По Антонию, "православная вера есть вера аскетическая". К примеру, Епископ Феофан (Затворник) "учит тому, как построить жизнь по требованию христианского совершенства", а западный епископ берет из христианства "то и настолько, что и насколько совместимо с условиями современной культурной жизни". Спасение там понимается как "внешнее воздаяние за известное количество добрых дел", там "не рассуждают и не умеют рассуждать о том, как постепенно должна освобождаться душа от своего подчинения страстям, как мы восходим от силы в силу к бесстрастию и полноте добродетелей".
Удивительное дело, почему же тогда русское духовенство зачитывалось Иоанном Арндтом, Фомой Кемпийским и Фенелоном… Взявшись восполнять Хомякова, митрополит Антоний усвоил всю его односторонность и тенденциозность…
Нравственная идея догмата о Церкви подверглась тяжелому испытанию после революции 1917 г., когда митрополит Антоний возглавил Русскую Зарубежную Церковь.
Вполне беспристрастный наблюдатель церковного раскола, философ Н.О.Лосский так описал эту ситуацию в своих "Воспоминаниях":
"Одно из печальных явлений нашей эмиграции как в Западной Европе, так и в Америке есть наличие нескольких русских православных юрисдикций. Патриарх Тихон издал 20 ноября 1920 г. указ, согласно которому русские православные епископы могут управлять своею епархиею самостоятельно, пока нет нормальных сношений с Матерью-Церковью. В этом указе сказано, что желательно, чтобы епископ старался соединяться при этом с соседними епископами. Митрополит Антоний (Храповицкий), обосновавшись в Сремских Карловцах в Югославии, основал там Высшее церковное управление. В Париже возникло другое средоточие зарубежной русской церкви с митрополитом Евлогием во главе. Указ патриарха Тихона "карловчане" стали произвольно толковать в том смысле, что будто не только соседние, а и все епархии за границею должны объединиться в одно целое с митрополитом Антонием во главе. Это притязание их, вообще канонически неоправданное, стало уже совершенно неприемлемым, когда патриарх Тихон признал, что поведение "карловчан" опасно для жизни русской православной церкви в СССР и 22 апреля (5 мая) издал за № 347 указ, которым упразднял Карловацкое высшее церковное управление "за чисто политические от имени церкви выступления, не имеющие церковно-канонического значения", то есть не обоснованные канонически <…> "Карловчане" не послушались указа патриарха, утверждая, что "указ этот несомненно написан под давлением большевиков и врагов церкви". Они продолжали свою деятельность, изменив только название своего "Управления", дав ему имя "Временный заграничный архиерейский синод". И этот синод был упразднен указом патриарха Тихона от 10 ноября 1923 г. за № 106. "Карловчане" не послушались и этого указа. Ссылка их на то, что указ патриарха вынужден давлением большевистского правительства, запутывает их в следующее положение. Они превозносят до небес патриарха Тихона за его стойкое поведение в борьбе с большевистскою властью и мечут громы и молнии против патриарха Сергия и патриарха Алексия за их компромиссы с советским правительством. Между тем если бы указ, упраздняющий их Управление, был издан патриархом Тихоном только под давлением советского правительства, это значило бы, что поведение его по существу не отличается от поведения патриархов Сергия и Алексия. В действительности, однако, зная все поведение патриарха Тихона, скорее следует понять возникновение указа так: давление со стороны советской власти было, но патриарх и сам по совести мог издать указ об упразднении карловацкого Управления в наказание "за чисто политические от имени церкви выступления", вредные для жизни русской церкви, находившейся под властью большевиков. Поэтому из всех юрисдикции русской церкви, существующих за границею, "карловацкая" наиболее сомнительна с точки зрения канонического права".
В данном случае, однако, для нас важна не столько каноническая, сколько именно нравственная составляющая догмата о Церкви в практическом ее приложении митрополитом Антонием… Подлинного со-чувствия, со-переживания деятельности митрополита Сергия (Страгродского) по сохранию Церкви в условиях жесточайшего давления враждебной Ей власти он не проявил, а скорее только провоцировал эту власть на новые гонения…
Идеал любви митрополита Антония вновь столкнулся и не устоял перед искушением властью… Не так уж трудно понять, что по своей духовной сути папистические амбиции и донатистское фрондерство − одной природы…
* * *
Флоровский критикует митрополита Антония с позиций неприкрытого клерикализма: у него-де "пастырством заслонено почти самое священство", он "слишком мало говорит о таинствах"; молитву понимает "как-то психологически"… И уж никак не может Флоровский простить, что к "позднейшему "византизму" Антоний относится скорее сурово"… К тому же его построениям "…недостает метафизической перспективы", "онтологических предпосылок своего учения он не проверяет", во всем чувствуется у него "привкус психологизма или пиетизма" …
Однако Флоровский не может не признать, что за учением митрополита Антония об искуплении "чувствуется живой и подлинный духовный опыт, некая личная встреча со Христом", и что вообще в его мировоззрении "есть большая цельность".
От Флоровского, конечно, не ускользнуло то обстоятельство, что о духовной школе преосвященный Антоний Волынский отзывался "с каким-то совсем неуместным гневом и раздражением", что он "всех резче" говорил о неканоничности Синодального строя и необходимости восстановления патриаршества . В то же время драматического столкновения идеала любви и искушения властью в жизни одного из ярчайших русских архипастырей Флоровский как будто даже и не почувствовал…