“Человек удостоен высочайшей почести, какой не имеют даже ангелы: человеческая природа ипостасно соединилась с Бесконечным, Вечным, Божеством. Само Божество приобщилось к человечеству, а человечество в Божестве обожилось”4.
Бог явился во плоти, Бог стал человеком… Он пришел спасти род человеческий, но и почтить естество человеческое, приняв человеческое Тело.
3.2. Нравственное поведение человека сквозь призму Боговоплощения.
Принципы христианской морали необходимо переводить в конкретные нормы поведения, излагая их на языке, доступном понимаю современного человека. На основе этих принципов можно определить и «правила поведения» христианина в жизни, изложенные в заповедях, обязательные для всех времен и обстоятельств, но этих правил будет совсем мало. В большинстве же случаев нормы поведения обусловлены, с одной стороны, глубоко заложенным принципом любви и терпения, с другой всей совокупностью конкретных обстоятельств.
Отождествление каждого человека с Сыном Человеческим, Иисусом Христом, которое вытекает из догмата Боговоплощения и которое Сам Спаситель подтвердил в Евангелии (Мф. 25,31-46).
Это самоотождествление Христа с человеческим родом, которое лежит в основе догмата Искупления, заставляет понимать буквально, а не иносказательно слово Христа о Страшном Суде: “Так как вы сделали одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне” (Мф. 25,40) и то же самое в отрицательной форме.
Отсюда следует главная заповедь христианской морали – видеть в каждом человеке образ (живую икону) Христа.
Человек – высшая земная святыня, носитель образа Божия и Его света. Эта истина должна определять взаимные отношения христиан друг к другу и по всем людям вообще. Поэтому жестокость и немилосердие по отношению к человеку – “религиозное преступление”, равносильное кощунству, поскольку оно в силу указанного отождествления, представляет собой как бы “вторичное распятие Христа”. Это то религиозное преступление, которое совершил Иуда, предавший Христа, иудейские первосвященники осудившие Его на позорную и мучительную смерть; сюда же относятся все великие и малые инквизиторы, ради власти самовластия отвергнувшие заповедь любви и предавшие на мучения братьев своих, сюда относятся все, равнодушно взирающие на чужое страдание, упиваясь своим личным благочестием и “не участие” в преступлениях против человечности.
В каждом человеке мы должны, конечно видеть не трансцендентного Бога (порой именно так и бывает), а именно Христа, Воплощенного истинного Бога, принявшего нашу человеческую природу и тем самым давшего нам возможность узнать свой образ в каждом человеке.
В этом смысле надо понимать слова преп. Нила Синайского, который говорил, что совершенный монах “ всякого человека почитает как бы Богом, после Бога”. Так же, по видимому, следует трактовать “классическую” формулу православной этики аввы Дорофея: “Если возлюбим Бога, то сколько приближаемся к Богу нашей любовью и с ближним, и сколько соединяемся с ближним, и сколько соединяемся с ближними, столько соединяемся с Богом”.
В самом деле, любя ближних, мы соединяемся со Христом – Богом именно по Его человеческой природе; любя людей, мы соединяемся с Богом именно и только во Христе в Его мистическом Теле, которое явлено невидимой, антологической стороной Церкви (Церковь есть Тело Христово).
Отсюда можно высказать предположение – надежду, что верующие нехристианских религий и люди, просто не знающие Христа через Самостоятельную любовь к людям бессознательно соединяются со Христом - Богом.
Таким образом, устами Христа провозглашается высочайший этический идеал – принципом отношений между людьми, между людьми и Богом объявляется наименее рациональное чувство – любовь. “Возлюби Господа Бога твоего, всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь”. Вторая же подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя” (Мф. 22,37-39)
В своем “гимне любви” апостол Павел неопровержимо свидетельствует о превосходстве любви над всеми прочими добродетелями. “Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я медь звенящая или кимвал звучащий. Если я имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, то я ничто. И если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы” (1 Кор. 13, 1-3)
Таким образом вся уставная нравственность и все способности человека превращаются в ничто, если у нас нет дара любви, этого определяющего признака “ученика Христова”, ибо Он Сам дал заповедь в прощальной беседе: “Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга. По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собой” (Ин. 13,34-35)
Все христианское поведение по отношению и к Богу, и к другим людям основывается на любви; любовь – основа христианской жизни. Апостол любви Иоанн Богослов, обращаясь к верным, пишет: “Любовь Божия к нам открылась в том, что Бог послал в мир Единородного Сына Своего, чтобы мы получили жизнь через Него. Возлюбленные! Если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга… Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает, и любовь его совершение есть в нас… Кто говорит: “Я люблю Бога”, а брата своего ненавидит, тот лжец: ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит? И мы имеем о него такую заповедь, чтобы любящий Бога любил и брата своего”. (1 Ин.4,7-21)
Здесь уместно привести слова П.Флоренского: “Любить невидимого Бога – это значит пассивно перед ним открывать свое сердце и ждать Его активного откровения так, чтобы в сердце нисходило энергия Божественной Любви”. Причина любви к Богу есть Бог (Св.Бернард Клервоский 1090-1153). “Напротив, любить видимую тварь – это значит давать воспринятой Божественной энергии открываться через воспринявшего…, давать переходить ей на другого, на брата… Любя мы любим Бога и в Боге”.
Заключение.
В результате изложенного в непретендующей на полноту формы православного взгляда на человека, Бога, взаимоотношения между ними можно сделать несколько существенных выводов.
В системе христианской морали следует различать ее онтологическую суть, фундаментальные положения учения, составляющие сокральную его часть и определяющие духовную высоту христианской нравственности и принципы раелизации в жизнь этих понятий, т.е. того, что получается в результате перевода мировоззренческих понятий в конкретные нормы, формы поведения личности. Претерпевает трансформацию, не может претендовать на абсолютность форма, а не содержание. Правильное представление о содержании способствует облачению его в лучшие формы. Изучению именно содержания на его бытийно – мировоззренческом уровне и посвящалась данная работа.
Мы показали, что цель существования человека – максимальное слияние с Богом. Прежде всего, человек «образ и подобие Божие»(здесь кроется смысл потенциального соединения с Богом – обожения),но истинное обожение человеческой природы стало возможно после воплощения Бога – Слова: «сделался тем, что и мы, дабы нас сделать тем, что и Он»(св. Ириней Лионский).
Практическая форма осуществления этой цели – пребывание в любви, претворение в жизнь этой любви: «возлюби Господа Бога твоего» и «возлюби ближнего твоего».
Между понятиями «любовь к Богу» и «любовь к ближнему» нет онтологической разницы.В силу воплощения и вочеловечения Христа эти понятия тождественны. Онтологическая цель существования человека реализуется в конкретную форму нравственного поведения – любовь.
В силу сказанного, следует думать, что неправомерно разделять нравственную сторону учения и собственно само учение. Основа православной этики - христоцентризм, следование Христу путем исполнения его "заповедей".
Вся оригинальность и новизна христианского учения в том, что оно сообщает любовь и благодать, а не закон и норму.
В Евангелии нет формального моралистического пафоса, здесь "суббота для человека, а не человек для субботы". Поэтому вся нормативная этика (ветхозаветная, кантанская и всех современных секуляризированных систем) является этикой Закона, а не благодати, в то время как Евангельское Откровение учит не только нормам поведения, сколько призывает к новому рождению во Христе. В христианстве благо духовного совершенства даруется человеку, а не является плодом его естественного автономного развития.
Много сказано о том, что Евангельская проповедь глубоко нравственна, что заповеди, как ветхозаветные, так и новозаветные, нечто иное, как этический эталон. Однако, как мы показали, “христианский православный закон невозможно уложить в список правил и запретов. Любая попытка составить подобный “кодекс” наталкивается на неразрешимые противоречия и приводит к трагическим коллизиям. В процессе исторического развития Церкви нередко делались попытки свести христианскую нравственность к некоему закону. При этом забывались слова апостола Павла, которые ясно и настойчиво учат нас, что христианская нравственность – совсем иного рода”. От морали правил и запретов христианство перешло к “морали евангельского духа”, к “морали принципов”.
Оригинальность данной работы, как нам кажется, в том, что мы сделали попытку подробнее раскрыть эту мысль, доказать ее; доказать так же принцип тождественности православного учения и нравственности на теологическом уровне, разделяя само учение и принципы его реализации. Ведь конечная цель любой философской теории – каким то образом помочь человеку ориентироваться в окружающем мире. Современному обществу необходимо нравственное учение, в данном случае религиозное, которое могло бы его оздоровить духовно, но об этом говорить, пожалуй, пока еще рано.