Это была ошибка: иудейский царь не рассчитал своих сил, противопоставив их огромной, хорошо обученной армии. К тому же исход битвы был предрешен с самого начала: при первых же выстрелах египетских лучников Иосия, стоявший впереди на колеснице, был тяжело ранен. Лишенное своего вождя иудейское войско в беспорядке отступило. Истекающий кровью Иосия был доставлен в столицу и вскоре умер. Вся страна оцепенела в горе.
Пророк Иеремия написал траурную элегию на смерть царя-реформатора. Он любил Иосию, но к таком исходу дела был готов, ибо не верил в скорое прощение Израиля, считая, что только горькая чаша разочарований, разрыв с патриотическими иллюзиями принесут Израилю исцеление от духовных недугов.
_________________________________________________________
' Русское словосочетание «драконовский закон» (или «драконовские меры») сохраняет имя этого законодателя.
2 Моральный релятивизм — отрицание абсолютных, незыблемых моральных норм.
Иеремия против Иерусалима
Иудея, 609-597 гг. до Р.Х.
В эти годы патриотизм, обезоруженный крушением политических надежд, стал вырождаться в болезненный национализм. Как это нередко бывает, бедствия подогревали национальное чувство народа.
Исподволь стали возрождаться старые языческие обряды. Кое-где крестьяне вновь старались умилостивить ваалов, опасаясь засухи, а женщины отыскивали заброшенные амулеты Астарты.
Рис. 110
Пророк Иеремия. Г. Доре. Гравюра
Впрочем, это были уже, скорее, тени прошлого, которые не могли изменить общей картины набожности и спокойствия. В стране царил мир. Египетское иго не было слишком тяжелым, оно ограничивалось взиманием подати.
И тогда-то Иеремия вновь был призван выступить против Иерусалима. Как и прежде, не без колебаний решился он возобновить борьбу со своим народом. Внутренний голос не давал ему покоя, пока он не согласился идти и говорить. Иеремия вынужден был сказать людям самое страшное и непонятное для них. От его слов почва должна была уйти из-под ног любого набожного иудея: пророк объявил войну двум последним кумирам — идее национального превосходства и слепой вере в народную святыню. Одним из первых среди учителей человечества Иеремия возвестил чисто духовную религию, которая, признавая символы, храмы, обряды, по существу стоит выше их. Пророку надо было показать, что стены Храма и камни алтаря не имеют ценности сами по себе. Он готовился развеять миф о нерушимости Дома Ягве, чтобы напомнить о богопознании, заслоненном внешними проявлениями культа.
Особенно оскорбили слова Иеремии служителей храма. «Смерть ему!» — кричали они; толпа росла, угрожая пророку расправой.
С этого времени создалось странное на первый взгляд положение: защитниками Иеремии стали светские люди, а пророки и духовенство превратились в его смертных врагов.
Мрачные мысли посещали Иеремию в эти дни, он в который раз убеждался, что все его усилия разбиваются о глухую преграду.
Выступая против священников и власть имущих, Иеремия не замалчивал и грехов простого народа. В нем он видел источник постоянного возвращения к язычеству. Многие из «людей земли», которые еще недавно своими руками разбивали фетиши и выбрасывали домашних божков, теперь мучились суеверным страхом и чувством вины. Комета или любое иное необычное явление пугали людей.
В конце концов Иеремия настроил против себя все сословия, но действовать иначе он не мог. «Сострадательнейший из всех пророков», как называл его св. Григорий Богослов, он хотел бы жить в мире со всеми, однако Бог требовал от него иного. «Горе мне, мать моя, — восклицал он, — что ты родила меня человеком, спорящим со всею землею. Все проклинают меня» (Иер 15:10; ср. 20:14).
И вот, наконец, Иеремия выступил с прямыми обличениями царя Иоакима.
«Не будут оплакивать его, говоря:
"О брат мой! О брат мой!"
Не будут оплакивать его:
"О государь! О владыка!"
Ослиным погребением будет погребен он,
вытащат его и бросят далеко
за ворота Иерусалимские».
(Иер 22:18-19)
Легко догадаться, в какую ярость привело это пророчество царя. Быть может, пророку удалось вовремя скрыться, а дальнейшие события отвлекли внимание Иоакима. Словом, Иоаким не решился казнить Иеремию, но запретил пророку выступать в Храме с речами и вообще покидать свой дом.
В это время на царя обрушились новые тревоги и заботы. Иудея была слишком слаба, чтобы претендовать на полную самостоятельность, и нужно было решать, к какой из борющихся великих держав — Египту или Вавилону — примкнуть. Египет находился на грани полного разгрома.
Для Иудеи самым естественным шагом было бы встать под эгиду Вавилона, и Иеремия объявил, что это ее единственный путь к миру.
В январе 597 г. до Р.Х. регулярные войска халдеев стояли уже под Иерусалимом, и в их стан прибыл сам царь Вавилона Навуходоносор. Иеремия настойчиво призывал иудейского царя скорее просить мира.
Рис. 111
Пророк Иезекииль. Икона. Конец XV в.
16 марта ворота Иерусалима открылись, и из них вышла процессия, состоявшая из царя, царицы и высших сановников Иудеи. Одетые в траурные одеяния, они вступили в халдейский лагерь. Навуходоносор принял их сурово, как изменников, но никого не казнил. Он пощадил Иудейское царство, однако во избежание мятежа велел переселить в Вавилонию большинство военачальников, гарнизон города, строителей, оружейных мастеров, а также почти всю знать и богатых людей. Таким образом Навуходоносор надеялся искоренить проегипетскую партию.
Иеремия знал, что среди высланных было немало людей, которые верили ему и сочувствовали его делу, таких, как, например, молодой священник Иезекииль. Пророку хотелось как-то поддержать их, укрепить и направить на верный путь.
Рис. 112
Пророк Иезекииль. Г. Доре. Гравюра
Иеремия убеждал своих соотечественников не отчаиваться, держаться стойко и не строить иллюзий: плен будет долгим, как человеческая жизнь, он кончится лишь через семьдесят лет. Все это время иудеи должны жить верой в грядущее освобождение, очищать свою душу покаянием и искупать богоотступничество. И лишь после этого Ягве снова вернет людей своих.
Иеремия оказался прав. Именно люди, составляющие первую партию переселенцев, прошедшие через испытания и сохранившие веру, заложили фундамент возрождения Израиля.
Небесная колесница. Иезекииль
Вавилон, 597-590 гг. до Р.Х.
Перед иудейскими поселенцами в Вавилоне стояла трудная задача: оставаться верными своей религии, не имея религиозного центра. Они остро нуждались в вожде и духовном руководителе. Таким наставником стал для них Иезекииль.
Лишенный Храма священник, чья деятельность в ссылке поневоле ограничивалась тесными рамками общин переселенцев, Иезекииль, в отличие от Иеремии и Исайи, был скорее собеседником и писателем, нежели народным трибуном.
Что прежде всего заботило Иеремию и других пророков, живших в Иудее? Они стремились преодолеть остатки ханаанских суеверий и сохранить внешний мир ради углубления церковных реформ. Вавилон в глазах Иеремии был «бичом Божиим», заявляющим о себе лишь грубой силой. Иезекииль же жил бок о бок с этим огромным центром цивилизации, которая уже сама по себе требовала осмысления.
В пятый день летнего месяца таммуза в 592 г. до Р.Х. обитатели поселка Тель-Абиб увидели священника Иезекииля, потрясенного, изменившегося в лице. Долгое время он оставался немым. К старейшинам, собравшимся к нему услышать волю Божию, он обратился с помощью знаков. Но вот однажды его уста снова открылись, и он поведал старейшинам о необыкновенных видениях, посещавших его все это время.
В Ветхом Завете до Иезекииля только Моисей и Исайя были причастны к созерцанию Славы Господней в ее непереносимом для смертного величии. Но если тогда она являла себя на Горе Божией и в Доме Божием, то теперь она предстала пророку видением колесницы на равнинах языческой Халдеи. Это должно было означать, что для нее нет границ; несущие ее херувимы обращены ко всем странам света, она абсолютно свободна и не привязана ни к какой земле. Пребывание ее на Сионе было лишь особой милостью Божией.
О другом видении Иезекииль рассказал вскоре после того, как оно посетило его (Иез 8—11). Перед Иезекиилем выросла огненная фигура, которая подняла его в воздух. И вот он уже перенесен в Иерусалим, к северным воротам Храма. Но это был не видимый город, столица Иудеи, а, скорее, Иерусалим сокровенный. «И вот там — Слава Бога Израилева, подобная той, которую я видел на равнине». А повсюду, как в Вавилоне, возвышались идолы; в каком-то странном секретном зале вожди народа кадили фрескам, изображавшим звероподобных богов Востока.
И тогда Слава Господня сошла с колесницы и стала у порога Храма, а по городу пошли губители, поражая отступников. Один из них брал раскаленные угли из Меркабы, небесного Ковчега, и пригоршнями бросал их на город. Когда все было кончено, херувимы простерли свои крылья, офаны — колеса, полные живых глаз, пришли в движение.
Слава, уносимая живой колесницей, покидала оскверненное грехом место.
Рис. 113
Пророк Иезекииль.
Микеланджело. Фрагмент росписи. 1511 г.
Рис. 114
Страшные видения пророка Иезекииля. Г. Доре. Гравюра
Это было страшное зрелище: исчезало то, что со времен Моисея было упованием Израиля, разрывался Завет, закрывались врата, дом оставался пуст. «Господи Боже, — возмолился пророк, — неужели Ты хочешь истребить Остаток Израилев?» Ведь не все изменили, ведь покаялись многие!
Итак, отныне путь Израиля, указанный через пророка, — это путь странствующей Церкви, которая следует за незримой колесницей Божией. Она должна осознать свое прошлое, должна помнить, что от нее самой зависит — быть ли с Богом или удалиться от Него.
И Иезекииль, и Иеремия — оба, таким образом, прониклись мыслью, что временным очагом Израиля становится Халдея. Они были уверены, что дни Иерусалима сочтены. События в скором времени оправдали их предвидения.