Более того, в этом диалоге Россия отнюдь не должна быть послушной ученицей, смиренно внимающей поучениям искушенных европейских менторов. Н.К. Михайловский заметил как-то, что "мы играем относительно Западной Европы роль кухарки, получающей от барыни по наследству старые шляпки"; так вот, здесь – совсем не тот случай. В силу целого ряда исторических причин мы, в отличие от европейцев, никогда не скупились на пробы и ошибки – говорить так можно хотя бы потому, что нигде более революция не была такой чудовищной, как в России, – и в итоге сделались обладателями весьма ценного знания, имеющего универсальный характер и общеевропейскую применимость. Данный опыт интересен еще и тем, что Россия переживала в нем феномен, зародившийся и оформившийся отнюдь не у нас: федеративная государственность явилась плодом западной культуры, а в Россию была импортирована наиболее последовательными западниками, марксистами-большевиками. (Уместно оговориться, что мы вполне сознательно не уделяем внимания рожденным в России более ранним федералистским проектам, оставшимся лишь на бумаге)
Итак, что же федеративная Россия может предложить Европе, переходящей к федералистскому образу политического бытия? Прежде всего, было бы безосновательно воспринимать наш опыт как сугубо негативный, видя в нем лишь дурной образчик того, как не надо себя вести. (Хотя и этот аспект исключительно важен) Знакомство нашей страны с основами федерализма отмечено не только явными неудачами, но и бесспорными достижениями. Так, в последнее время, при Путине, мы достаточно далеко продвинулись в деле преодоления такого вредного для федеративной государственности явления, как асимметричность составных частей федерации. Как известно, неравенство субъектов федеративного государства в той или иной степени практикуется во многих странах. При этом практически везде, где такая асимметрия конституционно предусмотрена, она выступает источником постоянных внутренних трений и конфликтов.
В качестве наиболее яркого примера укажем на опыт Канады, где притязания одной из провинций на "особый" статус внутри федерации на протяжении вот уже нескольких десятилетий будоражат общество и расшатывают политическую систему. Подобные проблемы до крайности обостряются в тех случаях, когда речь идет о неравенстве на этнической почве.
Российский вариант проходит как раз по этой статье, ибо с помощью асимметричного федерализма некоторые населяющие нашу страну народы пытались фактически обосновать свое превосходство над всеми остальными. Во всех без исключения подобных ситуациях дело заканчивалось ущемлением прав тех граждан, которые, проживая на территории "национального" субъекта федерации, не имели счастья принадлежать к "титульной" нации. Их заставляли учить чужой и ненужный в повседневной практике язык, дискриминировали при устройстве на работу, не позволяли выдвигаться на высшие государственные посты. Разумеется, европейцам можно было бы рекомендовать учесть все эти уроки. Асимметричное устройство федерации, в конечном счете, поощряет сепаратизм, который и без того обретает второе дыхание в эпоху глобализации. Правда, для начала Европе стоит разобраться в том, до какой степени федеративным образованием она собирается стать.
Основное внимание, впрочем, все равно достанется негативу, поскольку именно он лежит на поверхности. Прежде всего, остановимся на своеобразной одержимости этническим началом, отличавшей (и до сих пор отличающей) российский вариант федерализма.
Именно благодаря русским марксистам наша интеллектуальная и политическая культура привыкла видеть в федерализме способ решения национального вопроса. Между тем такой взгляд, по нашему убеждению, заведомо узок, ибо федерализм, несомненно, совсем не об этом.
Федералистская теория адресована, в первую очередь, свободной и самоопределяющейся личности и только потом – нации, этносу. В центре ее внимания проблемы самоорганизации и гармоничного взаимодействия автономных индивидов, а не состоящих из них человеческих коллективов. По этой причине, кстати, наиболее легко федералистская парадигма усваивается теми культурами, в которых сильны индивидуалистические начала, в то время как знакомство с нею народов-коллективистов дается гораздо труднее, в чем без труда можно убедиться на отечественном опыте.
Одна из трудностей, с которой придется столкнуться будущему европейскому федерализму, заключается в том, что в Европе тоже довольно многочисленны ряды тех, кто хотел бы с помощью федеративной идеи разрешить проблему национального самоопределения.
Целый ряд европейских регионов, отличающихся ярко выраженной культурно-этнической спецификой, сегодня настаивает на "непосредственном вхождении" в единую Европу. Федералистская идея используется их лидерами сугубо инструментально, в результате чего из нее испаряется сама суть: устремленность к такой комбинации собственной и делегированной власти, которая максимально защищает права и свободы человека независимо от его этнической принадлежности. Можно, разумеется, выбрать в качестве ориентира национально-территориальную федерацию, но это значит заранее обрекать себя на ущербный, недоделанный федерализм российского типа, который, наделяя преференциями некоторые из живущих в стране этнических групп, вполне закономерно ущемляет права тех, кто к ним не принадлежит.
Кстати, стоит напомнить, что Российская Федерация является одной из немногочисленных мировых федераций, опирающихся на этнический принцип построения. В подобных государствах территориальное структурирование увязано с традиционным расселением этносов, а нация как бы прикрепляется к конкретной территории, привыкая видеть в ней свою вотчину.
Несовершенство такого подхода очевидно, ибо не нужно быть большим экономистом, чтобы понять: в век глобализации никакое подлинное "самоопределение" – за исключением разве что культурного, да и то с большими оговорками, – попросту невозможно.
Соответственно, излишнее потакание так называемым "национальным чувствам" народов, живущих на территории многонационального государства, представляет собой даже не вчерашний, но позавчерашний день мировой политики.
Там, где это происходит, федеративное здание рано или поздно рассыпается на этнические составляющие, и не случайно практически все европейские федерации, в основание которых был заложен национально-территориальный принцип, ныне завершили свой жизненный цикл. Такой оказалась участь Чехословакии, Югославии, Советского Союза; разница лишь в том, насколько мягко в каждом конкретном случае проходил бракоразводный процесс.
В целом, структура региональных и местных органов власти в России и Австрии во многом совпадают. Итак, западный и российский федерализм - суть принципиально разные явления. На Западе это путь компромиссов, в России - путь антигосударственного заговора. Осознание пагубности монополии федералистов на нормотворчество должно привести руководство России к необходимости опереться на совершенно иную интеллектуальную традицию, способную остановить процесс разложения российской государственности.
В данной работе изучались принципы и формы взаимоотношений между центром и субъектами федерации. Данная цель была достигнута.
В ходе исследования были решены поставленные задачи.
· изучить принципы и формы взаимоотношений между центром и субъектами федерации на зарубежном опыте;
· рассмотреть принципы и формы взаимоотношений между центром и субъектами федерации в России.
По результатам работы можно сделать следующие выводы.
Федера́ция – форма государственного устройства, при которой части федеративного государства являются государственными образованиями, обладающими юридически определенной политической самостоятельностью. В федеративном государстве, в отличие от унитарного, имеются две системы высших органов власти (федеральные и субъектов федерации); наряду с федеральной конституцией субъекты федерации имеют право принимать свои нормативные правовые акты учредительного характера (например, конституции, уставы, основные законы); они наделены правом принимать региональные законы; у субъектов федерации, как правило, есть собственное гражданство, столица, герб и иные элементы конституционно-правового статуса государства, за исключением государственного суверенитета.
При этом субъект федерации не имеет право выхода из состава федерации (сецессии) и, как правило, не может быть субъектом международных отношений.
Принципы и формы взаимоотношений между центром и субъектами федерации существенно различаются в различных федеративных государствах.
Примером государства с достаточно слабым центральным правительством и значительными объемами полномочий, переданными на уровень субъектов, являются США. Также достаточно значительными полномочиями обладают федеральные земли Германии.