Смекни!
smekni.com

Преподобный Максим Грек (стр. 1 из 2)

Перевезенцев С. В.

Преподобный Максим Грек (в миру Михаил Триволис) (ок. 1475–1556) происходил из аристократической греческой семьи и родился в г. Арте в западной части Греции. Как установил И. Денисов, светское имя Максима — Михаил Триволис. В конце XV века он переехал в Италию, где был близко знаком со многими известными деятелями итальянского Возрождения. Однако идеи гуманизма его не увлекли, наоборот, наибольшее впечатление на него произвели проповеди католического проповедника Дж. Савонаролы. Возможно, под их влиянием Михаил поселяется в доминиканском монастыре Сан-Марко с намерением постричься в монахи. Но и католическая трактовка Христова учения не находит отзыва в его душе. В 1504 году он отправляется на Афон, где возвращается в православие и принимает постриг в греческом Ватопедском монастыре под именем Максима.

В 1518 году, по запросу великого московского князя Василия III, Максим приезжает в Москву в качестве переводчика. Здесь он поселяется в Чудовом монастыре в Кремле и занимается переводами Толкового Апостола и Толковой Псалтири. Первое время он не владел славянским языком, и поэтому в помощь ему были приданы переводчики Посольского приказа Дмитрий Герасимов и Власий. Максим переводил тексты с греческого на латынь устно, а затем уже его русские помощники делали письменные переводы с латыни на славянский язык.

В начале 20-х годов Максим заканчивает порученную ему работу и просит разрешения вернуться на Афон. Однако разрешения не было дано, но ему поручают новые переводы и исправления других книг. В эти же годы он сближается с Вассианом Патрикеевым и активно участвует во внутрицерковной и внутриполитической полемике между "нестяжателями" и "иосифлянами".

В 1525 году, обвиненный в ереси и даже измене, Максим Грек был осужден и заточен в Иосифо-Волоколамский монастырь, где содержался в тяжелейших условиях при полном запрете на литературную деятельность.

В принципе, большинство обвинений были несправедливы. "Измена" сводилась к тому, что Максим Грек общался в Москве с турецким послом. "Еретические" фразы, найденные в некоторых переведенных им текстах, тоже были вполне объяснимы. С одной стороны, Максим еще не овладел в полной мере славянским языком, отчего возникали различные недоразумения. С другой стороны, он, воспитанный в духе традиционного византийского (греческого) православия, обнаружил в славянских книгах многие несоответствия византийской ортодоксии. Следовательно, и русское православное вероучение, в результате многовекового самостоятельного развития, к XVI веку уже существенно отличалось от греческого. Попытки же Максима Грека ликвидировать эти несоответствия были восприняты Русской Церковью и русскими светскими властями, как покушение на православные догматы и на независимость России. Между прочим, в этом заключалась и одна из причин нежелания выпускать Максима из России, — он слишком много узнал. Следовательно, власти опасались, что, вернувшись на Афон, Максим Грек мог повлиять на формирование негативного отношения к России во всем православном мире.

Кстати, какие-либо изменения в установившихся канонах богослужения вообще на Руси воспринимались с трудом. Лишь в XVII веке, при патриархе Никоне, славянские книги будут приведены в соответствие с греческими. Но это снова обернется трагедией, теперь уже общероссийской — расколом Русской Церкви.

В 1531 году Максим Грек был осужден вторично, теперь уже вместе с Вассианом Патрикеевым, причем к старым обвинениям добавились обвинения в волшебстве и чернокнижии, а также в нестяжательстве и непочитании русских монахов-чудотворцев, чьи обители владели землями. По сути дела, лишь обвинение в "нестяжательстве" имело под собой почву — Максим Грек и в самом деле говорил и писал о пользе "нестяжания". Его же сотрудничество с Вассианом Патрикеевым послужило для "иосифлянского" руководства Церкви и, прежде всего, для митрополита Даниила, лишним доказательством "вины" Максима Грека.

Церковный суд признал его виновным по всем пунктам, но условия наказания смягчили, — он был переведен в Тверской Отрочь монастырь. В 40-е годы, после низложения митрополита Даниила, Максиму Греку даже вернули часть его архива, конфискованного еще при первом аресте, и он приступил к составлению собрания своих сочинений.

В 1547–1548 гг., при новом государе Иване IV, после многократного заступничества вселенских патриархов (александрийского и константинопольского) и, видимо, новых советников царя из "Избранной рады", Максима Грека перевели в Троице-Сергиев монастырь. Однако окончательного своего освобождения он так и не добился.

Творческое наследие Максима Грека более чем обширно — сегодня известно более 150 его сочинений. Прежде всего, Максим Грек прославился как переводчик. Он осуществил новые переводы Толковой Псалтири, Толкового Апостола, отдельных книг Священного Писания и толкования на них. Из святоотеческой литературы — отдельные труды Иоанна Златоуста, Василия Великого, Григория Богослова. Кроме того, — фрагменты из византийской энциклопедии X века Лексикона "Свиды".

Как самостоятельный православный мыслитель, Максим Грек является автором большого числа различных сочинений. Но, к сожалению, его творчество еще ждет своего подробного исследования. Лишь в прошлом веке в Казани дважды выходило трехтомное собрание его сочинений, однако, оно не соответствует современным научным требованиям. В последние же годы изданы только отдельные произведения Максима Грека.

В отличие от большинства своих русских современников, Максим Грек получил систематическое философское, богословское и филологическое образование. Знание языков позволило ему читать в подлинниках труды античных философов, из которых он более всего почитал Платона, Сократа и Аристотеля. Из святоотеческой литературы он отмечал сочинения Аврелия Августина и, в особенности, Иоанна Дамаскина, которого называл "Дамасково солнце".

Конечно же, уровень и глубина знаний, широта кругозора, систематичность мышления высоко поднимали Максима Грека в глаза окружающих. Поэтому он пользовался большим авторитетом при разрешении различных религиозно-философских вопросов.

Вообще, Максим Грек высоко оценивал значение философии: "Философия без умаления есть вещь весьма почитаемая и поистине божественная…". Однако, следуя давней святоотеческой традиции, он подчеркивал двойственную природу философии. С одной стороны, философия "о Боге и правде Его и всепроникающем непостижимом промысле Его прилежнейше повествует…". С другой, — философия "не все постигает, поскольку не причастилась божественному вдохновению, как Божии пророки". Поэтому Максим Грек разделяет философию на "внутреннюю" и "внешнюю".

Первая непосредственно связана с православным богословием, вторая — это западноевропейская католическая схоластика, а также светская, чаще всего языческая мудрость. И если "внутреннюю" философию, ведущую к познанию Бога, Максим Грек признает полностью, то "внешняя" философия, по его мнению, может использоваться лишь в ограниченных пределах. Ведь, по его убеждению, католики-схоласты, "философией суетного прельщения смущаемые", христианское богословие "подгоняют к аристотелевскому учению" и, тем самым, "отходят от божественного закона". Следовательно, "внешняя" философия годна лишь к "выработке правильной речи" и "исправлению мышления".

"Внутренняя" же философия "целомудрие и мудрость, и кротость восхваляет, и всякое иное доброе украшение нрава как закон полагает, и порядок в обществе наилучший устанавливает, и, в целом говоря, всякую добродетель и благодать в этой жизни вводит". Человек, овладевший мудростью "внутренней" философии становится примером для других: "С такими подобает общаться и нам постоянно, как истины и благочестия наставниками, от них собирая лучшее и то, что способствует нашему благочестию". Более того, роль истинного мудреца-философа настолько высока в обществе, что Максим Грек писал: "Более мне представляется в этой жизни творящим благо философ муж, нежели царь справедливый".

Вполне естественно, что важнейший мировоззренческий вопрос, волновавший Максима Грека, вытекал из христианского вероучения — как спастись? Что нужно сделать человеку в земной жизни, чтобы заслужить посмертного спасения и вечной жизни?

В своих ответах на этот вопрос Максим Грек вполне традиционен. Смысл человеческой жизни он видел в том, чтобы каждый человек должен всячески ограждать себя от искушений, крепить волю и разум, развивать свои нравственные достоинства. Символ цельности человека — его сердце, в которое Господь закладывает нравственные законы. Именно нравственные усилия позволяют "мысль от плоти обуздати", т.е. победить "плотские искушения". Нравственная чистота непосредственно связана с "чистотой ума", ведь именно "ум", по убеждению Максима Грека, является "кормчим души", и помогает душе избегать "прельщения" "суетным мудрствованием плотолюбцев".

Чистота сердца и ума позволяют человеку познать евангельскую любовь, которая "превыше всего". Идея любви занимает важнейшее место в миропонимании Максима Грека. Он неоднократно говорит о том, что самое главное для человека — это иметь "дарованный Богом дар совершенной любви к Всевышнему и к ближним своим, с которой соединена Богом украшенная и Богом созданная милость ко всем нуждающимся в милости и помощи". В одном из посланий он писал: "И я ведь всеми силами и всей душой… любви возжелал…"

Как видно, в своих главных религиозно-философских установках Максим Грек был близок к "нестяжателям". Близкими оказались их понимание и самого "нестяжания" — Максим неоднократно писал о том, что монастыри не должны владеть собственностью, ибо обладание богатством мешает инокам избегать мирской суеты и, тем самым, исполнять свой иноческий подвиг. Иначе говоря, в трактовке Максима Грека, "нестяжание" — это обязательное условие истинного служения Господу. Несколько раз в своих произведениях он повторяет слова апостола Павла о том, что "корень всех злых сребролюбие…". Поэтому он призывает всех "жить нестяжанием". Ведь душа. Порабощенная "стяжанием" "загорается яростью". И наоборот, душа укрощается "нищетою последней" и "нестяжательским житием".