Излишне говорить о невероятно возросшей роли науки в современном мире. Во-первых, это объясняется стремительным ростом научных достижений. За темпами прироста знаний не поспевают даже специалисты в узких рамках своей профессии. Во-вторых, резко ускорилось использование и применение научных достижений в различных сферах жизни общества, особенно в промышленности и сельском хозяйстве. Наука превратилась в непосредственную производительную силу. В-третьих, возросшая роль науки обусловлена колоссальными изменениями культурного кругозора человечества. Благодаря науке микромир и Космос естественно вошли в картину мироздания, резко сузилась область чудесного и непознанного.
Понимая это, церкви отказались от прямой конфронтации с учеными. Для многих конфессий XX в. прошел в поисках компромиссов с наукой. Особенно это характерно для католической и протестантской церквей. Еще в начале века Ватикан создал папскую Академию наук, привлекая к ней тех ученых, которые ориентировались на авторитет Церкви и интерпретировали научные открытия в религиозном духе. Богословы разных конфессий все чаще обновляют толкования «священных книг» и ортодоксальных догм, стараясь хотя бы внешне привести их в соответствие с современной научной картиной мира.
Правда, в христианстве и исламе имеется немало богословов и церковнослужителей, которые стоят на позициях «фундаментализма» и даже теперь не отступают от буквального толкования Ветхого Завета и Корана, отвергая достижения наук. Их влияние в разных конфессиях колеблется, но обычно оно невелико.
Об этом можно судить, например, по содержанию огромного числа брошюр и книг по теме «Религия и наука», которые выпускают зарубежные религиозные центры, обильно снабжая ими Россию. Немало таких публикаций сегодня и у отечественных конфессий. Эта тема часто звучит в проповедях. Как правило, в них осуждаются факты гонений на ученых, говорится об уважении к науке, необходимости ознакомления с ее достижениями. Это, конечно, положительный момент. Надо согласиться и с часто употребляемым в сочинениях и проповедях тезисом о религиозности большинства ученых всех времен. Верно и то, что многих ученых недавнего времени и наших дней в силу полученного ими религиозного образования и воспитания можно отнести к верующим. Правда, их религиозность обычно далека от церковной ортодоксальности. Нередко такие ученые саму идею Бога принимают в форме пантеизма, а то и отождествляют с неким нравственным абсолютом.
В числе относимых к верующим великих имен богословы часто называют и тех, кто сам определенно не считал себя таковым. Например, Ч. Дарвина — на том основании, что в его ранних сочинениях заметны следы религиозности. Но под влиянием научных изысканий великий естествоиспытатель изменил свои убеждения и перешел на позиции материализма. Именно на эти принципы он опирался, разрабатывая эволюционную теорию и учение о естественном происхождении человека. Об этом он заявлял определенно и четко в письмах и в своей биографии «Воспоминания о развитии моего ума и характера» (она издана на русском языке в 1957 г.).
Необоснованно вносят в этот список имя А. Эйнштейна, буквально перевернувшего традиционную картину мироздания, придавшего ей современный научный облик. Эйнштейн нередко в своих сочинениях использовал понятие «религия» не в строгом, а в образном смысле. Так, он именовал религией веру в рациональную природу мироздания, чувство восхищения перед закономерностью развития мира. Но в то же время он решительно отрицал идею Бога, веру в чудеса, бессмертие души, загробное воздаяние и т. д. И при этом не скрывал своих атеистических убеждений. При заполнении официальных анкет он именовал себя неверующим или порвавшим с религией.
В перечень верующих ученых богословы включают имя лауреата Нобелевской премии физика М. Планка, который говорил о себе, что он «не верит в какого-то личного Бога, не говоря уже о христианском Боге». Стихийный материалист М. Планк временами тоже склонялся к пантеизму.
Нельзя относить к верующим и другого Нобелевского лауреата, великого отечественного физиолога И.П. Павлова. Сын священника, выросший в атмосфере религиозной семьи и обучавшийся в духовной семинарии, он убежденно перешел на позиции неверия еще в студенческие годы. В письме к невесте от 11 сентября 1880 г. он признается: «Сам в Бога не верую, никогда не молюсь». Вместе с тем Павлов резко осуждал сталинские гонения на религию и духовенство в 20-30-е гг., считая, что религия дает духовную силу и опору страдающему человеку и недопустимо отнимать ее у несчастных. Уважительно относясь к убеждениям и вере религиозных сограждан, великий ученый до глубокой старости не колебался в своей мировоззренческой позиции. В 1928 г., в возрасте 79 лет, он говорит о себе в письме к священнику Е.М. Кондратьеву: «Я сам неверующий».
Пересматривая свое отношение к науке и обновляя толкование «священных книг», богословы по-прежнему требуют веры в сверхъестественное, в чудеса и поклонения им. Гармонии религиозной веры и знания не было никогда в прошлом, не будет ее и впредь. И всегда останется место для верований, неизменно дополняющих наши знания. Хотя и неистинные, но внешне правдоподобные, верования для многих неотличимы от знаний. Известный социолог П. Сорокин замечает: «Хотя знания и растут, но так как область явлений, куда могут перекочевать верования, бесконечна, то нужно бесконечное время, чтобы уничтожить их абсолютно».
В настоящее время, быть может, сильнее, чем когда-либо, служители Церкви требуют от паствы особого молитвенного рвения: ведь достижения науки резко сузили сферу веры в Бога, чудеса и порождают особенно глубокие сомнения в канонах и догмах. Значительная часть верующих и сегодня далека от научных достижений и не испытывает особых колебаний. Другие же, имеющие какое-то представление о научных данных, действительно следуют призывам пастырей, одолевая сомнения в молитвах. Но многие склоняются к научной картине мира. Вот почему богословы напряженно стремятся откорректировать ее, т. е. найти в ней пространство для религиозной веры, вписать в нее Бога и чудеса.
Вообще, пространство для веры, как таковой, в научной картине мира и на самом деле имеется. Дело в том, что, несмотря на строжайшие правила научного поиска, элементы веры в нем все же неустранимы. Ученые принимают на веру немалую часть
научной информации от своих коллег, полагаясь на их авторитет и добросовестность. Момент веры включен в некоторые исходные аксиомы и во многие промежуточные звенья исследований. Вера и интуиция особенно пронизывают заключительную стадию деятельности ученого, где как раз и происходит само «таинство» научного творчества, где рождаются новые идеи, теории, объяснения и прогнозы.
Тут много еще неизученного, потаенного, необъяснимого. Наряду с рационально-логической деятельностью разума, у ученого вступают в действие неосознаваемо-эмоциональные механизмы операций с невербализованной информацией, которые, по-видимому, играют здесь решающую роль. Не следует только мистифицировать это обстоятельство — потаенные механизмы естественны по своей природе и со временем будут объяснены. Главное же заключается в том, что момент веры в научном исследовании отличен от мистической веры, не допускающей сомнения и проверки. Экспериментом и практикой ученые перепроверяют принятое ими на веру, отбрасывая то, что не выдерживает критики.
Основной путь привнесения Бога и чудес в современную картину мира — религиозная интерпретация научных теорий, гипотез, и в особенности сомнительных фактов. Так, за научные факты в проповедях выдаются сообщения отдельных лиц, выведенных из состояния клинической смерти, о путешествии их душ на «тот свет», невнятные уверения «свидетелей» об их встречах с «барабашками» и т. п. Много мистических спекуляций вокруг журналистских сенсаций об НЛО, телепатии, привидениях, спиритических сеансах, «пришельцах» и т. п. Как знамения близящегося апокалипсиса истолковываются факты появления комет, стихийные бедствия (наводнения, землетрясения), неурожаи и вспышки голода, военные столкновения, опасность экологического кризиса.
Использование сомнительных сообщений и сенсаций в проповедях рассчитано преимущественно на тех, кто мало знаком с наукой. Но не только на них. Некоторые проповеди обращены именно к людям, получившим высшее образование. Так, богословы стараются убедить тех, кто знает физику, в том, что наглядная непредставимость многих процессов микромира, двойственная (корпускулярно-волновая) природа элементарных частиц — свидетельство наличия в окружающем нас мире «полуматериальных сущностей». Однако волновые состояния не менее материальны (т. е. объективно существуют), нежели корпускулярные (вещественные) объекты.
Обращаясь к людям, изучавшим биологию, богословы могут поддержать теорию Дарвина. Не так давно Ватикан оповестил о том, что католику не возбраняется принять идею о естественном происхождении человека. Но только в качестве «правдоподобной гипотезы». И лишь в отношении нашей телесной оболочки. Что же до души, то она — безусловное и непосредственное создание Бога, о чем прямо повествует сказание о сотворении мира в библейской книге «Бытие».
Ветхозаветная картина мироздания в свете современных научных представлений о мире выглядит уж очень архаично. Поэтому в наши дни богословы обычно призывают воспринимать эту картину не буквально, а иносказательно, аллегорически, вкладывая в библейские термины современный смысл, ссылаясь на то, что Библия писалась образным языком, доступным для людей древних времен, которые еще не могли постигнуть ее глубинную мудрость. Теперь же язык образов надо переводить на научный язык. К примеру, сказание о шести днях сотворения мира надо понимать как сообщение о шести геологических эпохах, каждая из которых длилась многие сотни миллионов лет.