Для некоторых исследователей вопрос разграничения самоуправства от корыстных преступлений по признаку объекта является надуманным - например, Ю.В. Сапронов, критикуя работу А. Анненкова, Н. Скорилкиной и С. Дадонова[81] высказался по этому поводу следующим образом:
«... При самоуправстве, как считают указанные авторы, таковым выступают «общественные отношения, обеспечивающие основанный на положениях закона или иных нормативных правовых актов порядок совершения каких-либо действий по приобретению, изменению и прекращению прав, а также реализации физическими и юридическими лицами своих обязанностей. Но, в отличие от самоуправства, непосредственный объект вымогательства включает в себя иные группы общественных отношений: 1) общественные отношения собственности, независимо от ее формы; 2) общественные отношения, обеспечивающие физические и моральные блага личности. Таким образом, если действия лица не сопряжены с нарушением установленного определенным правовым актом порядка их осуществления, то они, либо образуют состав иного (не самоуправства) преступления, либо вообще не преступны». Не совсем понятно, почему указанные авторы принципиально противопоставляют общественные отношения, обеспечивающие основанный на положениях закона или иных нормативных правовых актов порядок совершения каких-либо действий по приобретению, изменению и прекращению прав, с одной стороны, и реализацию физическими и юридическими лицами своих обязанностей и общественные отношения собственности, независимо от ее формы, а также общественные отношения, обеспечивающие физические и моральные блага личности, с другой стороны. Систематическое и грамматическое уяснение содержания каждого из данных правовых понятий показывает, что между ними нет принципиального противоречия. Более того, применение логического анализа показывает, что первое понятие целиком поглощает два противопоставляемые ему понятия»[82]. Однако, автор не озаботился тем, чтобы немного подробнее рассказать - каким образом «систематическое и грамматическое уяснение» дали ему основания утверждать, что два абсолютно разных, не пересекающихся объекта не имеют «принципиальных противоречий»? В сфере преступлений против собственности вред наносится абсолютным правоотношениям, то есть тем, в которых управомоченному субъекту противостоит неопределенно широкий круг обязанных лиц, причем этот управомоченный субъект выступает в качестве потерпевшего. При самоуправстве же речь идет о ненадлежащей реализации прав, возникших из относительных правоотношений, в которых определены как обязанный, так и управомоченный субъект, причем в качестве виновного может выступать, только субъект управомочениый.
Следующим признаком, по которому необходимо проводить разграничение преступлений против собственности и самоуправства, является потерпевший. Потерпевшим в самоуправстве может быть только обязанный субъект, поскольку по своей сути это деяние представляет из себя реализацию действительного или предполагаемого относительного права, то есть возникшего из правоотношения, имеющего конкретного (конкретных) обязанного субъекта. В случае, если виновный оказывает воздействие на третьих лиц, заведомо в его с потерпевшим правоотношения не вовлеченных (родственники, сожители, родители и т.д.), в целях получения удовлетворения, эти действия надлежит квалифицировать самостоятельно.
Таким же образом необходимо квалифицировать действия лица, которое хотя и адресует свои требования обязанному субъекту, однако удовлетворение желает получить за счет имущества, заведомо потерпевшему не принадлежащего (например, истребование у продавца, или иного материально-ответственного лица имущества, принадлежащего работодателю в целях погашения долга работника). Нельзя забывать, что в случае если обязанным субъектом будет выступать организация, свои требования виновник может заявить не только руководителю данной организации, но и любому иному лицу, являющемуся работником должника. В этом случае фактически удовлетворение виновный получает именно за счет должника.
В преступлениях против собственности никаких обязательных требований к потерпевшим не содержится, за исключением статьи 160 УК РФ - потерпевшим в ней является лицо, которое с соблюдением установленных правил вверило свое имущество виновному. В остальных хищениях потерпевшими признаются лица, владеющие имуществом на праве собственности или ином законном основании.
Предмет преступления - следующий признак, по которому необходимо разграничивать самоуправство и преступления против собственности. Предметом преступлений против собственности признается чужое имущество, право на имущество в составах мошенничества и вымогательства, а также действия имущественного характера - в вымогательстве[83].
Не вполне удачное определение чужого имущества дано, на наш взгляд, Верховным Судом РФ: «...предметом хищения и иных преступлений ... является чужое, т.е. не находящееся в собственности или законном владении виновного имущество»[84].
Недостаток указанного определения видится в том, что, во-первых, предметом хищения может быть, в том числе и имущество, находящееся в законном владении виновного - например, ст. 160 УК РФ предусматривает ответственность за хищение только такого имущества (если имущество не будет передано в законное владение виновного - вверено ему, то об указанном составе не может идти и речи). Во-вторых, высшая судебная инстанция, в этом разъяснении определяя понятие «чужого имущества» необоснованно, на наш взгляд, сузила понятие «своего» имущества до того, на которое имеется право собственности или находящееся в законном владении. Подобной точки зрения придерживается А.В. Хабаров, полагающий, что «своим» имуществом можно назвать только то, на которое у лица имеется вещное право[85]. Обосновывается это утверждение ссылками на нормы ГК РФ, регулирующие основания и порядок возникновения права собственности. Мы полагаем такое перенесение гражданско - правового понятия «свое-чужое» механическим, не учитывающим особенностей уголовно - правового регулирования. Можно ли говорить о том, что имущество является чужим, если на него у виновного имеется обязательственное право, например, по договору купли-продажи, право собственности, по которому переходит не в момент его заключения? Полагаем, что именно признак наличия отсутствия действительного или предполагаемого права на имущество, и только он позволяет надлежащим образом дать понятие чужому имуществу.
В связи с этим предлагаем внести изменения в указанное разъяснение высшей судебной инстанции, изложив определение чужого имущества следующим образом: «...предметом хищения и иных преступлений, предусмотренных главой 21 УК РФ, является чужое имущество, т.е. имущество, на которое виновный заведомо не имеет ни действительного, ни предполагаемого права (права собственности, права требования по договору и т.д.)». Данное определение позволит более четко и правильно подойти к вопросу отграничения преступлений против собственности от самоуправства.
Представляется, что предметом самоуправства могут выступать все указанные выше предметы, характерные для хищения, кроме того, предметом самоуправства может выступать собственное имущество.
Достаточно неоднозначно решен в теории вопрос об определении правового статуса имущества, в отношении которого у виновного отсутствуют вещные и обязательственные права, но данное имущество изымается им в целях погашения долга, Фойницкий И.Я., например, указывал«...из понятия похищения устраняются все случаи, когда виновный действовал в видах осуществления действительного или предполагаемого права на захватываемое им чужое имущество, т.е. самоуправно, например, для получения долга, для обеспечения его...»[86]. Соглашаясь с выводом об отсутствии в данном случае хищения, в силу отсутствия, в частности, корыстной цели у виновного, вынуждены, однако, резюмировать, что посылка о самой возможности наличия у виновного действительного или предполагаемого права на чужое имущество является ошибочной, поскольку действительное или предполагаемое право должны быть основаны на законном притязании на данный конкретный предмет.
Однако осуществление изъятия имущества, на которое у виновного отсутствует действительное или предполагаемое право, в целях погашения долга потерпевшего не означает автоматически наличие в действиях субъекта хищения, а не самоуправства, так как для первого характерен еще ряд признаков, которые могут отсутствовать при самоуправном изъятии чужого имущества (корыстная цель, признак причинения ущерба собственнику и т.д.). Равным образом, не зависит наличие состава самоуправства от наличия права на изымаемое имущество, обязательный признак- наличие какого-либо действительного или предполагаемого права требования по отношению к потерпевшему.
В связи со сказанным полагаем необходимым изложить п. 7 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. № 29 «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» в новой редакции: «7. Не образуют состава кражи или грабежа противоправные действия, направленные на завладение чужим имуществом не с корыстной целью, а, например, с целью его временного использования с последующим возвращением собственнику, в связи с предполагаемым правом на это имущество, либо связи с реализацией иного действительного или предполагаемого права. В зависимости от обстоятельств дела такие действия при наличии к тому оснований подлежат квалификации по статье 330 УК РФ или другим статьям Уголовного кодекса Российской Федерации».