связи между уровнем заработной платы и численностью населения. По мере адаптации рабочие привыкают к более высокому жизненному стандарту; прожиточныйминимум поднимается, а рост населения замедляется до тех пор, пока технический прогресс не дает этому процессу новый толчок. Если прожиточныйминимум — это не биологически необходимая сумма благ, а, как любил подчеркивать Рикардо, функция «привычки и обычая», то утверждение, что «заработная плата находится на уровне прожиточного минимума», не дает возможности судить о желательной численности населения.
Можно увидеть, как несправедливы расхожие представления историков-обществоведов, будто бы экономисты-классики были «пессимистами», убежденными в наличии тенденции сохранения заработной платы на уровне прожиточного минимума. У них могли быть другие основания для пессимизма, но все они без исключения считали, что жизненный уровень рабочих может быть повышен. Механизм взаимозависимости заработной платы и численности населения использовался для демонстрации полной эластичности долговременной кривой предложения труда, из которой следует, что заработная плата определяется предложением независимо от спроса. Тем не менее, обычно признавалось, что в реальной жизни для адаптации к повышению заработной платы может потребоваться не менее целого поколения. Вполне очевидно, что теория прожиточного минимума заработной платы — это никакая не теория: прожиточный минимум берется как нечто данное, обусловленное тем, как трудовое население относится к продолжению рода, а также, по-видимому, общим уровнем медицинских познаний. Это всего лишь один из примеров классической склонности упрощать анализ, уменьшая число переменных, подлежащих определению.
Теория прожиточного минимума заведомо не годится для определения заработной платы в какой-либо конкретной ситуации из-за своей безнадежной неоднозначности: мы не можем знать, о каком отрезке времени идет речь. Например, если заработная плата равна прожиточному минимуму, это значит, что рабочие воспроизводят свою численность в пределах возмещения естественного выбытия: в каждой семье по двое детей (мы отвлекаемся от детской смертности). Но поскольку прирост народонаселения обычно составляет положительную величину и численность рабочей силы все время увеличивается, постольку «рыночный» уровень заработной платы всегда и в любой момент должен быть выше, чем «естественный прожиточный минимум».
Поскольку, как уже многократно указывалось выше, согласно Мальтусу, население растет быстрее производства продуктов потребления и для сохранения равновесия «необходимо, чтобы размножение задерживалось», то в современном обществе это действует через изменение заработной платы. Это происходит автоматически в том смысле, что чрезмерный рост населения уменьшает заработную плату и тем самым ограничивает рост населения в следующий период времени.
Напротив, рост заработной платы ведет к росту населения и тем самым ведет к росту бедности в следующий период времени. Так, обильный урожай вызывает будущий голод: «изобилие, поощряя браки, вызывает избыток в населении, потребности которого не могут быть удовлетворены обыкновенным годом».
В силу понижательного давления роста населения на уровень заработной платы, последняя определяется минимальной стоимостью средств существования работника. Но и сам минимум в разных странах разный. В Англии главную пищу работника составляет пшеница, тогда как в Ирландии основную пищу работника составляет картофель. И так как рыночная цена пшеницы намного выше рыночной цены картофеля, то заработная плата английского работника больше, чем ирландского. «Результатом…будут ирландские лачуги и лохмотья».
Экономически важное значение имеет не номинальная (денежная) заработная плата, а реальная заработная плата, определяемая ценой потребляемой пищи. Поэтому бедность, говорит Мальтус, нельзя преодолеть раздачей денег: «Когда существует недостаток в каком-либо виде товара, то он не может быть распределен между всеми: он поступает к тому, кто… предлагает за него большие деньги.… Поэтому, если чувствуется недостаток в продовольствии, сравнительно с населением, то решительно все равно, будут ли низшие классы получать 2 шиллинга или 5» [1].
Мальтус любил повторять, что любые попытки побороть нищету, прибегая к прямым государственным субсидиям или к частной благотворительности, могут только ослабить главное ограничение роста населения – необходимость для каждого самому заботиться о себе и полностью отвечать за свою непредусмотрительность. Никто из способных к труду не имеет «права на пропитание, если он не может прокормить себя собственным трудом». При этом бедный человек не должен посягать на частную собственность другого человека, более богатого, так как частная собственность необходима для роста производства потребительских товаров и тем самым для улучшения его собственного положения.
Мальтус категорически выступает против уравнивания доходов: «Равенство … не предоставляет достаточно сильного побуждения к труду и к победе над естественной леностью… Неизбежна бедность, к которой в самое непродолжительное время должна привести всякая система равенства… Общественное благосостояние должно вытекать из благосостояния отдельных лиц, и для достижения его каждый должен заботиться, прежде всего, о самом себе».
Соответственно он выступал против закона о помощи бедным. По этим законам приходы должны были содержать всех бедняков, живших в приходе и не способных самостоятельно поддерживать свое существование. Средства для этого собирались в основном с местных налогов на недвижимость и составляли 6-7 млн. фунтов ежегодно. «Законы о бедных поощряют размножение населения, нисколько не увеличивая средств существования.… Оказывая помощь бедным, они содействуют их размножению…. В конечном счете, число людей, обращающихся за пособием, … должно постоянно возрастать». Эти законы были фактически отменены в 1834 году, когда было принято решение отказывать в пособии всем взрослым здоровым беднякам, не желавшим жить в рабочем доме, где была введена строгая дисциплина и обязательный труд (в основном на ручных мельницах).
Рост нищеты в результате избыточного (т.е. превышающего темп роста производства предметов потребления) роста населения социально опасен, так как вызывает социальную нестабильность (мятеж). Поэтому исключительную важность имеет вопрос: как реально помочь бедным? В ближайшей перспективе — создание сберегательных касс, где накапливают деньги и обучают бережливости. В отдаленной перспективе –— рост среднего класса.
Поскольку, по мнению Мальтуса, социальное равенство невозможно, а разделение общества на очень богатых и очень бедных нежелательно, то основу здорового роста населения (т.е. роста населения без бедности) составляет рост производства и среднего класса. «Не чрезмерная роскошь небольшого числа людей, но умеренная роскошь между всеми классами общества составляет богатство и благоденствия народа». Только тогда, возможно, сработает такой автоматический ограничитель роста населения, как стремление человека перейти к более высокому социальному статусу, требующему роста расходов не только на потребление, но и на образование, профессиональную подготовку, отдых и т.п.