Смекни!
smekni.com

Карл Мария фон Вебер. Забытые симфонии (стр. 1 из 2)

Екатерина Некрасова

Когда в 1812 году издательство "Андрэ" выпустило в свет голоса симфоний Карла Марии фон Вебера, это «ничем не выдающееся» событие почтили вниманием лишь немногие. Совсем иначе сложились обстоятельства 150 лет спустя, когда стараниями Фрица Озера и Ханца-Хуберта Шёнцелера были напечатаны партитуры этих симфоний, которые после столь долгого забвения обрели новую жизнь1.

Страницы инструментальных сочинений Вебера до сих пор остаются не до конца раскрытыми, прочитанными. Однако во многом именно они встраивают наследие композитора в контекст музыкальной культуры столичной и провинциальной Германии начала ХIХ века. В них отражены творческие устремления композитора, процессы формирования его стиля, с ними сопряжено долгое вызревание новой романтической веберовской эстетики.

Большинство критических статей Вебера посвящено камерной и симфонической музыке современников. По разрозненным замечаниям, высказываниям можно представить себе тот идеал, который виделся композитору в сущности инструментального жанра: живость (Lebendigkeit), энергичность, пламенность, ясность, выразительность. Думается, все это в той или иной мере соответствует облику сочинений самого Вебера, особенно же -сочинений ранних, восторженных, обращенных к светоносной музыке обожествляемого им Моцарта. К числу таких произведений относятся и обе симфонии Вебера, созданные в удивительную, насыщенную событиями пору его жизни.

Первые месяцы 1806 года принесли двадцатилетнему юноше, привыкшего к испытаниям судьбы, новые несчастья.

Карл Мария фон Вебер вынужденно отказывался от своего первого дирижерского поста в городском театре Бреславля, где его нововведения, требовательность и темп работы пришлись не по вкусу местной дирекции. Три года мучительно-напряженной, адской работы, постановки опер Моцарта, Сальери, Паизиелло, Вайгля, планы, надежды - все шло прахом. И без того постоянно пребывая в долгах, ведя требующий больших затрат светский образ жизни, Вебер оказался без денег, не имея средств прокормить себя и двух своих беспомощных стариков - тетушку и отца.

К тому же Вебер потерял драгоценную возможность создавать то, к чему так неустанно стремилась его душа, - сочинять музыку для театра. Будучи в Бреславле, Карл Мария взялся за сочинение своей четвертой оперы «Рюбецаль», обещавшей превзойти предыдущие опусы. Теперь же он бросил работу и, как показало время, впоследствии уже не вернулся к ней. Завершенной осталась лишь увертюра, получившая (во второй версии 1811 года) название «Властелин духов».

Карл Мария фон Вебер

Веберу, однако, пришел на помощь случай. Карл Мария получил приглашение герцога Вюртембергского, провести некоторое время в его резиденции в Карлсруэ. Композитор был любезно принят на службу в должности музыкального интенданта (Musikintendant), чьи обязанности, на поверку, сводились к приятному времяпрепровождению, совместным прогулкам, обедам, музицированию с герцогской четой и вольному сочинению. «…Я с удовольствием назначаю Вас моим музыкальным интендантом. Вы увидите…, что моя супруга и я в полной мере воздадим Вашему таланту справедливость», - писал Веберу герцог2.

Действительно, приехав, Карл Мария почувствовал настоящую свободу, его оставили беспокойные мысли о насущном, он был окружен должной теплотой и вниманием. Время протекало здесь неспешно, согласуясь со старым дворцовым укладом, который герцог старался сохранить в неприкосновенности.

Герцог Ойген Фридрих Генрих фон Вюртемберг слыл страстным поклонником театра и музыки. В Карлсруэ он создал в свое удовольствие маленький мир искусств. Сам он неплохо играл на гобое и вечерами, отужинав, любил музицировать со своими домочадцами. В их круг входил и Карл Мария Вебер, который пел, аккомпанируя себе на гитаре, или импровизировал за фортепиано. В 1794 году по приказу герцога в Карлсруэ был построен театр, в котором ставились драматические спектакли и оперы, соответствующие вкусу Вюртемберга.

Содержал герцог и прекрасную капеллу, музыканты которой славились в округе как непревзойденные виртуозы. Дважды в неделю при дворе давались концерты, на которых звучали сочинения Гайдна, Моцарта, Сальери и даже Бетховена (например, его Первая симфония). С одним из музыкантов по фамилии Даутерваукс (великолепным валторнистом и, по прямым обязанностям, личным секретарем герцога) Вебер тесно сдружился и, вдохновленный его исполнительским мастерством, написал замечательно остроумное и, вместе с тем, поэтичное валторновое концертино ор. 45.

Безоблачные полгода (с осени 1806 до первых дней марта 1807 года), проведенные Вебером в гостеприимном Карлсруэ, пролетели, однако, очень быстро. На смену им пришли тревожные времена. Разразилась война с Наполеоном, герцог встал под знамена прусской армии, театр закрылся, капелла была распущена, и Веберу вновь пришлось искать себе пристанище. По рекомендации герцога он намеревался поступить на секретарскую службу к его брату - Людвигу фон Вюртембергу, который впоследствии сыграл в жизни Карла Марии роль «злого гения», доведя его до двухнедельного тюремного заточения. Но до злоключений было еще далеко, и пока, казалось, ничто не предвещало мрачных событий.

В монументальной, подробнейшей биографии Вебера, написанной его сыном Максом Марией фон Вебером, можно найти следующие строки: «Несомненно, месяцы, проведенные Карлом Марией в Карлсруэ, относятся к самым светлым краскам в столь затененной картине его жизни. Позднее он сам имел привычку вспоминать о них, как о золотой мечте, и заверял, что никогда, как в то время, он не был так наполнен музыкой и, вместе с тем, так счастлив, что мог оставить ее во внутреннем звучании, не заботясь о ее практическом применении»3.

В Карлсруэ были написаны «Китайская увертюра», позднее вошедшая в музыку к драме Шиллера «Турандот», кантата ErsteTon («Первый звук»), фортепианные вариации на тему VienquaDorinabella, уже упоминавшееся концертино и, наконец, - две симфонии C-dur, возникшие одна за другой в течение месяца.

Ровесницы Четвертой, Пятой и Шестой симфоний Бетховена, симфонии Вебера все же далеки от исканий венского мастера и принадлежат, скорее, к традиции ХVIII века, столь соответствующей духу капеллы герцога. Это объясняется несколькими факторами. С одной стороны, симфонии Вебера предназначались, согласно «уставу» капеллы, для исполнения с листа. Очевидно, поэтому композитор намеренно ограничивал себя в средствах и манере высказывания, избегая технических сложностей и подчиняя течение музыкальной мысли стихии простоты, ясности, блеска, отчасти, может быть, чувственной наивности.

С другой стороны, характер этих произведений заставляет вспомнить об эстетических приоритетах Вебера, для которого симфония представляла собой жанр «легкой» инструментальной музыки. Вот что говорит Вебер о симфонии в сравнении с квартетом: «…В квартете, в этом консоме, выражение любой музыкальной идеи ограничено самыми необходимыми составными частями музыки, четырьмя голосами, поэтому музыка может заинтересовать слушателя лишь своим внутренним смысловым содержанием, тогда как в распоряжении симфонии и т. д. имеется немало средств, как, например, прелесть хорошо рассчитанной инструментовки, которые способны придать красивость и эффектность даже относительно пустой мелодии. В квартете шум никогда не возместит энергии…»4.

Жестко и иронично рассуждает Вебер о симфониях Бетховена, упоминание которого на этих страницах не было случайностью. В одной из первых глав (1809) неоконченного романа «Жизнь музыканта» помещен эпизод, в котором композитору, задремавшему после успешного завершения симфонии, во сне являются ожившие музыкальные инструменты во главе с их могущественным сторожем:

«Подождите! - вскричал он, - опять вы бунтуете? Подождите, вот сейчас будет исполняться SinfoniaEroica Бетховена. Посмотрим, найдется ли среди вас хоть один, кто сможет сдвинуться после этого с места.

- Ах, только не это! - взмолились все сразу.

- Уж лучше итальянская опера; там хоть иногда можно перевести дух, - сказал альт.

- Чепуха! - вскричал сторож, - тут уж вам покажут! Не думаете ли вы, что в наше просвещенное время, когда уничтожены всякие условности, композитор из-за вас откажется от божественного гигантского полета своих идей? Боже сохрани! Теперь уж больше не говорят о ясности и отчетливости, сдержанности в выражении страстей, как это делали старые мастера - Глюк, Гендель, Моцарт.

Нет, послушайте-ка рецепт новейшей симфонии, только что полученный мною из Вены, и тогда судите сами: во-первых - медленное введение, изобилующее короткими, отрывочными мыслями; ни одна из них не должна иметь никакого отношения к соседним. Через каждые четверть часа - по три-четыре ноты! Это поддерживает напряжение! Затем - заглушенная дробь литавр и таинственные фразы альта. Все это украшается соответствующей порцией генеральных пауз и фермат.

Наконец, после того, как слушатели от чрезвычайного напряжения отчаялись услышать allegro, следует бешеный темп, где главным образом надлежит позаботиться о том, чтобы ни в коем случае не выступила главная мысль. Слушателю предоставляется найти ее самому. Переходы из одной тональности в другую также необходимы: но тут уж совершенно нечего стесняться. Нужно лишь… пробежаться по полутонам и остановиться, где вам нужно. Таким образом, модуляция готова. Вообще, избегай всего, что согласуется с правилами, ибо правила сковывают гения…»5.

Итак, оба сочинения Вебера заключают в себе признаки сочинения по «старой» модели: стремительные, с яркими tutti, сонатные allegri в несколько увертюрном духе, кантиленные оперно-ариозные «врезки» последующих медленных частей, крошечные, дразнящие игрой ритмов и пауз скерцо (менуэт) и бойкие финалы.

При всей внешней обычности в симфониях удивляет прелесть открывшейся вдруг выдумки, изобретательность оркестровки и уже угадывающиеся приметы зрелого стиля. Последнее касается, прежде всего, экономного обращения с материалом, приемов взращивания крупного построения на основе двух-трех кратких мелодических зерен. Принцип тематического строения сонатных allegri обеих симфоний Вебера (впрочем, так же, как первых частей фортепианных сонат, камерно-инструментальных циклов и увертюр, за исключением «Турандот») зиждется на тесном взаимопроникновении элементов главной и побочной партий. Излагаясь последовательно в начале экспозиции, мотивы основной темы (которых, как правило, два: первый - краткий, призывный, преамбульный, второй - напевный) становятся затем естественным продлением в линии побочной, а в заключительном разделе звучат в искусно продуманном контрапункте.