Точно также, и даже более рельефно, проявляется факт несовпадения правоотношений в случае договорного преемства по обязательствам. Ниже будет показано, например, что в случае пассивной делегации кредитор оказывается в лучшем положении после ее совершения, чем до нее, поскольку перед ним появляется новый должник, не осведомленный о содержании и дефектах правового отношения, связывавшего его с предшествующим должником. Основание возникновения правоотношения кредитора с первым должником (допустим, причинение вреда) вообще может остаться неизвестным новому должнику, на которого первый должник с согласия нового должника и кредитора переводит долг. Правоотношения между новым должником и кредитором оказывается основанными либо на двухстороннем договоре и односторонней сделке, либо вообще на трех односторонних сделках (приказе старого должника новому уплатить за него долг, просьбе старого должника к кредитору обратиться за долгом не к нему, а к новому должнику и требовании кредитора, заявленном новому должнику). Неужели же правильно утверждать, что перечисленные обстоятельства стали основанием перехода прав и обязанностей, а не основанием прекращения одних прав и обязанностей и возникновения других?
Отсутствие тождества между обязательственными правоотношениями, существовавшими до наступления оснований к сингулярному правопреемству и правоотношениями, замещающими их после наступления такого основания, особенно ярко проявляется в случае совершения сделок, направленных на уступки части прав и частичный перевод долгов. Феномена, подобного математическому закону о неизменности суммы от перемены мест слагаемых в гражданском праве, насколько нам известно, пока не открыто. А это значит, что даже если мы позволим себе пренебречь сделками-основаниями сингулярного правопреемства как элементами фактического состава, необходимого для возникновения новых обязательственных правоотношений, то мы уже никак не сможем игнорировать того очевидного обстоятельства, что в результате заключения договоров уступки требования и перевода долга место одного требования или долга может занять совокупность (система) требований и долгов, да к тому же еще и принадлежащих различным лицам. Отождествить их с прежде существовавшим требованием или долгом невозможно даже при самых смелых "допущениях", подобно тому, как не могут компании, образовавшиеся в результате разделения их правопредшественника, быть сведены к этому последнему.
Критические замечания в адрес суммы теорий "передачи прав - перемены лиц" попытался суммировать В.С. Толстой. К классическому аргументу о том, что права и обязанности, будучи категориями юридическими (идеологическими), не могут передаваться, он добавил еще и следующее соображение. При передаче вещи далеко не всегда переходит вместе с ней и право собственности именно того содержания, которое оно имело для прежнего собственника, - его элементы могут и возникнуть ниоткуда (например, при приобретении вещи от неуправомоченного отчуждателя), и кануть в никуда (например, при приобретении имущества от государства).
Как видим, попытка проникнуть в сущность категории правопреемство заставила нас потревожить целый ряд гражданско-правовых проблемных "муравейников" - определиться с общим понятием гражданского правоотношения, пересмотреть теорию объектов гражданских прав и правоотношений, затронуть вопрос о соотношении этой категории с понятием объектов гражданского оборота, обсудить соотношение понятий о передаче вещей и передаче прав и, наконец, выйти на понятия юридического факта и фактического состава как тех внешних факторов, которые конкретизируют типическую правовую связь, превращая ее, тем самым, в гражданское правоотношение. Но и это еще не все. Было бы нечестным умолчать о том, что с укоренившимся в науке представлением о правопреемстве как процессе передачи прав тесно связано одно из центральных гражданско-правовых понятий, обычно относимых к сфере учения о субъективном праве. Это понятие о распоряжении, распорядительном или юридическом действии. Если обыкновенно распоряжение рассматривается в качестве составной части (правомочия) всякого субъективного гражданского права или, во всяком случае, имеет своим предметом субъективное гражданское право, то что должно означать это понятие в рамках нашей интерпретации понятия правопреемства?
Мысль о том, что всякое субъективное гражданское право включает в свой состав помимо других элементов еще и такое правомочие, как возможность распоряжения им (субъективным правом), была высказана еще С.С. Алексеевым. Обладатель всякого субъективного гражданского права может не только осуществить его, но и распорядиться им. Но вот способы распоряжения этим правом могут быть различными: правом можно распорядиться или (а) непосредственно, или (б) путем распоряжения его объектом. Исходя из этой конструкции получаем, что передача вещи - не более, как фактическое действие, выступающее техническим средством для достижения юридического результата - распоряжения правом собственности на данную вещь. Распоряжение же - суть действие, имеющее своим предметом именно субъективное право (а не саму вещь), т.е. суть юридическое действие; действие, направленное на достижение юридических последствий. Это понятно; вся соль в другом вопросе - каких юридических последствий? На первый взгляд, и этот вопрос ясен: тех последствий, что описываются понятием правопреемства. Но в том-то и парадокс, что традиционная интерпретация этого понятия не вкладывает в него, как уже было показано выше, никакого иного смысла, кроме того, что заложен в обыкновенном описании внешне видимого эффекта распоряжения - перехода права (обязанности) или перемены кредитора (должника)! Категориями "передача" и "переход" прав (правопреемство) не описывается какого-то особого вида юридических последствий. Сказать, что распоряжение - это действие, направленное, в частности, на передачу права (перемену личности его обладателя - управомоченного), значит, по сути, не сказать ничего!
В предшествующих изданиях настоящей работы мы назвали мысль С.С. Алексеева о распоряжении-элементе субъективного права "удачной"; сейчас мы хотели бы несколько уточнить эту оценку. По-настоящему удачной здесь является лишь сама постановка проблемы о месте понятия распоряжения в системе гражданско-правовых категорий; ее же решение, предложенное С.С. Алексеевым, мы бы сегодня удачным не назвали. Ну в самом деле: как можно распоряжаться тем объектом (субъективным правом), элементом (составной частью) которого является сама возможность распоряжения? Если словом "распоряжение" обозначается воздействие, оказываемое субъектом на объект, то как само распоряжение, так и его возможность должны быть противопоставлены объекту, быть чем-то внешним по отношению к нему, быть причиной (или парафразом) тех изменений, которые будут происходить в объекте под их действием. Трактовка распоряжения, предложенная С.С. Алексеевым, не отвечает этому логически необходимому условию своей истинности, а значит является ложной. Заслуживает всяческого одобрения и поддержки также соображение, высказанное В.В. Байбаком относительно того, что "правомочию кредитора распорядиться своим обязательственным требованием... не соответствует какая-либо обязанность должника. Он не обязан совершить какое-либо определенное действие или воздержаться от определенного действия". Пусть наши итоговые выводы и не совпадают с выводами данного автора, мы не можем не воздать ему должного: пожалуй, именно этот аргумент как никакой другой убеждает в том, что "...утверждение С.С. Алексеева о том, что правомочие распоряжения входит в состав обязательственного требования, не находит подтверждения...".
Если согласиться с тем, что под распоряжением мы понимаем исключительно юридическое действие; если принять установленным, что объектом распоряжения являются субъективные права юридические обязанности и только они; наконец, если отказаться от описанных выше попыток "модернизации" теории юридических фактов под нужды правопреемства-передачи (перехода) прав или перемены лица, то на поставленный вопрос может быть дан только один-единственный истинный ответ. Распоряжение субъективным правом и юридической обязанностью предполагает совершение действий, влекущих прекращение распоряжаемого права (обязанности) у одного лица (правопредшественника) и возникновение у другого (правопреемника) права (обязанности), содержательно идентичных прекращенному, но никак не переход (передачу) права в его неизменном виде и, уж конечно, не перемену лиц в правоотношении. Возможность распоряжения может находиться только вне распоряжаемого субъективного права (юридической обязанности), например, в числе элементов (динамической?) правоспособности его (ее) обладателя (носителя). Реализация этой возможности может повлечь ее бесследное исчезновение (уход в никуда, подобно ликвидируемому юридическому лицу), но может сопровождаться и возникновением аналогичной возможности в составе правоспособности другого лица (правопреемника), подобно тому, как происходит реорганизация юридического лица.