Нефтепровод Баку — Тбилиси — Джейхан — трубопровод для транспортировки каспийской нефти к турецкому порту Джейхан, расположенному на берегу Средиземного моря. Официальное торжественное открытие всего нефтепровода прошло 13 июля 2006 в Джейхане.
Владельцем нефтепровода является международный консорциум BTC Co, его акционеры — BP (30,1 %), Государственная нефтяная компания Азербайджана (ГНКАР) (25 %), Unocal (8,9 %), Statoil (8,7 %), TPAO (6,5 %), ENI (5 %), Itochu (3,4 %), ConocoPhillips (2,5 %), Inpex (2,5 %), Total (5 %) и Amerada Hess (2,4 %).
Строительные работы начались в апреле 2003 года. Нефтепровод вступил в строй 25 мая 2005 года, когда был открыт его азербайджанский участок. 12 октября 2005 года состоялось торжественное открытие грузинского участка.[22]
Предполагается, что в дальнейшем нефтепровод будет продлён до восточного побережья Каспийского моря и по нему будет перекачиваться нефть и из Казахстана.
В июле 2006 состоялась первая прокачка нефти. С тех пор ежедневное количество проходящей по трубам нефти составляет 1,2 млн баррелей. 5 августа 2008 года из-за взрыва трубопровода и последующего крупного пожара в районе компрессорной станции в посёлке Рэфахйя провинции Эрзинджан подача нефти была прекращена и возобновлена только 25 августа.
БТД многие эксперты называют "политическим нефтепроводом". Ни для кого не является секретом, что Турция, Грузия и Азербайджан ориентируются на США и Европу, Армения и Казахстан – больше тяготеют к России. Этот политический пасьянс и определяет маршруты нефтяных жил региона. Некоторые наблюдатели говорят, что БТД и был построен для того, чтобы его охраняли американцы и европейцы, а присутствие этих сил на территории Азербайджана и Грузии даёт надежду их правительствам в скором времени решить и внешнеполитические проблемы, такие как приструнение мятежных регионов: Абхазии, Южной Осетии и Нагорного Карабаха.
Таким образом, начало эксплуатации БТД станет новой точкой отсчета американского присутствия на Кавказе, а формально началом выполнения решений Стамбульского саммита НАТО о новой активной политике на Южном Кавказе и в Средней Азии. В итоге, для Грузии и Азербайджана судьбоносное значение имел тот факт, что коммуникационные проекты стоимостью от миллиарда и выше стали по мере осуществления требовать соответствующих условий функционирования, а их инициаторы – стали весомыми факторами региональной политики. Государства, по которым эти коммуникации пролегли, автоматически стали субъектами данной политики.
С геополитической точки зрения, основная цель строительства нефтепровода заключалась в создании независимого от России пути транспортировки нефти из Азербайджана (а впоследствии и Казахстана) на мировые рынки. США и Великобритания, лоббировавшие и финансировавшие проект, в качестве его обоснования выдвинули идею о необходимости диверсификации маршрутов экспорта энергоносителей и стабилизации мирового энергетического рынка.
Это первый нефтепровод в СНГ, проложенный в обход России и при непосредственном участии США и Великобритании. С началом его работы в очередной раз существенно изменилась геополитическая расстановка сил в обширном регионе, охватывающем Среднюю Азию, Кавказ и акваторию Каспийского моря. Транспортировка значительных объёмов нефти, которая могла бы осуществляться через территорию России по существующему нефтепроводу Баку — Новороссийск, теперь будет производиться в обход России, что снизит её влияние в регионе. Американцы же не только получат альтернативный Персидскому заливу источник нефти, но и расширят зону своего влияния.
Ввод в эксплуатацию нефтепровода даёт возможность более активно осваивать ресурсы каспийского бассейна. В Азербайджане это в первую очередь освоение блока месторождений Азери — Гюнешли, в Казахстане — Кашаган.
Экономические потери России от появления нового пути транспортировки каспийской нефти некоторые эксперты оценивают в 200 млн долларов в год.
Таким образом, можно отметить, что еще со второй половины 1990-х годов наметился постепенный рост актуальности проблем энергетического фактора в международных отношениях на постсоветском пространстве в контексте диалога с Западом. Однако резкий всплеск «энергетической геополитики» начался в первой половине 2000-х годов. С одной стороны, в этот период началось укрепление России, что отразилось на росте ее активности в СНГ. Эти процессы актуализировали стремление США и отчасти ЕС ослабить РФ за счет лишения ее части энергетических рычагов на постсоветском пространстве и, прежде всего, в Каспийском регионе. Такие стратегии осуществлялись странами Запада и ранее, но более вяло. С другой – сам быстрый рост цен на углеводороды обеспечил большую, чем прежде, экономическую значимость ресурсов Каспия и Средней Азии для ЕС и США. Это обеспечило прочную материальную базу роста их вовлечения в дела региона. В свою очередь, противоречия и конфликты на энергетической почве между Россией и странами СНГ лишь укрепили решимость государств ЕС и США добиться своих энергополитических целей в СНГ, придав мощный идеологический стимул новой политике.
Идеологические «упражнения» западных политиков и обозревателей органично легли на уже подготовленную благодатную почву – страхи перед «реваншизмом» Москвы в совокупности с сохраняющимися с 1990-х годов стратегиями. Начались дискуссии о т.н. «энергетических войнах» России с соседями, «энергетическом империализме» Кремля (концепция использования РФ энергетических рычагов для давления на страны СНГ и ЕС), негативных эффектах «транзитной монополии» России на экспорт углеводородов Средней Азии для ЕС и стран СНГ, ненадежности РФ как поставщика энергоресурсов.
Впрочем, конечно, было бы неверно считать это неким «глобальным заговором» против России в полном смысле этого слова, так как помимо стратегических соображений, присущих в большей мере Вашингтону, налицо были и вполне практические интересы и обеспокоенности игроков, вовлеченных в процесс. Так, страны ЕС мечтали о прямом доступе к новым ресурсам и снижении энергетической зависимости от РФ. Диверсификация рассматривается ими как ключ к большей стабильности энергоимпорта и снижению цен. Турция – о роли основного транзитера каспийско-среднеазиатских ресурсов.[26]
Западные транснациональные корпорации нацелены на получение новых контрактов.
В свою очередь, активизировала свою политику и сама Россия, с тревогой наблюдавшая за деятельностью США и ЕС в СНГ и не желавшая снижать здесь свое влияние или жертвовать своими экономическими – прежде всего, энергетическими – интересами. В отличие от предшествующих периодов, укрепившаяся экономика, завоеванные позиции на европейских рынках энергоносителей и иные факторы позволили РФ действовать более решительно и активно. В итоге, с 2005–2006 гг. были инициированы новые соглашения и проекты, направленные на поддержание status-quo – сохранение России как ведущего экспортера нефти и газа из ННГ и основного поставщика углеводородов на Украину, в Белоруссию, в Центральную, Восточную и Юго-Восточную Европу.
Несмотря на обилие направлений деятельности, осуществляемой всеми игроками, ключевое значение для динамики и направленности энергетической геополитики региона приобрели энерго-транспортные проекты: создание новой инфраструктуры (трубопроводы и портовые системы) для экспорта нефти и газа из Средней Азии и с Каспия.
Для Запада создание «альтернативной», то есть идущей в обход РФ инфраструктуры транспортировки нефти и газа является материальным условием решения всего спектра задач в сфере энергетической геополитики. Новые трубопроводы становятся залогом вывода стратегически и экономически значимых ресурсов Средней Азии и Закавказья из-под «транзитной монополии» Москвы. За счет этого снижения влияния РФ США и ЕС обеспечивают прямой доступ к богатствам Каспия и Средней Азии для западных корпораций, которые обещают уменьшение зависимости ЕС от российского газа и нефти и увеличение конкуренции поставщиков на европейских рынках. В свою очередь для РФ трубопроводная инфраструктура и контроль над ней гарантировали сохранение роли основного транзитера каспийских и среднеазиатских углеводородов, основы ее влияния на страны-экспортеры и страны-импортеры нефти и газа в СНГ и ресурсной базы ее позиции крупнейшего экспортера углеводородов в ЕС.
Итогом развития этих тенденций стал «трубопроводный бум», наблюдаемый с 2002–2003 гг. в регионе, рассчитанный на появление уже в обозримом будущем новых сверхкрупных объемов каспийских и среднеазиатских нефти и газа в дополнение к уже существующим. Условно старт этому процессу положил нефтепровод Баку–Тбилиси–Джейхан (БТД), ставший первой масштабной «альтернативной» трубопроводной артерией по поставке каспийских энергоносителей в обход России (не считая трассы Баку-Новороссийск, которая, впрочем, носила «промежуточный» характер – как временное решение до создания БТД). По «следам» БТД на постсоветском пространстве началась настоящая трубопроводная «лихорадка». Были инициированы строительство газопровода Баку–Тбилиси–Эрзерум (БТЭ), нефтепровода Самсун–Джейхан (с черноморского на средиземноморское побережье Турции), работы по проекту газопровода Турция–Греция–Италия (TGI) как продолжения БТЭ. Оживились переговоры по проекту «Набукко» (Каспий – Грузия – Турция – Балканы) и созданию его ключевого элемента, Транскаспийского газопровода. Предложен проект нефтепровода Констанца (Румыния) – Триест (Италия), разработан проект продления нефтепровода Одесса–Броды до польских Плоцка и Гданьска и т.д. и т.п. Не осталась в стороне и Россия, начав строительство нефтепровода Бургас–Александруполис (Болгария – Греция) по доставке своей нефти в ЕС в обход проливов Босфора и Дарданеллы, инициировав создание Прикаспийского газопровода и ряд иных проектов.