Доцент протоиерей Леонид Грилихес, заведующий кафедрой библеистики МДА
Священник Димитрий Юревич, кандидат богословия, преподаватель кафедры библеистики МДА
Эмиграция стала для заслуженного ординарного профессора Петроградской духовной академии Н. Н. Глубоковского (06.12.1863 — 18.03.1937) событием столь же неожиданным, сколь и неотвратимым. Находясь на вершине своей научной, педагогической и общественной деятельности, он уже начал мечтать "о самом маленьком и вполне законном положении — дотянуть до служебного 30-летия, немедленно выйти в отставку, на "пенсию", переехать в Москву на какую-нибудь тихую окраину поблизости от книг, Академии, Университета, Румянцевского музея и т. д., и заняться там научными работами и богословским издательством". Но, продолжает ученый в своих воспоминаниях, во время большевистской революции "как-то неожиданно все сразу рухнуло..."
После закрытия в 1918 г. Петроградской духовной академии Глубоковский предпринимает попытку сохранить ее научный потенциал и выступает с проектом интеграции профессорской корпорации теперь уже бывшей академии в Петроградский университет. Но, к сожалению, этим планам не суждено было осуществиться . А когда вскоре "жить стало физически невозможно" , ученый принимает приглашение читать лекции в Упсале (Швеция). Вернувшись в Петроград 10 декабря того же года, он попал, по своим собственным словам, "в бездну погибели. Просто нечего было есть и негде было взять". Несмотря на то, что Глубоковский одновременно работал архивариусом в Едином государственном архивном фонде (бывшие архив и библиотека Святейшего Синода) и младшим ассистентом в Петроградском университете , ему назначают очень скудный "ученый паек", который он делит с женой, Анастасией Васильевной, исхудавшей до того, "что смотреть на нее было страшно". От ежедневного недоедания и он, и жена, которая "выглядела погибающей былинкой" , оказались на пороге голодной смерти.
Но смерть могла прийти и с другой стороны — "кругом буйствовал террор, и каждый звук автомобиля мог предвещать конец. Нельзя было забыться ни на час". Помня о зверской расправе над старшим братом Александром, преподавателем Уральского духовного училища, который был расстрелян большевиками в Уральске в июне 1919 г., Николай Никанорович не исключал подобной участи и для себя. Осознавая весь ужас положения, он, тем не менее, не предпринимал попыток нелегального побега из Советской России — "жена просто была не способна двигаться". Как он вспоминал впоследствии, "ничего не оставалось, как подчиниться неизбежной участи и пассивным смертником ждать последнего конца. Я готов был "встать к стенке" и желал лишь одного, чтобы мы оба погибли вместе с женой, и она без меня не подвергалась истязаниям…"
Боль житейской неустроенности усиливалась от осознания катастрофического упадка при советском режиме не только богословских, но и вообще гуманитарных наук. "Жестокий опыт, — писал Глубоковский 14 марта 1920 г. академику А. А. Шахматову, — привел меня к неотразимому убеждению, что ныне можно работать научно лишь за границей" . Почти полная невозможность вести научные и педагогические занятия не компенсировалась даже лекциями, которые ученый читал с 1920 г. в Петроградском богословском институте, считавшемся преемником закрытой в годы революции академии. Николай Никанорович как будто предчувствовал, что этот институт через некоторое время также будет закрыт большевиками.
Поэтому и ходатайство каких-то старых, уже почти забытых знакомых, и мимолетное, случайное посредничество М. Горького, позволившее оформить законный выезд в Финляндию весной 1921 г., Н. Н. Глубоковский расценил как безусловное и прямое указание промысла Божия: "Разумеется, — писал он много лет спустя, — все устроилось … естественным порядком, и мы не вылетели на огненной колеснице, но ведь всякое истинное чудо (а не фокусничество) совершается в мире и при помощи обычных стихий, но они комбинируются и направляются высшими факторами для чрезвычайных целей".
Отъезд состоялся 29 августа 1921 г. "Тяжело было покидать родную страну, — вспоминал Николай Никанорович. — Я обошел на лаврском кладбище все дорогие могилки и поклонился праху моих покровителей и моих коллег, сотворив краткую тихую молитву в память их. Потом направился и в здание академии, где прошла вся моя научная жизнь… Невыразимо скорбно было на душе". Перед отъездом Глубоковский передал часть своих рукописных материалов К. Я. Здравомыслову (1863–1933), занимавшему до революции должность начальника Архива Святейшего Синода. Часть библиотеки и архива ему было разрешено взять с собой.
Отъезд из России избавил великого ученого от смертельной опасности, но в то же время принес ему тяготы скитальчества. Не получив поддержки со стороны архиепископа Финляндского и Выборгского Серафима (Лукьянова, 1879–1959) и оказавшись в крайне стесненном положении, Глубоковский был вынужден самостоятельно искать выход из сложившейся ситуации. Из Финляндии он с супругой прибывает 14 июня 1922 г. в Прагу, где вскоре был избран членом Коллегии по обеспечению образования русских студентов Чехословакии. Но и там он живет "без всякого регулярного и обязательного дела" , что для ученого было весьма тягостно.
3 августа 1922 г., получив место профессора в Белградском университете , Глубоковский переезжает в Сербию. "Внешние условия жизни [в Белграде] сложились … неблагоприятно", – пишет он об этом периоде жизни в своих воспоминаниях. Постоянные переезды по неблагоустроенным квартирам, последняя из которых была расположена на другом берегу Дуная, изматывали силы ученого и его супруги. "Я чувствовал, что выбиваюсь из последних сил и недолго выдержу такое собачье скитание, — писал позже профессор, — а надежды и обещания лучшего оказались обманчивыми".
5 февраля 1923 г. митрополит Варшавский Георгий (Ярошевский) направил Глубоковскому письмо, в котором приглашал его в Польшу для участия в Комиссии по автокефалии Польской Православной Церкви и для организации православного богословского факультета при Варшавском университете. Николай Никанорович с готовностью принял это предложение, но спустя несколько дней получил известие о том, что митрополит Георгий был убит 8 февраля 1923 г. На сей раз профессор Глубоковский "более чем когда-либо повис в воздухе, выбитый из всех позиций и не имея ни малейшей опоры".
Помощь неожиданно пришла из Болгарии, где в тот момент при Софийском университете создавался богословский факультет. Николай Никанорович принял предложение занять должность ординарного профессора и прибыл в Софию вместе с супругой 11 июля 1923 г. Ему была предоставлена бесплатная квартира в здании факультета, обеспечено благоволение болгарских властей, со стороны университетских коллег он пользовался заслуженным уважением. На богословском факультете Глубоковский преподавал Священное Писание Нового Завета и новогреческий язык. По словам Софийского митрополита Стефана (Георгиева, † 1957), ученый стал "великой опорой" факультета.
Об особом уважении к выдающемуся ученому, в частности, свидетельствуют торжества, устроенные по случаю 35-летия его научной деятельности 14 июня 1925 г. Их организатором выступила Русская академическая группа в Болгарии, в которую входили протопресвитер Георгий Шавельский (1871–1951), профессор М. Г. Попруженко (1866–1944), а также многие друзья и почитатели ученого. Мероприятие поддержал "русский воспитанник" — ректор Софийского университета академик В. Н. Златарский (1866–1935) . На страницах официального органа Архиерейского Синода РПЦЗ отмечалось, что празднование "превратилось во всеславянское торжество, нашедшее отзвук во всех концах мира" . Глубоковский получил более двухсот приветствий от различных учреждений и организаций — русских и зарубежных, церковных и светских, научных и общественных, а также от иерархов, священнослужителей, ученых, бывших учеников и даже от военных.
Понимая временный характер и определенную условность разделения русских эмигрантов на разные церковные юрисдикции, Глубоковский на официальных международных встречах выступал в качестве представителя Болгарской Православной Церкви. При этом он участвовал в работе церковно-педагогических и научных учреждений, создаваемых как Архиерейским Синодом РПЦЗ в Сремских Карловцах, так и группой духовенства и мирян, объединившихся в Париже вокруг митрополита Евлогия (Георгиевского, 1868–1946). В частности, в 1934 г. он вошел в состав Ученого комитета, учрежденного при Архиерейском Синоде РПЦЗ (комитет возглавил митрополит Антоний (Храповицкий)), а по приглашению митрополита Евлогия (Георгиевского) профессор принимал участие в деятельности православного богословского института в Париже, где читал лекции летом 1925 и осенью–зимой 1928–1929 гг. В 1930 г. ученый совет института посвятил второй выпуск сборника "Православная мысль" 40-летию научной деятельности Глубоковского, а в 1935 г. избрал профессора почетным членом института.
Не прерывал Глубоковский и межцерковные контакты, принимая участие в международных форумах, где наряду с православными выступали представители англиканской и лютеранской Церквей. Николай Никанорович писал, что со времени большевистской революции ему оказывают постоянную материальную помощь шведские христиане: "Мои верные упсальские друзья [т. е. архиепископ Натан Сёдерблом (Nathan Soederblom, 1866–1931), по приглашению которого Н. Н. Глубоковский читал лекции в Швеции в 1918 г., и его последователи. — прот. Л. Г. и свящ. Д. Ю.] … до настоящего времени поддерживают нас существенными пособиями на переезды среди моих скитаний по Европе и Балканам и по другим поводам (на праздники, на лечение, на летний отдых)". Однако, будучи искренним в своих намерениях и при участии в межхристианских форумах имея своей целью исключительно то, чтобы донести до инославных слушателей православную точку зрения, Глубоковский воспринимал эту помощь как действие промысла Божия: "При таких условиях я мог устроиться более или менее самостоятельно и, несмотря на свою старость, сам добываю достаточный хлеб насущный, но кто мне его подает? Не Бог ли по Его великой милости, дивный во святых Своих во всяком народе под небесами?"