Некоторые проблемы интерпретации вокальной музыки эпохи барокко (стр. 2 из 4)

Однако стилистически адекватное воспроизведение старинной вокальной музыки во многом обусловлено не только вопросами эмиссии голоса, приемами голосообразования, характерными для эстетики эпохи барокко, но и спецификой расшифровки нотного текста, его выразительной передачи. Конечно, мы отдаем себе отчет в том, что возрождение исполнительских традиций и идеалов должно опираться на верное понимание тех принципов, которыми пользовались старые мастера, но отнюдь не подразумевает необходимость буквального воспроизведения манеры того времени. Этому препятствуют эволюционное преобразование и замена старых инструментов новыми (с сопутствующим этому процессу изменением их тембров), а в вокальной сфере – возникновение и утверждение новых приемов голосообразования, типов дыхания. Следовательно, для стилистически верного воплощения музыки XVII–XVIII столетий необходимо находить качественно иные решения.

В этой связи рассмотрим основные художественные принципы, необходимые для выразительной и стилистически точной интерпретации музыки барокко.

Известно, что первостепенную роль в барочном исполнительстве играла передача смысла и прежде всего «аффекта»^[4], свойственного данному сочинению. Так, например, Г. Ф. Телеман и К.Ф.Э. Бах главной целью исполнения ставили донесение смысла произведения слушателям и пробуждение в них множества разнообразных аффектов. Последние не следует путать с эмоцией: «… качество, свойственное аффекту в отличие от эмоции, – масштабность высказывания, требовавшая сольного номера достаточной протяженности, не афористичного, а полновесного выражения»^[5].

В свою очередь, выражение в музыке аффекта напрямую зависело от речевой интонации. Владение искусством риторики, которое было весьма распространенным явлением рассматриваемого нами времени, создавало прекрасную возможность находить выразительные приемы музыкального интонирования.

«Музыкальная риторика XVII века характеризуется активной разработкой учения и музыкально-риторических фигур. К концу века (XVII – Е.К.) их насчитывалось около семидесяти. Фигуры входили в обширную сферу барочной эмблематики, в них находила воплощение концепция отражения большого в малом. В рассматриваемый период главенствующее положение занимали фигуры слова, появление которых было мотивировано содержанием текста, точнее, наличием в нем определенных ключевых слов, репрезентирующих важное для данного стиля явление, понятие или идею. Музыкально-риторические фигуры такого рода подчеркивали слова текста, несущие важную смысловую нагрузку, репрезентировали тот или иной аффект или же имели изобразительный характер…»^[6].

Характерные для XVII–XVIII веков тенденции сильного эмоционального выражения выкристаллизовали из риторики теорию аффектов.

Согласно правилу, принятому еще в XVII столетии, на основе риторических принципов, аффекты необходимо было передавать различными интонациями голоса. Следовательно, именно от конкретного аффекта зависели различные динамические, темповые, артикуляционные и орнаментальные детали исполнения.

Основой выражения аффектов является динамика. «Каждому знатоку известно, – писал И. Маттезон, – что в музыке слабое и сильное – подобно тому, как в живописи свет и тень, – являются важнейшими источниками, из которых человек искушенный может извлечь секрет, как наилучшим образом усладить своих слушателей»^[7].

Острой проблемой для современного исполнителя остается верное воспроизведение присущей музыке барокко динамики. Известно, что динамические обозначения здесь встречаются крайне редко. И это было обусловлено прежде всего вполне определенными требованиями к исполнителю, который должен был быть широко образован не только в сфере теории и истории музыки, но так же понимать законы акустики, физиологии и т. д. Ему самому следовало определить верную динамику музыкального произведения.

Естественно, что современный вокалист, стремящийся к аутентичному исполнению старинной музыки, должен знать некоторые основные принципы правильного распределения динамических оттенков.

Во-первых, к ним относится достаточно резкие противопоставления forte и piano, ввиду отсутствия crescendo и diminuendo. К тому же следует помнить, что в исполнительском искусстве барочной эпохи считалось ошибкой ограничиваться лишь теми динамическими оттенками, которые выписаны в нотном тексте.

Во-вторых, – принцип так называемой «ритмической динамики», когда медленному движению музыкального произведения чаще всего соответствует динамический нюанс piano и напротив быстрому – forte.

В-третьих, эффект «эха», применяемый при повторении музыкального материала с целью динамического дифференцирования и изображения контраста звукового пространства.

Помимо этого, в барочном вокальном искусстве существовали определенные правила сугубо технического характера, определяющие стилистику исполнения.

С вокально-исполнительской точки зрения мы должны рассматривать барочную динамику как соответствующую принципу так называемой «треугольной динамики», то есть основанную на плавном соединении forte и piano. Именно к трактовке особенностей вокальной «треугольной динамики» относятся правила старых учителей пения о динамическом распределении голоса на протяжении всего звукового диапазона. Так, известный немецкий ученый, теоретик музыки Ф.В. Марпург, обобщая вечное старое правило в искусстве пения, говорил: «Чем выше поешь, тем умереннее и нежнее должен быть звук, а чем ниже поешь, тем полнее и сильнее, все же без принуждения и должен быть в динамическом соответствии с высотой»^[8].

Такое прекрасное представление о соразмеренности голоса не только характерно для вокально-исполнительского искусства, но также является верным методическим принципом в борьбе с форсированием голоса на верхнем участке певческого диапазона.

Наряду с соразмеренностью голоса, важным требованием, предъявляемым педагогами старинной школы belcanto была гибкость звука. Так, к примеру, известный педагог XVIII столетия Манштейн сравнивал вокальный голос с «хорошим тестом», и далее добавлял: «Нужно, чтобы голос можно было уменьшить в объеме, делать из него, как из теста, тонкие нити и большие массы, подчинять его всевозможным формам»^[9].

Для достижения эластичного гибкого голоса певцы упражнялись в messadivoce^[10]. В противоположность распространенной ныне трактовке этого термина как «пения вполголоса», messadivoce в рассматриваемую нами эпоху трактовалось как искусство филировки или динамическое разукрашивание длинных нот. Выдающийся вокальный педагог XVIII века П.Ф. Този писал: «Прекрасная филировка (messa di voce) в устах певца, который пользуется ею умеренно, бывает только на открытых гласных и производит всегда хороший эффект. Очень мало современных певцов находят ее в себе по вкусу, может быть, они не любят гибкость голоса…»^[11]. Согласитесь, такое утверждение и сегодня актуально.

Особую важность в вопросе барочной вокальной стилистики приобретает извечный вопрос о вибрато, который также надлежит анализировать в историческом аспекте.

В отличие от специфики музыкального исполнительства эпохи Возрождения, когда эмоциональное выражение, мелодическая гибкость и т. п. не являлись основополагающим фактором, с развитием гомофонного стиля выразительность мелодии начала играть значительную роль. Возникла потребность поиска и использования новых исполнительских красок и приемов. Вскоре вибрато стало необходимостью в оживлении звука и эмоциональности музыкального восприятия.

По определению вокального педагога XX века, доктора искусствоведения Л.Б. Дмитриева: вибрато – «это своеобразная пульсация звука, аналогичная вибрации на смычковых инструментах; сообщающая звуку приятный льющийся характер. Такое вибрато украшает тембр, придает голосу живую трепетность и выразительность»^[12].

Некоторые современные певцы считают необходимым петь музыку барокко прямым «белым» звуком. Это большое заблуждение. Вибрато в голосе, как и любом инструменте, существует от природы. Вопрос заключается в его амплитуде, от величины размаха которой в свою очередь напрямую зависит сила певческого звука. Таким образом, вопросы о вибрато и силе звука тесно взаимосвязаны.

Немало споров в настоящее время существует в отношении силы звука, отвечающей эстетике пения барокко. Эта проблема напрямую относится к проблеме динамики. Однако силу звука не следует сравнивать и путать с динамикой музыкального произведения.

Сила звука зависит от амплитуды колебаний голосовых связок, от дыхания, от подскладочного давления и состояния резонаторных полостей, особенно ротоглоточного канала, который является своеобразным рупором, усиливающим звук.

В исполнительстве эпохи барокко огромное место занимал ансамбль певца и сопровождающих инструментов, силой звучания которых во многом обуславливалась сила вокального голоса.

Пение арий, сцен из опер Вагнера, Верди, Пуччини требует более энергичной, сильной подачи голоса, позволяющей пробить громадный состав оркестра. Отсюда и огромная амплитуда вибрато голоса, нередко приводящая молодых исполнителей к форсированной подаче. Певцы тем самым теряют прекрасные возможности распоряжения динамикой звука.

Музыка же барокко, как правило, написана в расчете на небольшие инструментальные составы, чаще всего струнные или духовые. Звучание деревянных духовых инструментов, виолы да гамба, теорбы, клавесина, мягких регистров органа требовало ансамблевого соотношения с мягким, сформированным полноценно и тембристо вокальным звуком. Таким образом, подача, энергичность и само пение становятся более спокойными и соответственно амплитуда вибрато голоса оказывается небольшим.