Наш хор имел такую огромную популярность, что нам была предоставлена честь дать первый концерт при открытии самого престижного концертного зала Германии — в Кёльне. Зал вмещает неполных четыре тысячи слушателей.
Вот ещё одна моя хулиганская выходка. Теперь уже в Японии. Для нашего внеконцертного развлечения менеджером (Хонда) были отпущены средства. Так как я был самым молодым и активным, я оказался единственным, на кого пошли эти средства. Другие уже не "котировались", сидели в отеле и "варились в собственном соку". Да и вообще, я всегда был очень активным, общительным и любознательным. Обыкновенно большинство наших хористов до концерта спали, а я всюду ходил, фотографировал, снимал фильмы на кинокамеру, посещал музеи, храмы, дворцы и крепости. Так что весь день до концерта вместо того чтобы спать, как большинство, я прогуливался. Конечно, некоторым требовалось до концерта набраться сил после "весёлой бутылки". А меня такое времяпровождение не очень интересовало, я днём гулял. Как-то даже донесли Жарову, что я вместо того чтобы до концерта спать, часами хожу по городу. Но Сергей Алексеевич мне выговора не сделал, хотя некоторые хористы и ожидали этого. Так вот, пригласил меня представитель менеджера в клуб здоровья. Сначала была паровая баня. Отдельная небольшая комната, где молодая интересная японка раздела меня и пригласила влезть в мешок, затянула молнию, только голова торчит. Пустила горячий пар и танцует передо мною, обнажённая. Потом делает мне полный массаж. После которого я направился к большому бассейну, где плескались и плавали япошки. Увидел я на полу шланг для воды. Поднял его, открыл кран и начал поливать япончиков холодной водой. Вы можете себе представить, что началось? Как начали они по-японски вопить и бегать от меня, кто куда, а я за ними, всё поливаю и поливаю! Было очень весело и шумно. А наши в это время в отеле спят и набираются сил для пения. Конечно, обо всём этом никто из наших не узнал. Я держал всё в тайне. Только теперь я могу об этом рассказать.
Между прочим, в это же самое время наш менеджер устроил турне с очень известным джазовым ансамблем из Америки — Дюк Армстронг. На них он очень сильно прогорел, а у нас в течение трёх месяцев все залы были полны.
Недавно в России вышел фильм со мною: "Хор Жарова", который показывался по всей России по каналу "Культура", а две недели спустя и по всему миру — по каналу "РТР-Планета". Мне звонили знакомые из Америки, Германии и сообщали, что видели меня. Сцены из Японии для этого фильма — полностью из моего обширного архива.
В 1956 году я поступил в Платовский хор. И вот нам нужно было давать концерты по США, Канаде и заехать на Аляску. Мы оставили свой автобус в Канаде и полетели двумя гидропланами на Аляску на несколько дней. (Между прочим, на Аляске много православных в числе коренного населения. Ведь в своё время Аляска принадлежала России). А на следующий день нам нужно было уже давать концерты в Канаде. Сводка погоды сообщила, что надвигается шторм. Гидропланы отказались летать. А Кострюков очень пунктуален, и ещё ни одного концерта не пропустил, кроме того случая, когда в штате Кентукки взорвался паровоз. Но это было еще до меня.
Кострюков волнуется, еле-еле нашли утлое деревянное судёнышко, капитан которого после долгих просьб нехотя согласился перевезти нас в Канаду, тем более, что погода стояла замечательная, даже дождя не было. А на тихоокеанском побережье Аляски дождит по 300 дней в году. До отплытия был ещё час и вот подходит ко мне Леонид Луговской и Николай Хадарик, баритон, оба — солисты с замечательными голосами (уже в составе Жаровского хора Хадарика можно услышать на пластинке, где он поёт первый куплет "В лесу говорят", а я последний). И вот они мне говорят, что очень рады меня принять своим товарищем по пению, а для этого нам нужно это дело вспрыснуть. "Вот совместно сложимся, а ты,— говорят,— сбегай на берег и купи скотч "Белая лошадь".
Я, конечно, был польщён, что они приняли меня своим товарищем, тем более, что ещё в Германии, после войны, я всегда ходил на концерты Луговского и с удовольствием слушал его замечательный голос и исполнение. Он выступал под именем Верден. Принёс я бутылку, и мне предлагают выпить первому. Я пригубил немного и подаю следующему. Они спрашивают: "Это всё?" — "Пока всё". Первый взял бутылку, успел влить себе в глотку половину, второй вырвал и прикончил вторую половину бутылки. Всё в течение нескольких секунд! "Ну, Ваня, беги ещё за бутылкой". Я покачал головой и отказался пить с ними на таких условиях. Вот это было моё "боевое крещение" в хоре.
(Через некоторое время я расскажу о пребывании Хадарика уже в Жаровском хоре, а теперь продолжаю повествование). Как я уже говорил, погода была просто изумительной. Мы все были в хорошем настроении, просто увеселительная прогулка. Плывём уже несколько часов. Стемнело. Многие пошли спать, некоторые продолжали "алкогольничать", а кто играл в карты. Я стоял на палубе и вдыхал свежий воздух. Даже ветерка не было. И вдруг нагрянул страшный шквал со свистом, поднялись высокие волны. Судёнышко начало швырять, как щепку. Тут уж не до сна! Радиопередатчика не было, но, слава Богу, был прожектор. И вот, о ужас, вокруг появились громадные брёвна! Видимо, размыло склад леса и унесло в океан. Наш капитан побледнел. Один из наших направлял прожектор, а капитан ловко лавировал на громадных волнах, чтобы избежать удара бревна о наше утлое судёнышко. Каждую секунду мы могли пойти ко дну. Знаменитый Платовский хор в любой момент мог утонуть и никто бы не знал. Даже наши любители горячительного напитка протрезвели. Мы стали молиться: "Спаси, Господи люди Твоя…". Так продолжалось всю ночь, только к шести утра более-менее успокоился океан. С большим облегчением мы благодарили Бога. Мы прибыли в Канаду в Принс-Руперт в шесть утра. Автобус нас уже ждал. Нам еще предстоял путь в 600 миль (1000 км.), мы должны были дать концерт в 20:00 в Принц-Джордж. Конечно, мы поведали устроителям о нашей эпопее и что мы не успеем вовремя на концерт. Приезжаем уже в 21:30. Входим через публику, — бледные, усталые, голодные. Публика была предупреждена и нам устроила овацию. Когда мы впоследствии вспоминали эту ночь, так всегда и называли её "спаси Господи".
А теперь более весёлые воспоминания о Платовском хоре. Так как я был самым молодым и знал английский, то Николай Фёдорович всегда поручал мне давать интервью для газет и телевидения. Мне также приходилось объявлять на концертах. Обходился без микрофонов, объявлял громовым голосом, как в цирке, к тому же ещё добавлял остроты, от которых публика просто приходила в восторг, и это способствовало успеху. В конце всей программы весь хор бросался с семью танцорами в пляс, кто во что горазд. Даже я давал вприсядку. Мы этот финал называли "пожар в бардаке".
Едем мы по штату Миннесота и вот видим у дороги ресторан с большой вывеской: "All you can eat for 50 cent". ("Вы можете есть сколько угодно за 50 центов"). Конечно, мы очень обрадовались, так как такого нам ещё не попадалось. Вот наши и налегли, опустошили весь "шведский стол". Еле-еле дотащились до автобуса. Автобус заметно осел. Через некоторое время мы проезжаем опять около этого ресторана. В предвкушении удовольствия дух поднялся. Вваливаемся в ресторан, а там паника. Нас вежливо попросили уйти, мотивируя, что большая группа людей заказала заранее и сегодня посторонним не будет места. Всю нашу радость как водой смыло, сели в автобус печальными, а автобус не осел. С тех пор Николай Фёдорович посылал сначала меня в ресторан, чтобы узнать хватит ли еды.
Как-то раз я вхожу в ресторан, вижу: места хватает и еды также. Я подхожу к персоналу и предупреждаю, что везу целый автобус психически больных людей, они очень шумные и разговаривают на придуманном ими самими языке. "Но, пожалуйста, не бойтесь,— говорю, — они совершенно не опасны". Я возвращаюсь и сообщаю, что всё в порядке, нас с нетерпением ждут. Настроение у всех поднялось. Входят в ресторан "шумною толпою", разговаривают на непонятном (для окружающих) языке… Персонал с опаской и страхом смотрит на меня, я их успокаиваю и говорю: "Не бойтесь, они всегда такие, это их нормальное состояние". Потом в автобусе Николай Фёдорович говорит: "Какой-то странный ресторан и персонал какой-то ненормальный". Я им рассказал всю историю. Конечно, смеха было много, но Николай Фёдорович попросил меня больше этого не делать, а то распишут в газетах, и мы потеряем концерты.
А вот очень красочная личность — Нил Рева. Очень хороший октавист. В Украине после войны у него осталась большая семья. Он был очень большого роста, говорил контрабасом и притом заикался. Ходил он левым боком вперёд, вытянув правую руку. По-английски, конечно, "ни бе ни ме". Он у меня спрашивает: "Как спросить в отеле ключи?" Я ему говорю: "Кис" (keys). По-английски "ключ" и "поцелуй" (kiss) произносится почти что одинаково. Вот он подходит бочком к молодой служащей, показывает на себя и на неё и говорит: "Мисс ю ми кис". Так он несколько раз, заикаясь, спрашивал. Молодая женщина поняла, что он хочет, чтобы она его поцеловала. Как размахнётся, да как влепит ему оплеуху! А наш бедный Рева совсем дар речи потерял. Уже я подошёл и разъяснил ей в чём дело. Она стала извиняться и дала ему ключ.