Весьма показателен способ казни Иисуса. Хотя в Талмуде не предусмотрено распятия преступников[30], в Иудее оно применялось еще со времен персидского владычества (1 Езд 6:11), а у римлян было особенно распространенным. Трудно представить, чтобы столь страшная и позорная казнь («мучительный ужас» (crucis terror) по выражению Цицерона[31]), которой подвергались рабы и которая постигла основателя христианства, была вымышлена задним числом его почитателями. Все теологические рассуждения и объяснения на этот счет это объяснения постфактум. Подобные же рассуждения могли появиться при любой другой казни, и более благородной. Но то, что в предании о смерти Иисуса тем не менее фигурирует распятие, свидетельствует в пользу того, что именно оно и имело место[32]. Непоследовательность евангельского рассказа видится только в том, как и где погребли тело Иисуса. По римским и еврейским обычаям казненных преступников запрещалось хоронить обычным образом. Тела их закапывали в общей яме в специально отведенном для того месте (М. Санг 6.5). Об Иисусе же сообщается, что он избежал подобной участи и был погребен как обычный умерший со всем подобающими церемониями. Если бы рассказ об этом не сопровождался никакими особыми пояснениями, он вызывал бы полнейшее недоверие. Однако то, что в этом месте на сцену выводится влиятельный в Иерусалиме человек — Иосиф Аримафейский, — до некоторой степени проясняет ситуацию. Тело Иисуса не угодило в общую яму только благодаря ходатайству Иосифа перед Пилатом о выдаче ему тела казненного. Такое стало возможным, вероятно, потому, что мертвый пророк уже не заботил вчерашних обвинителей, после распятия переставших отслеживать происходящее с ним.
Роль Иосифа Аримафейского до конца не ясна. В Евангелиях он внезапно появляется только в сцене погребения Иисуса и затем бесследно исчезает со страниц Святого Писания. Замечание самого раннего евангелиста о том, что Иосиф «и сам ожидал Царства Божия» (Мк 15:43) достаточно загадочно. Был ли он тайным учеником Иисуса, как представляют его Матфей и Иоанн? Трудно, однако, представить, чтобы Пилат, только что отправивший на казнь учителя, стал бы удовлетворять просьбу одного из его учеников, пусть даже тайного. Или же Иосиф был типичным фарисеем (слова «ожидал Царства Божьего» подходят любому нормальному фарисею), ревностно оберегавшим субботу и стремящимся во что бы то ни стало исполнить ветхозаветный закон, по которому тело повешенного не должно «ночевать на дереве», но должно быть погребено в тот же день (Вт 21:23)? В таком случае, испрашивая тело Иисуса, Иосиф Аримафейский заботился вовсе не о нем, а о чистоте субботы. В его задачу входило как можно быстрее похоронить покойного, спрятать тело куда-нибудь подальше, — лишь бы соблюсти святой день. То есть это было не столько погребение, сколько устранение и упрятывание.
Во всяком случае, обработка Матфеем и Иоанном первоначального сообщения об этом таинственном лице, с тем, чтобы связать его с Иисусом личными отношениями, наводит на мысль, что раннехристианскую общину коробило то обстоятельство, что их вероучитель был погребен не верными учениками (которые оказались трусливее, чем ученики Иоанна Крестителя в подобной же ситуации — Мк 6:29), а каким-то посторонним, почти случайным человеком. Поэтому со временем Иосиф Аримафейский был превращен в приверженца Иисуса, причислен к христианам. Следуя евангелисту Иоанну, Иосиф справил над телом Иисуса все положенные обряды и похоронил не где-нибудь, а в новой гробнице (19:41), приготовленной, надо думать, для себя самого. Так похороны Иисуса были связаны с пророчеством Исаии: «Ему назначили гроб со злодеями, но он погребен у богатого» (53:9). Разумеется, этим «богатым» был тайный христианин Иосиф Аримафейский. С каждым новым евангельским рассказом и толкованием степень близости Иосифа к Иисусу возрастала.
И все же соединительный союз kai. в тесте Марка («который и сам ожидал Царства Божия»), по-видимому, имеет значение. Этим союзом Иосиф Аримафейский объединяется с группой Иисуса, делается сторонником учения галилейского пророка. Примечательно также указание Марка, что Иосиф осмелился войти к Пилату. «Осмелился», значит, рисковал вызвать неудовольствие. Неудовольствие кого? Пилата? Синедриона? Неудовольствие из-за чего? Не иначе как из-за близости к казненному. Именно так это понималось в церкви. Иоанн Златоуст писал, что Иосиф «отваживался на явную смерть, ибо возбуждал всеобщую против себя ненависть, когда обнаруживал свою любовь к Иисусу». В апокрифическом Евангелии от Никодима разгневанные на Иосифа иудеи заключают его в темницу, откуда его освобождает воскресший Христос (гл. 15).
Как бы то ни было, Иосиф Аримафейский похоронил Иисуса. Где именно было положено тело, в скальной ли пещере, как говорят синоптики, или в садовой гробнице, как говорит Иоанн, в данном случае не существенно. Важно то, что погребение происходило в спешке в виду наступления субботы (новый день у евреев начинается с вечера), когда делать ничего нельзя, и тело казненного было похоронено без должного ритуала. Поэтому-то, по прошествии субботы, галилейские женщины и пошли к гробнице, взяв с собою ароматы. В их задачу входило умастить покойного и завершить погребальный обряд. Если бы, как пишет евангелист Иоанн, тело усопшего было умащено еще в пятницу и погребение было бы произведено по всем правилам (19:40), надобность воскресного путешествия женщин к гробнице совершенно бы отпала. Но женщины туда все же пошли, и Иоанн приводит к гробнице Иисуса первой Марию Магдалину, хотя никакого мотива ее появления не сообщает. Но об этом чуть позже, а пока закончим с погребением.
Показать точное место захоронения Иисуса было трудно христианам уже II–III веков. Нынешний храм Гроба Господнего в Иерусалиме основан на месте, определенном лишь в 326 г. при императоре Константине Великом. Церковное предание, связывая эти события с паломничеством матери Константина Елены, говорит, что, прибыв в Иерусалим, она учинила настоящее следствие, чтобы найти место распятия и погребения Христа. Наконец, были обнаружены крест Иисуса и его гробница, но не в результате тщательных поисков, а благодаря чудесным знамениям («с божественной помощью», — пишет Евсевий Кесарийский (Жизнь Константина, III, 26).
6.
История Иисуса тем и уникальна, что она не заканчивается его смертью и погребением. Христианство и возникло прежде всего как вера в воскресшего Христа. Восстание Иисуса из мертвых служило лучшим доказательством его мессианского достоинства.
Казалось бы, именно в этом важнейшем месте мы вправе ожидать от источников самое раннее, бережно хранимое предание, вокруг которого затем сгруппировался остальной биографический материал. Но, увы, этого-то как раз и нет. Рассказы о воскресении Христа представлены в Евангелиях большей частью в относительно позднем, переработанном виде. Вновь, как и при рождении Иисуса, в источниках обнаруживается целая серия неясностей и неувязок. Вопросы возникают еще с момента погребения Иисуса. Были ли совершены над его телом все положенные в таком случае обряды? 4-й евангелист определенно говорит «да» и даже называет объем благовоний, которыми был умащен покойный — «литр около ста» (19:39). Таким образом, следуя Иоанну, тело Иисуса было полностью готово к погребению. Напротив, синоптики говорят о том, что обряды не были завершены, и что их прервала наступившая суббота, в которую всем евреям полагалось соблюдать покой (Лк 23:56). В частности, погребальное облачение Иисуса не было умащено, почему по прошествии субботы галилейские женщины и отправились к гробнице: в их задачу входило завершить положенный обряд. Для этой цели они и несли ароматы (Мк 16:1; Лк 24:1). Поэтому, кстати, некоторые исследователи говорят о гробнице Иосифа Аримафейского как о временном погребении Иисуса. Во всяком случае, мы можем говорить о неоконченном погребении.
Зато евангелист Иоанн, считающий погребение законченным, никак не мотивирует появление в воскресение утром у гробницы Марии Магдалины. Зачем она туда пришла? У Матфея, правда, также ничего не говорится о принесенных женщинами ароматах, но о его версии чуть ниже. Можно подумать, Магдалину влекла к гробнице тоска по любимому раввуни и желание быть рядом с его останками. Именно так представлял себе дело автор апокрифического Евангелия от Петра, писавший, что галилейские жены явились к гробнице «рыдать и стенать» (12.52). Но это относительно позднее представление, возникшее, к тому же, в нееврейской среде, где плохо знали иудейские погребальные правила. Несомненно, что у Марка и отчасти у Луки мы видим раннюю традицию. Здесь приход к гробнице жен-мироносиц входит в состав ритуала.
Почему же автор Евангелия от Матфея, который был евреем, упустил такую важную деталь? Но упустил ли или устранил намеренно? Еще раньше, при распятии Иисуса, Матфей внес свои коррективы в предание, чтобы подогнать его под ветхозаветные пророчества. Вместо «вина со смирною» (Мк 15:23), которое давали распятым, чтобы опьянить их и этим заглушить их боль (ВТ Санг 43а; Бамидбар-рабба, 10), у Матфея появляется «уксус, смешанный с желчью» (27:36) с намеком на псалом 68:22. К упоминанию о разодранной завесе в храме Матфей прибавляет описание природных катаклизмов, сопровождавших смерть Иисуса (27:51–53; ср. Мк 15:38), приписывает сотнику и всем присутствовавшим на распятии чувство страха (27:54; ср. Мк 15:39) и в то же время опускает некоторые детали, например, указание на час распятия Иисуса (ср. Мк 15:25).