Обратясь к исполнителю казни, святой Самон сказал:
- Исполни, что тебе повелено.
Тогда, при рассвете дня, исповедники, преклонив свои святые головы под меч, были обезглавлены, и так скончались. Верующие, узнав о кончине святых мучеников, взяли святые мощи их и похоронили с честию.
По прошествии значительного числа лет, нечестивый царь Ликиний, отделившись от Константина Великого, воздвиг в Никомидии гонение на христиан. Таким поступком он нарушил договор, какой заключил с ним Константин. Отдавая замуж за Ликиния свою сестру и назначая его соучастником в управлении римским государством, Константин положил такого рода условие, чтобы Ликиний, хотя он и язычник по вере, не делал никакого притеснения христианам, но предоставил каждому жить по своей вере, так что, кому какая вера нравится, тот и держался бы ее невозбранно. Однако Ликиний, не сдержав этого договора, и воздвиг гонение в восточных странах на христиан и множество верующих предавал смерти различными способами. В это время в вышеупомянутом городе Едессе, в котором прежде пострадали святые мученики Гурий и Самон, жил один диакон, по имени Авив, который, ходя по всему городу из дома в дом, учил людей святой вере и убеждал быть мужественными в исповедании Христа. Своею проповедью святой Авив неверующих обращал ко Христу, а верующих увещевал жить богоугодно. Узнав о нем, градоначальник Лисаний писал царю Ликинию, донося ему об Авиве, что он весь город Едессу наполнил христианским лжеучением; при этом спрашивал какое относительно него будет повеление. Лисаний писал царю собственно для того, чтобы получить от него право на мучение христиан, ибо ему еще не было поручено делать какое-либо насилие христианам. Царь немедленно отписал ему, чтобы он предал Авива смертной казни. Получив от царя такое повеление, Лисаний приказал отыскать святого Авива, для предания на мучение. Авив жил тогда в одной части города, в неизвестном доме, вместе с матерью и родственниками своими, стараясь о распространении святой веры, которую тайно насаждал там, где не мог делать этого явно. В то время как воины по всему городу искали блаженного Авива, он, узнав об этом, вместо того, чтобы скрываться, выйдя из дома отыскивал искавших его воинов, чтобы самому отдаться им в руки. Встретив в одном месте военачальника, по имени Феотекна, он сказал ему:
- Вот тот, кого вы ищете: ибо я - Авив, которого приказано отыскать вам; возьмите же меня и ведите к пославшему вас.
Феотекн, кротко взглянув на него, сказал:
- О, человече, пока еще никто не заметил, что ты подошел ко мне, отойди и скройся, чтобы кто другой из воинов не увидел тебя и не захватил.
Авив отвечал:
- Если ты меня не возьмешь, то я сам пойду и явлюсь к градоначальнику, и исповедаю Христа моего пред царями и владыками.
Услышав это, Феотекн привел его к Лисанию. Тот спросил его о роде и имени. Святой прежде всего об явил, что он - христианин; затем, сказав свое имя, сообщил, что родом он из села, называемого Фелсея. Лисаний принуждал его принести жертву идолам и старался, то угрозою, то ласкою, отвратить его от Христа и склонить к идолослужению, а он, как бы столп непоколебимый и стена нерушимая, оставался тверд в исповедании Христовом. Мучитель, не имея возможности привести его к своему нечестию словами, начал принуждать его к тому делом; велел повесить его и строгать его тело железными когтями. После этого опять уговаривал его поклониться идолам и принести курение на алтарь языческих богов. Но святой твердо отвечал:
- Ничто меня не отлучит от Бога моего, хотя бы ты назначил мне в десятки тысяч раз более лютые мучения.
Мучитель спросил его:
- Какая вам, христианам, польза от тех мук, какие вы терпите за Бога вашего, и какая вам прибыль от того, что тела ваши раздробляются на части и вы самовольно избираете себе горькую смерть?
Мученик отвечал:
- Если бы захотел ты, мучитель, на самом деле обратиться к надежде обещанных нам от Бога нашего воздаяний, то, без сомнения, сказал бы то, что некогда сказал Апостол Господень: "Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас" (Рим. 8, 18)
Мучитель засмеялся на слова мученика, как бы на безумные, сам будучи безумным; затем, видя, что не может отвратить доблестного страдальца от Единого Истинного Бога, осудил его на сожжение.
За городом был разведен большой огонь, и мученика повели на место казни. Он же шел, радуясь о том, что будет жертвою и всесожжением Богу. За ним следовали мать и родственники его; он утешал и увещевал их не скорбеть о нем, а напротив радоваться, что он идет ко Христу и будет молить Его о них. По прибытии к огню, он помолился, дал матери своей и всем знаемым последнее целование, вошел в пламень и тотчас предал дух свой Господу. Когда огонь погас, мать, с прочими верующими, нашла тело святого сына своего неповрежденным от огня и, взяв его, помазала миром и погребла при гробе прежде пострадавших святых мучеников Гурия и Самона, ибо и святой Авив пострадал в тот же день (по прошествии значительного числа лет), в который прежде пострадали и те святые). Когда же гонение прекратилось и воссияла православная вера, христиане соорудили церковь во имя сих трех святых мучеников и в ней положили, в одной гробнице, святые мощи их, источающие исцеления болящим и совершающие многие чудеса. Из них воспомянем здесь одно, преславно совершившееся, чудо.
Некогда двинулся с востока на греческое царство нечестивый варварский народ, живший близ Персии и называвшийся Ефалитами, и, завоевав много городов, дошел до самой Едессы, с намерением взять и разрушить его, как разрушил и прочие города. И вот греческие цари, желавшие защитить город от врагов и освободить его от осады, собрали множество своих воинов и послали их на помощь Едессе. Войдя в Едессу, греческие войска оставались в нем значительное время, защищая город от варваров. Был в греческом войске один воин, по происхождению готф. Случилось ему в Едессе жить в доме некоторой целомудренной вдовицы, по имени Софии, имевшей единственную дочь, именем Евфимию, которую она берегла, как зеницу ока, соблюдая в девстве и поучая благим нравам и страху Божию. София старалась скрыть ее от человеческих глаз, потому что она была очень красива лицом; она скрывала ее в особой комнате, чтобы не видал ее глаз мужчины. Во время продолжительного пребывания готфа в доме этой вдовы, случилось ему однажды увидеть эту отроковицу. Пораженный ее красотою, он воспламенился к ней страстью, и только и думал, как бы прельстить ее. Приступив к матери, он начал просить ее, чтобы отдала за него дочь свою, и, хотя имел на родине жену и детей, но скрыл это, притворяясь, будто не женат, чтобы получить желаемое. Однако мать отказывала ему:
- Не отдам единственной дочери своей в чужую землю; ты человек пришлый, - отведешь в свою землю дочь мою, а я останусь без нее в большой печали, потому что у меня нет другого детища, которым могла бы утешаться во вдовстве своем, кроме нее одной; не отдам ее тебе, ибо жить не могу, не видя лица ее.
Тогда готф, придя в ярость, начал угрожать ей:
- Если ты, - говорил он, - не отдашь дочери своей, то не выйду отсюда, пока не наведу на тебя многих бедствий и не подвергну тебя самому крайнему горю; ведь я воин, и легко могу причинить тебе зло, какое только захочу.
Вдова же, хотя и была одна и не было никого, кто бы пришел к ней на помощь, смело возражала ему. После сего воин опять, то ласково просил ее, то опять приходил в ярость, и, то просьбами, то угрозами, склонял вдовицу к тому, чтобы она отдала за него свою дочь. Таким образом он докучал ей все время, пока жил там. Предлагал он ей и некоторые подарки, ибо был не беден, - покупал для нее и дочери ее золотые украшения и дорогие одежды, чтобы получить то, чего желал; вдовица же и даров не принимала, и от самого его уклонялась, а девицу укрывала с еще большею опасливостью, чтобы не видел ее этот беззаконник. Однажды она сказала ему:
- Я слышала, что ты у себя на родине имеешь жену и детей.
Он же, побеждаемый желанием владеть отроковицею и не имея страха Божия, начал клясться и божиться, говоря, что никогда не был женат, и что ее дочь хочет иметь женою и сделать ее госпожою над всем своим имением. Тогда вдова София поверив, наконец, склонилась к его просьбе и согласилась выдать за него дочь свою Евфимию. Воздев руки к Богу, она сказала:
- Владыко, Отче сирот и Судия вдовиц, призри милостиво на создание Свое, и не оставь сей отроковицы, вступающей в брак с неизвестным мужчиною. Не презри моего сиротства и не оставь меня беспомощною, ибо, надеясь на Твой благий промысел, я выдаю свою бедную дочь за человека пришлого и Тебя делаю свидетелем и поручителем его клятв и обещаний.
Отроковица была выдана за этого готфа и, по заключении брака, они мирно зажили. Евфимия зачала, и, прежде чем ей родить, неприятели отступили от города ни с чем, ибо не могли овладеть им, вследствие того, что бывшие в городе войска мужественно защищали городские стены и вели с врагами упорную борьбу, особенно же вследствие того, что город охраняли молитвы святых мучеников Гурия, Самона и Авива. Когда враги отступили, греческим войскам нужно было возвратиться домой, и этот готф также заспешил к себе на родину. Мать, неутешно рыдая о разлуке с своей дочерью, пыталась взять ее у готфа, не давая ему везти ее в чужую землю, но не могла расторгнуть супружеского союза, скрепленного законом. Когда уже лукавый зять собрался идти с супругою в путь, София привела его и дочь свою в церковь святых страстотерпцев Гурия, Самона и Авива и, поставив пред гробницею мучеников, сказала зятю:
- Не доверю я тебе своей дочери, если не дашь мне в поручители сих святых, пострадавших за Христа, возьмись же за святую раку их и поклянись мне, что не сделаешь дочери моей никакого зла, но будешь беречь ее с должной любовью и уважением.
Готф, считая то делом неважным, тотчас безбоязненно взялся за честную раку святых мучеников и сказал: