Двойственность Познания по Учению Св. Григория Паламы (Double Knowledge According to Gregory Palamas) (стр. 1 из 6)

MYRIOBIBLOS
THE ETEXT LIBRARY OF THE CHURCH OF GREECE

Panayiotis Christou

Double Knowledge According to Gregory Palamas

Двойственность Познания по Учению Св. Григория Паламы

Θεολογικά Μελετήματα 3, Νηπτικά και Ησυχαστικά, Θεσσαλονίκη 1977

Перевод с английского М.В. Чернышева.

Редактор перевода с английского М.М. Кедрова.

Во время своего пребывания в Византии Варлаам Калабриец, известный теолог и философ 14 века, принимал активное участие в спорах по двум очень важным вопросам, а именно: об исхождении Св. Духа и об исихии монахов. По первому вопросу он выступил против взгляда Римо-Католической Церкви (на исхождение Св. Духа), а по второму вопросу – против исихастов. Так как в обоих случаях он использовал гностические критерии, уравнивая философию с богословием, то его высказывания вызвали резкий протест со стороны Григория Паламы.

В этом споре доводы Паламы включали ряд двояких различений, из которых особенно выделялось учение о двойственности познания. В этом учении можно выделить три аспекта: отличие философии от богословия, различие в самом богословии – двух путей познания Бога, и, наконец, различие между богословием и видением Бога, или theoptia.

1.Философия и Богословие.

Отличие философии от богословия появилось в результате возникшего в апостольские времена острого конфликта между христианским учением и греческой философией. Время от времени этот конфликт возникал вновь, и на протяжении всей эпохи Ренессанса он был основным во всей сфере интеллектуальной жизни. Чем далее продвигались исследования гуманистов, тем большая роль отводилась человеческому фактору в познании божественного; следовательно, тем выше ценилась философия.

Варлаам, один из ранних представителей эпохи Возрождения, пришел к выводам о тождестве целей, метода и достижений философии и теологии, аргументируя доказательства тем, что всякое человеческое благо есть дар божий, и поэтому философия и богословие равноценны[1]. Он обычно говорил, что, как не существует двух видов физического здоровья – одно, данное Богом, и другое, поддерживаемое врачевателями, так же не существует двух видов познания: одного – божественного происхождения и другого – от человека, но есть только единое. Философия и богословие, как дары Бога, равно достойны.

По этой аналогии греческие философы были возвышены до уровня Моисея и пророков. И впоследствии эта тенденция распространилась до такой степени, что такие личности, как Сократ, Платон, Аристотель и другие мудрецы стали изображаться в иконографии Греческой Православной Церкви. Варлаам утверждал, что «как речения мужей божественной мудрости, пребывающей в них, так и светская философия устремлены к объекту, единственному в своем роде, и, следовательно, имеют общую цель – обретение истины, потому что истина, пребывающая в них во всех, - одна. Эта истина в начале дана Богом апостолам; тем не менее нами эта истина обретается посредством упорной работы и очищения. Исследования в области философии естественно содействуют установлению истины, в начале данной Богом апостолам, и очень помогают в постижении невещественных первооснов»[2]. То, что Варлаам активно отстаивал этот аргумент, еще не означает, что он был философом-рационалистом. Развивая в дальнейшем эту мысль, он приходит к выводам, близким к агностицизму. Действительно, он утверждал полную неспособность человека в его природном состоянии постичь божественное, и, подобно Платону и Пс.-Дионисию Ареопагиту, стремился к очищению и освобождению от материального тела, чтобы достичь видения Бога в состоянии экстаза.

Палама, напротив, проводит четкое различие между философией и богословием. Конечно, такое разделение не было единственным для того времени. Учение аверроистов на Западе было отвергнуто и осуждено в 1277 году потому, что среди других своих положений аверроисты утверждали то, что истинное по учению философии может быть ложным по учению богословия и наоборот, как будто могут существовать две различные противоречащие друг другу истины[3]. Как раз сейчас идет спор: какую позицию занимали аверроисты, и особенно Сигер Брабантский (Siger de Brabant), в том разделении, которое они сделали между мудростями, следующими в результате логических умозаключений и истинами веры. Но очевидно, что у них уже было определенное основание для такого разделения философии и богословия, которое вновь появляется в философии Уильяма из Оккамы[4].

Очень маловероятно, чтобы Палама хоть что-либо знал о взглядах этих западных теологов. Его исходные предпосылки и цели были абсолютно иными. Когда он был вынужден взяться за эту тему, он обратился к греческому (восточному) богословию и нашел достаточно обоснований для своей позиции.

Св. Апостол Павел, обращаясь, в основном, к ученым мужам Афин и Коринфа, мудрецам и совопросникам века сего, указывает на непреодолимую пропасть между двумя видами философии: мудростию мира сего, которая, как безумие, была отвергнута, и премудростию Бога, которая пребывает извечно и дарует спасение[5]. Также и Св. Апостол Иаков охарактеризовывает мудрость мира сего как земную, чувственную и бесовскую, но премудрость, сходящую свыше, он называет исполненной добрыми плодами и чистоты[6]. Отношение этих двух апостолов продиктовано нуждами их миссии того времени и не допускало существования какого-либо соотношения между двумя видами познания, потому что в этой позиции полностью отвергалась ценность мудрости мира сего. Естественно, что такое отношение к этой проблеме имело серьёзные последствия для развития богословской мысли вплоть до конца второго века, а также, до известной степени, оказывало влияние и в последующие времена. Примерно около века безумной мудрости мира сего не уделялось никакого внимания.

У некоторых апологетов, вышедших из иной исторически сложившейся среды и осуществляющих свою миссию в иных обстоятельствах, было другое отношение к этому вопросу. Наше внимание по этому вопросу особенно привлекает позиция Св. Климента Александрийского. Он понимал, что изначальная истина является единственной, но впоследствии она была расчленена философскими школами подобно тому, как был растерзан вакханками несчастный Пенфей (Πενθεύς). Хотя некоторые из школ утверждали, что обладают полнотой истины, в действительности они обладали только некою частью её. Из этого следует, что в философии есть некая своя ценность, но между нею и богословием существует фундаментальное различие, так как философия имеет дело с именами, то есть с внешним покровом, тогда как богословие должно заниматься атрибутами (свойствами), т.е. сущностями . «Следовательно, так как существуют два вида истины, говорит он, один – в виде имен, и другой – в сущностях вещей, то некоторые люди предпочитают иметь дело с именами. Те, которые занимаются красноречием (красотой речи), – это греческие философы, мы же, варвары, рассматриваем сущности вещей[7]. Тем не менее познание составляет звенья цепи, в которой подготовительные учения (первоначальные занятия мирскими науками) служат философии, как своей госпоже, а сама философия служит, как своей госпоже, богословию».[8] Заимствуя этот метод толкования у Филона Александрийского[9], Климент использует Агарь и Сарру, как представляющие типы рабыни и её госпожи, каждая из которых по очереди приносит Аврааму долгожданных детей, но не равного достоинства[10]. Авраам обращается к Сарре, снедаемой ревностью, «с одной стороны, хотя я и принимаю мирское знание (παιδεία) как младшее и как твою служанку, с другой стороны я почитаю и уважаю твою науку как совершенную госпожу»[11]. Вполне очевидно, что, согласно Клименту, хотя в философских системах и содержится часть истины, в богословии находится вся её полнота. Диадох Фотикийский, с иной точки зрения рассматривая это разделение, относит его к первому падению человека и заключает, что это разделение между истиной и заблуждением. Своим грехопадением человек «разделился в двойственности познания»[12].

Василий Великий связывает эти два вида познания с условиями жизни человека. Мудрость мира сего научает настоящей преходящей жизни и способствует успешному её прохождению. Божественная премудрость вооружает для достижения блаженства будущего века[13]. Два вида познания не находятся в противоречии друг с другом, вместе они составляют как бы дерево, в котором одно знание дает листья, и другое приносит плоды[14].

Возвращаясь к Григорию Паламе, мы видим, что он не выступает против утверждения Варлаама, что всякое благо есть дар Бога, и всякий дар Его совершен, но он также замечает, что всякий дар необязательно всесовершеннейший[15]. И пока дары Бога разделяются на природный (естественный) и духовный, философия остается природным даром[16] и, как таковая, под влиянием зла (дьявола) она заблудилась (сошла с истинного пути) и в некоторых случаях обратилась в безумие[17]. Конечно, при определенных обстоятельствах философия способствует познанию бытия. Но так как это знание нельзя отождествлять с божественной премудростию[18] или счесть ей равной, становится понятным, что не всегда плохо (неверно) неведение, и не всегда знание является благом[19]. По этой причине приверженности философии не следует препятствовать, но злоупотребление ею должно быть строго порицаемо[20].