Но как оперный сюжет "Орестея" очутилась в "межвременье" и была воспринята с недоумением и неодобрением. Танеев собрал и наклеил в альбом отклики на постановку - в массе своей отрицательные. Даже Н. Д. Кашкин - критик чуткий и доброжелательный, высоко оценивший музыку "Орестеи", счел сюжет "неудобным для современной оперы"; ибо содержание трилогии Эсхила "современный человек" может скорее "обозревать умственным оком, нежели ценить непосредственным чувством" (125). Едва ли не один Г. А. Ла-рош высказался в другом роде: "..древность сохраняет невыразимую и неотразимую прелесть для фантазии музыканта, и мы, вероятно, никогда не перестанем воплощать образы Гомера и Софокла, Эсхила и Вергилия в вокальных и инструментальных сочинениях" (160; 154,344).
Обратившись к контексту танеевского творчества, отметим, что в формировании и эволюции его миропонимания, идейно-эстетических основ и сфер образности его музыки, даже самого процесса сочинения "Орестея" занимает центральное положение. Замысел возник еще в начале 80-х годов, активная работа началась в 87-м и продолжалась в течение почти семи лет. В 1900 году М. П. Беляев издал партитуру и клавир "Орестеи" (до того существовало литографированное издание клавира 1894 года); в связи с этим Танеев вновь много работал над текстом и, в сущности, создал вторую редакцию оперы.
Еще задолго до окончательной готовности "Орестеи" композитор сочинил одноименную симфоническую увертюру (1889), которая воплощает ту же концепцию, что и опера в целом и в основе которой лежат главные музыкальные темы будущей оперы. Во вступлении звучит тема "рока", главная партия построена на теме фурий, олицетворяющих душевные терзания Ореста-матереубийцы. Побочная партия - музыкальный материал будущего "дуэта мести" Клитемнестры и Эгиста. Завершает увертюру светлая музыка - тема Аполлона и Афины, образы всепобеждающей любви и разума. Увертюра "Орестеи" - единственное программное симфоническое произведение Танеева, и программа его носит обобщенный, не событийный, а идейно-образный характер. Она была напечатана осенью 1889 года в связи с исполнением увертюры в концерте под управлением Чайковского и завершалась так: 'Чтобы сокрушить роковую силу жестокого обычая... Аполлон и Афина учредили народный суд эфоров, которому передается право судить и наказывать. Для людей настает новая эра мира и правосудия под покровительством бессмертных богов. <...> Автор увертюры желал дать музыкальное выражение противоположным настроениям, вызываемым движением действия драмы от мрачного господства Эвменид к светло му торжеству Аполлона". Такой дедуктивный путь - от концепции к разработанному действию - весьма необычен; он указывает на оперу Танеева как на драму идей, а не драму характеров по преимуществу.
Жанровая природа "Орестеи" не укладывается в сложившуюся типологию опер XIX века: эпические, драматические и лирические (лирико-психологические) (82). Эта классификация, пусть и несколько схематичная, отражает художественную действительность той эпохи. Отдельные компоненты драматургии и музыкального языка, разумеется, определялись индивидуальностью композитора, целое же укладывалось в типологические категории. "Орестея" являет собою едва ли не обратное: индивидуализацию на уровне художественной целостности при опоре на известные, сложившиеся компоненты. Н. В. Туманина отмечает: "По стилю музыки и особенно по своей драматургии "Орестея" приближается к типу оперы-оратории" (264, 207). Действительно, самостоятельность каждой из трех частей, характер и значение хоровых сцен (особенно монументального и возвышенного финала), эпическая неторопливость развертывания событий на больших отрезках (за исключением последних картин каждой части) подтверждает такую характеристику, - но не исчерпывает. Оперу эту можно связать и с лирико-драматическим (лирико-психологическим) оперным жанром, когда в центре сюжета - небольшое число действующих лиц (солистов), основных носителей конфликта, и внимание композитора привлекает душевная жизнь героев. Но это - тоже только в общем плане: уточняя, нужно и в лирико-драматической опере поставить "Орестею" особняком. Античный миф (и вообще миф) для русской лирической оперы нехарактерен. И хотя Танеев "лиризует" миф, все же остается свойственная мифу внеличностная, надличностная идея (и содержание вообще). В последней части оперы лирика вытесняется, а в предпоследней картине исчезает вовсе. В лирической опере XIX века, напротив, любая вечная идея дается как сугубо личностная, и идейная концепция большей частью актуализируется в качестве социальной, бытовой. У Танеева локальный колорит минимален, а "фоновых" бытовых эпизодов почти нет; нет'самой задачи, типичной для русской оперы всех жанров, - показать народ в жизни, в быту.
По основным чертам стиля "Орестея" следует традиции, идущей от лирических музыкальных трагедий Глюка: мифологический сюжет, опора именно на античную обработку мифа; возвышенная этическая проблематика; внеличные силы и идеи, персонифицированные в героях (каждый герой - воплощение одной идеи, что не исключает внутренней борьбы, противоречивости); общий монументально-строгий и сдержанный тон.
В наибольшей мере об идеях оперы, ее драматургии и других особенностях дает представление сама музыка, что чрезвычайно характерно для Танеева, мыслившего и в сценическом произведении прежде всего категориями чисто музыкальными.
Части оперной трилогии Танеева, как у Эсхила, называются "Агамемнон", "Хоэфоры" (совершающие надгробные возлияния) и "Эвмениды" (богини-мстительницы). В первой части - две, в следующих - по три картины; картины делятся на номера, общим числом тридцать. Можно предложить следующее понимание общей композиции: ч. I, к. 1, № 1-4 (рассказы Стража, Клитемнестры и Эгиста о событиях, предшествовавших действию, ожидание и подготовка к прибытию Агамемнона) - экспозиция; к. 2, № 5-10 (от встречи Агамемнона и пророчеств Кассандры до убийства Агамемнона Клитемнестрой и объявления Эгиста царем Эллады) - завязка действия; вся ч. П - к. 1-3, № 11-22 (сцены Клитемнестры с тенью Агамемнона, с Электрой, появление Ореста и встреча его с Электрой на могиле их отца, сцены Ореста с матерью и убийство ее) - развитие, ход действия. Кульминацией является № 23 - ч. Ш, к. 1 (развернутая сцена Ореста с фуриями). Наконец, последние две картины (ч. Ш, № 24-30) - развязка. Таким образом, сквозное действие в трилогии, безусловно, есть. При этом действие является тут скорее движением идеи, нежели характера, на что указывает в своей статье Б. В. Асафьев (18, 495). Отмечая в анализе оперы свыше сорока мотивов, он группирует их на мотивы идей и отвлеченных понятий, мотивы действующих лиц и мотивы, если так можно сказать, ситуаций и состояний героев в этих ситуациях. Первая группа - наиболее содержательная, выразительная, действенная, полярно противоположные сферы здесь - лейтмотив неизбывности зла, страдания, возмездия, с одной стороны, и Аполлона - с другой; они резко контрастны по эмоциональному содержанию и музыкальному языку.
Первый из них открывает оперу, ее короткое вступление: лаконичный, жесткий мотив, изложенный в унисон (три октавы), с ок-тавным скачком и активно звучащей уменьшенной квартой (нотный пример 5).
Из этого мотива-звена вырастает все вступление: только пять тактов из пятидесяти четырех не содержат его интонаций. В ц. 2 начинается построенное на лейтмотиве ostinato (полифонический характер развития усиливается благодаря одновременному звучанию в басу - у фаготов и валторн - модификации этого лейтмотива в увеличении, где два звена секвенции создают битональные эффекты; нотный пример 6). Тема фурий, преследующих Ореста, "выращена" из того же интонационного зерна (нотный пример 7).
Музыка, олицетворяющая Аполлона, впервые появляющаяся в речи Ореста ("сам Аполлон, великий Бог, мне помощь обещал", ц. 181) и широко развитая во второй картине третьей части, концентрирует музыкальное выражение света, покоя, радости (нотный пример 8). Начинаясь в верхнем регистре тишайшим тремоло скрипок на фоне арфы, звучность разрастается, разгорается и, дойдя до ff, приобретает характер мощного утверждения. Антракт ко второй картине был при жизни Танеева одним из самых часто исполнявшихся его произведений для оркестра. Можно вспомнить, что Рим-ский-Корсаков включал его в программы своих концертов за рубежом. Противопоставляя музыку Танеева царящему в кругах музыкантов декадентству, Римский-Корсаков пишет из Брюсселя: "...Им полезно послушать Вашего До мажора" (250,47).
В характеристиках действующих лиц наиболее ярки образы женщин. Можно усмотреть русскую литературную и собственно оперную традицию в том, как Танеев переосмысливает образ Клитемнестры. Он психологически углубляет роль, и это важный аспект. Царица-мужеубийца мучится угрызениями совести, в сцене с Орестом взывает к сыновним чувствам. Сцены ночных мучений "Клитемнестры (Клитеместры) у Эсхила вовсе нет. У Эсхила Эгист (Эгисф) впервые появляется на сцене уже после убийства Агамемнона женой. В опере злобный, трусливый, хвастливый любовник царицы выступает еще до убийства с рассказом о злодеяниях в доме Атри-дов и как бы берет на себя значительную часть вины. Известно, что Танеев принимал активное участие, вместе с либреттистом А. А. Венкстерном, в создании литературной основы оперы.
Сцена в спальне Клитемнестры раскрывает разные грачи образа героини: драматизм - речитатив "О, горе мне, преступнице несчастной!", лирику - мольба о даровании забвенья (нотные примеры 9 а, б). Чрезвычайно привлекательна музыка, характеризующая Кассандру - несчастную пленницу Агамемнона, которой также суждено пасть от руки Клитемнестры. Нетрудно найти черты русского причета в ее теме - основе ариозо (нотный пример 10).