Алена Косачева-Гаспарян
Вводное эссе по мифологии
Когда-то, будучи еще студенткой на филфаке МГУ, я вынесла для себя из семинара В.П. Калыгина (семинар был посвящен сравнительной кельтской мифологии), великую истину о мифе. Сам принцип мифологического сознания уложился в одну емкую и запоминающуюся формулу: Мир есть бык. Да, именно так. И это надо не просто понять, но и прочувствовать. Мир – это не совокупность атмо-, страто-, био-, ноо- и каких-либо еще сфер. Мир – это не «совокупность всех форм материи в земном и космическом пространстве, вселенная» (С.И. Ожегов: Словарь русского языка). Мир есть бык. Огромный теплый бык, цвета земли, рогами упирающийся в небо.
Но что это странное определение мира все-таки означает? Мифосознание не объясняет, не категоризирует, не мыслит логически. Оно, напротив, ощущает, показывает, оперирует образами. Миф конкретен. Его можно увидеть, потрогать, воспроизвести мифическую модель в виде ритуала. Миф не абстрактен, как современный язык понятий и терминов, хотя миф так же сам по себе – язык, только особенный, отличающийся от привычного нам, функционирующий по своим законам. Особенность мифоязыка в том, что часть его элементов легко взаимозаменяются. Можно сказать, что мир есть миф, а можно – что мир есть кот. И суть от этого не изменится. Поэтому какое-нибудь племя, все еще мыслящее такими категориями, скорее поймет другое племя, имеющее иное тотемное животное или иных богов, нежели современного миссионера, рассуждающего на теологическом языке, который столь абстрактен, что, увы, далеко не всегда понятен даже тем, кто его использует.
Мифы же конкретны, материалистичны: сыра-земля как мать, молнии как оружие в руках бога-воителя и т.д. Любой Фома неверующий может потрогать воплощение мифического образа. Миф – это естественная стихия поэзии, и, как и стихотворение, миф строится при помощи метафор и метонимий. В мифе – метафорически и метонимически - часть может быть тождественна целому, единичное – общему, свойство предмета – самому предмету. Один объект иллюстрируется через другой.
То, что современные поэты порой рождают в муках, в мифотворящей стихии происходит само собой. В мифе есть та же легкость, что и в играх у детей, которые бесконечно могут придумывать сюжеты и образы, а сознание еще не заштамповано, поскольку цивилизация не успела еще навязать своих кодов и стереотипов. Неслучайно «первобытную» эпоху называли детством человечества. Правда во времена научного расцвета эта характеристика имела несколько снисходительный оттенок. В мифе разумные мужи эпохи Просвещения видели детскую наивность, непосредственность и отсутствие знания, которое люди в древности заменяли выдумками. И только в конце XIX века появилась тоска по подобной непосредственности, корни которой лежали в живости и образности восприятия окружающего мира, смелости и открытости. Ирландский мифотворец и поэт конца XIX – начала XX века, Уильям Батлер Йейтс, утверждал, что истинными мудрецами являются дети или безумцы. И потому герои его прозы и поэзии – безумный ирландский король Голл, отказавшийся от королевства и ушедший жить в леса, сумасшедший школьный учитель, рыжий Ханрахан, бросивший школу и учебники ради неясного зова приключений, дети, верившие, что красивая девушка, повстречавшаяся им в лесу, несомненно, Дева Мария, ну, или же фея… И так далее.
Мифотворчество – путь к творческому восприятию мира, и потому – путь к истинной поэзии. А секрет такого восприятия был выражен Уильямом Блейком в следующей формуле: «Увидеть мир в крупице песка» (“To see the world in a grain of sand”). В любом явлении, предмете, который вы встречаете на своем пути – увидеть знак, символ чего-то важного, цепочку символов, и, наконец, весь мир. Как в дзен-буддизме, искусство видеть универсум, разглядывая один единственный камень или растение.
Но, к сожалению, в современном мире искусство видеть, как растут камни, чрезвычайно редко встречается, потому что давно разделились в нашем мире научное и творческое познание. Или анализ или поэзия. Литературный критик часто убивает литературное произведение. А сам автор редко внятно и глубоко сумеет объяснить суть своего произведения. Путь к научному видению мира – анализ. В начале – расчленить объект исследования, потом рассмотреть расчлененные части по-отдельности, и, сделав выводы, «собрать» эти части обратно, «синтезировать». Путь же мифологического мышления, в отличие от мышления логического, не разделение, а синкретизм, то есть нерасчленимый сплав всего – со всем. Так, в древности не существовало четко вычлененных видов искусств. Не было отдельно танца, отдельно поэзии, отдельно музыки. Была хорея – все это вместе. Люди вместе танцевали, выкрикивали некие слова на разном звуковысотном уровне под заданный ритм. Людей было много, и они ритуально воспроизводили одни и те же действия. Это не просто сближало участников действа, это сливало их в одно. Каждый человек чувствовал себя другим, другими, всем вокруг, вселенной. Я становилось миром. Мир становился Я.
Современная же попытка самоидентификации личности, самоопределения в корне отличается от мифологической хореи, и является признаком того, что человек оторвался от мира, природы вокруг. Потерялся человек в чужом и злобном ему мире, впервые познал одиночество. И желание вернуть цельность, вновь почувствовать себя плоть от плоти своей земли привело писателей и художников уже к концу XIX века к попытке создать миф современный.