В конце 1913 г. либерально настроенная общественность подняла вопрос о необходимости введения нового закона по борьбе с торгом женщинами. Его разработкой в основном занимался А.И. Елистратов, активно поддерживаемый аболиционистскими и филантропическими обществами. Эти организации преследовали цель упразднить врачебно-полицейский надзор и дома терпимости. Новый закон должен был жестоко карать содержателей притонов и лиц, способствующих вовлечению женщин в проституцию. Сама же особа, занимавшаяся торговлей любовью, выставлялась полностью невинной жертвой.
Законопроект бурно обсуждался на совместных заседаниях женских обществ. Одно из таких заседаний в мае 1913 г. решило обратиться за помощью к А.И. Шингареву, товарищу председателя кадетской фракции в Государственной Думе, земскому деятелю, врачу по профессии. А.И. Шингарев в целом не возражал против внесения на рассмотрение Государственного Совета и Государственной Думы предложений по новому законодательству, связанному с проблемой проституции, основная идея которых сводилась к уничтожению врачебно-полицейского надзора, а следовательно, и комитета, его осуществлявшего[88]. Однако начавшаяся первая мировая война и активное сопротивление представителей Министерства внутренних дел несколько затормозили процесс уничтожения структур, контролирующих институт проституции в столице Российской империи.
Врачебно-полицейский комитет продолжал свою деятельность вплоть до Февраля 1917 г. Но трудности в его работе возрастали. В конце 1914 г. члены Врачебно-полицейского комитета, отчитываясь о своей работе, с тревогой констатировали не только рост числа проституток и больных сифилисом, участившиеся неявки на еженедельные осмотры, но и резкое падение в среде проституток, даже «гнилушниц» и «кабачниц», авторитета агентов Врачебно-полицейского комитета[89]. Все это происходило на фоне бурно развивающейся стихийной демократизации общества и в определенной мере способствовало изменению социального статуса проститутки. Сам же Врачебно-полицейский комитет как административно-медицинская структура государственной власти царской России, к сожалению, доживал последние дни. Его упразднение лишило общество реальной возможности давать морально-нравственную оценку проституции, не подвергая в то же время уголовному преследованию женщин, вынужденных или желавших торговать собой.
Упразднение надзора, уравнивая проститутку в гражданских правах с другими женщинами, одновременно ликвидировало и последние рычаги контроля за развитием института продажной любви, которые все же необходимы, и не только с точки зрения скорейшего искоренения отклонений в жизни общества. Явление нуждалось в изучении, и эту функцию отчасти выполнял Врачебно-полицейский комитет. Кроме того, его уничтожение лишало городское население определенного вида социальных гарантий, связанных со статусом потребителя проституции. Ибо этот институт обязательно подразумевает наличие стороны спроса на товар, в качестве которого выступает женщина.
Как бы то ни было, во время гражданской войны и военного коммунизма проститутки исчезли с улиц. Объяснялось это несколькими причинами. Во-первых, политика военного коммунизма свела на нет роль денег, а профессиональная деятельность публичной женщины при господстве натурального обмена сильно затруднена. Трудно представить себе посетителя публичного дома, который расплачивается мешком картошки, бутылью керосина или куском сала. Во-вторых, в результате войны и революции резко уменьшилось число молодых мужчин, нуждающихся в такого рода услугах. В-третьих, отказ от института церковного брака и чрезвычайная легкость разводов разрушили границу между случайной связью и законным браком. «Временные жены» составляли профессиональным проституткам серьезную конкуренцию. Данные опросов показывали, что популярность публичных женщин среди молодежи резко сократилась. Так, если в 1914-1917 гг. 47% городской молодежи начинали половую жизнь со связи с проституткой, то в 1921-1923 гг. эта цифра упала до 6%[90]. С началом НЭПа спрос на продажную любовь резко возрастает. Постепенно восстанавливается организационная структура промысла, вновь появляются «зухеры» - маклеры, занимающиеся торговлей женщинами, и «коты»[91].
Но социальный состав проституток изменился. Если до революции подавляющее большинство составляли крестьянки, то теперь их место заняли сотрудницы бесконечных советских контор. Получая мизерное жалованье, эти женщины таким образом пополняли свой бюджет. Прошедшие в 20-е годы массовые сокращения служащих сделали временную работу постоянной.
Согласно официальной точке зрения, проституция являлась пережитком капитализма и в числе прочих пережитков подлежала ликвидации. Раньше проститутки были «ничем», теперь они, как пелось в песне, должны были стать «всем». В новой системе идеологических ценностей они оказались теми, кого революция хотела облагодетельствовать в первую очередь.
В опубликованных в 1919 г. «Тезисах межведомственной комиссии по борьбе с проституцией» декларировалось: «1. Проституция тесно связана с основами капиталистической формы хозяйства и наемным трудом. 2. Без утверждения коммунистических основ хозяйства и общежития исчезновение проституции неосуществимо. Коммунизм - могила проституции. 3. Борьба с проституцией - это борьба с причинами, ее порождающими, т. е. частной собственностью и делением общества на классы».
Государство стояло на страже интересов публичных женщин. Так, витебская комиссия по борьбе с проституцией обязала предприятия в первую очередь трудоустраивать и предоставлять жилплощадь не работницам с детьми, а проституткам, чтобы отвлечь их от своего ремесла[92]. Трудно сказать, насколько широко была распространена подобная практика, однако известны случаи, когда малообеспеченные женщины выдавали себя за проституток, чтобы воспользоваться социальными льготами.
Для проституток создавались специальные артели, открывались профилактории. Во главе одного из них стояла М. Л. Маркус - жена С. М. Кирова, которая ревностно следила, чтобы ее подопечные не сбегали по ночам на работу, и задерживалась для этого до полуночи. В таких случаях к профилакторию для проституток подъезжала горкомовская машина, и первый секретарь сам увозил супругу домой.
В 1922 г. был принят первый Уголовный кодекс РСФСР, который позволял привлекать к ответственности сутенеров и содержателей притонов. Новый закон широко применялся: в 1924 году было наказано 618 человек, в 1925 г. - 813.
Притон для занятия проституцией - важнейшее звено в реализации этой деятельности.
Впервые понятие «притон» определялось в циркуляре Наркомздрава от 26 января 1923 г., строжайше воспрещавшем содержание притонов разврата как временных, так и постоянных, под какой бы замаскированной вывеской они ни существовали (публичные дома, номера, бани, частные квартиры и т.д.) и где бы ни находились.
Статья 155 УК 1926 г., воспроизводившая содержание ст. 171 УК 1922 г. и, помимо этого, устанавливала ответственность за принуждение к занятию проституцией в виде лишения свободы на срок до пяти лет с конфискацией всего или части имущества.
Отражая взаимозависимость содержания притонов и вербовку лиц к занятию проституцией, Н.Гедеонов в 1926 г. писал: «Содержатели притонов разврата весьма редко ограничиваются только предоставлением помещений, они обычно занимаются сводничеством и даже вербовкой женщин для целей проституции, поэтому ст. 171 Уголовного кодекса 1922 г. и совмещает все эти преступные деяния; эти лица имеют постоянную связь с проститутками и в любое время могут быть посредниками между ними и обращающимися «за живым товаром» посетителями; будучи хорошо осведомленными о месте жительства некоторых, наиболее ходовых проституток, содержатели притонов бывают материально заинтересованы в этой комиссионной работе, ибо за поставку «гостя» женщина обязана уплатить часть своего позорного и тяжелого заработка посреднику. Горе той проститутке, которая не выполнит своего обязательства в отношении сводника: она рискует совершенно лишиться своего и без того скудного заработка»[93].
Статья 226 УК РСФСР предусматривала ответственность не только за содержание притонов но и за сводничество. В действующем кодексе ни ответственности ни самого понятия такого нет.
В ч. 1 ст. 226 УК 1960 г. предусматривалась ответственность за содержание притонов разврата и сводничество. По сравнению со ст. 155 УК 1926 г. в ст. 226 УК 1960 г. были включены принуждение к занятию проституцией и вербовка женщин для занятия проституцией. Несомненно, что ст. 155 УК 1926 г. была перегружена составами преступления (их было четыре). Санкция ч. 1 ст. 226 УК 1960 г. предусматривала такое же наказание, как и ст. 155 УК 1926 г.
Постепенно в борьбе с проституцией все большую роль начинали играть «бойцы невидимого фронта». Быт профилакториев стал напоминать лагерный, а в октябре 1937 года профилактории для нищих и проституток вошли в систему ГУЛАГа.
Резко сменился и тон агитации. Если в 20-е годы борьба с проституцией шла под лозунгами строительства новой жизни, то теперь любое нарушение норм коммунистической морали начинает рассматриваться как политическое преступление. Известны случаи,- писала в 1938 г. «Комсомольская правда»,- когда троцкистско-бухаринские шпионы и диверсанты умышленно насаждали пьянки и бытовое разложение». Таким образом, аморальное бытовое поведение приобретало статус государственного преступления[94].
Благодаря усилиям карательных органов организованные формы проституции были уничтожены. Однако как нелегальный бизнес она продолжала существовать.