Позже, в IV в., Афанасий Великий (293—373) в "Слове на язычников" определенно сведет политеизм к безбожию: "языческое идо-лослужение есть безбожие и нечестие" (Афанасий Великий. Творения. Часть первая. Свято-Троицкая Сергиева лавра, 1902. С. 179). В "Окружном послании" 341 г. в один ряд с "безбожными язычниками" он поставит и "бо-гоубийц-иудеев" (Там же. С. 279). Григорий Богослов (ок. 330 — ок. 390) также именует многобожие безбожием; с этой точки зрения весь Египет есть "мрак безбожия". Фактически он объединяет атеистов, политеистов и еретиков в единое целое, отторгая их от себя словами "прочь от меня!": "Прочь от меня те, которые отрицают божество... Прочь от меня и те, которые признают целый рой богов... Прочь от меня и те, которые отрицают Промысл..." (Григорий Богослов. О Промысле // Григорий Богослов. Творения. Ч. 5. М., 1889. С. 32).
И это не просто несовпадение мировоззренческих позиций; онтологические разногласия приобретают, как отмечалось выше, этический характер. Атеизм стремятся дискредитировать морально, не только безосновательно отождествляя его с многобожием, представленным фривольной античной мифологией, но и интерпретируя поведение тех, кого считали атеистами, как аморальное: Феофил говорит, что безбожный голос Диогена учит детей приносить отцов своих в жертву и пожирать, и что Эпикур советует совокупляться с матерями и сестрами. Неверующие "исполнены блуда, прелюбодейства, срамных дел, любостяжания", их "постигнет гнев и негодование и возьмет огонь вечный" (Феофил Антиохийский. Три книги к Автолику // Сочинения древних христианских апологетов. М., 1867. С. 183). Постепенно в сознании христианского населения закрепляется стереотип, служивший основой нетерпимости по отношению не только к неверующим, но и к христианам, отклонившимся от официального учения.
Расширенное понятие безбожия, включение в него всего того, что не вмещается в рамки ортодоксии, и в то же время исключение безбожия из области культуры и морали, препятствовали диалогу носителей различных мировоззрений. Монополия церкви в области духовной жизни оборачивалась мировоззренческим монологом; многовековая монологическая традиция впоследствии отразилась и на атеизме. Кирилл Иерусалимский (315—386) демонстрирует убежденность в праве ортодоксального христианства на установление незыблемых основ духовной жизни, на объявление войны (пока духовной) нехристианскому мировоззрению: "Да не ослабевает ум твой, ибо приемлешь оружие на супротивные силы, оружие на ереси, на иудеев, на самарян, много у тебя врагов, бери и много стрел, потому что должен стрелять во многих, и потребно тебе научиться, как устрелить эллина, как бороться с еретиком. Оружие готово, приуготован меч духа" (Кирилл Иерусалимский. Слова огласительные // Творения. Сергиев Посад, 1893. С. 15—16). Подобная военная терминология, используемая по отношению к идейным оппонентам, станет устойчивым штампом в сочинениях, защищающих чистоту веры (Даже Эразм Роттердамский (1469-1536) традиционно употребляет военные термины — одно из его сочинений называется "Оружие христианского воина"). Общим же местом таких сочинений станет и положение о дьявольских кознях как причине неверия; "змей наблюдает за происходящим, смотри, чтобы не угрыз неверием", — говорит Кирилл. Позже другой Кирилл, Александрийский (376/380—444), полагавший, что "весьма некрасив плод от несходного образа мыслей", рассматривал "не единоверных" как некую "диавольскую снедь и как бы пищу демонского скопища", которому "свойственно всякое слово скверное и зловонное и составленное самим вельзевулом" (Кирилл Александрийский. О поклонении и служении в духе и истине // Кирилл Александрийский. Творения. Ч. 2. М., 1889. С. 79, 78). Когда стало ясно, что христианство, став государственной религией в Римской империи, утвердилось достаточно прочно, его идеологи бесстрашно призывают своих единоверцев "нападать на идолов, разрушать капища и за ничто считать эллинские святыни... Люди, утвердившиеся в вере, получат награду, если будут разрушать жертвенники, капища и кумиры людей умоповрежденных". Более того, Кирилл пишет о наказании "лжецов и обманщиков смертью". При этом речь шла о неприязни не только к индивидам, обвиненным в безбожии, но и к народам, "виновным" в неприятии христианства. Так, Лактанций считал иудейскую нацию "неблагодарной и вероломной", греков — "легкомысленной по природе своей нацией", которая "породила множество облаков, исполненных лжи".
Христианские писатели задумывались также о причинах безбожия. Так, Лактанций пишет о том, что нечестие против Бога производит только похоть, а она, в свою очередь, — от враждебной силы, т.е. от дьявола; понятно, что это — повторение доводов своих более ранних единомышленников. С другой стороны, он считает, что сам Бог не дал по неизвестной нам причине безбожникам просветиться божественной мудростью, что те, кто выступал против языческой религии, были бессильны открыть истинную религию. Интересно, что Лактанций подмечает связь безбожия с культурой, на деле оказывающейся более привлекательной, нежели христианство. Ученые люди, пишет он, "презирают простоту священного нашего Писания", поскольку привыкли к красотам красноречия и поэзии (Лактанций Люций Целий Фирман. Божественные наставления // Творения. Ч. 2. СПб., 1848, С. 70). В другом месте Лактанций первую причину неверия в истинность Писания видит в том, что пророки писали обыкновенным простонародным слогом, а потому люди, привыкшие к изящному слогу, считают преподающих божественные таинства грубыми невеждами и малоучеными. Связь неверия с ученостью, образованностью через несколько веков подметит и арабский философ аль-Газали (1059—1111), а еще позже — Лейбниц: занятия естествознанием, математикой, философией, логикой, скажут они, способствуют появлению и распространению атеизма.
Взаимозаменяемость слов "атеизм" и "ересь" в средние века.
Как известно, сочинение "Против ересей" Ириней Лионский написал еще во II в., несколько позже появилось сочинение Тертуллиана "О прескрипции (против) еретиков". Однако, борьба против ересей, значительная часть которых, правда, не выходила за пределы христианства, стала главной задачей обличительной деятельности церковных идеологов с IV в. Лактанций сравнил ереси с лужами и болотами, не имеющими протока. Он же постарался разъяснить причины ересей, не довольствуясь положением о дьявольском наущении. Это — нетвердость в вере, недостаточное знание Писания, властолюбие, неспособность возразить врагам христианства, обольщение ложными пророками, начиная с новациан и кончая арианами (Лактанций Л.Ц.Ф. Божественные наставления // Творения. Ч. 1. СПб., 1848. С.332,333). Причины, как видим, носят вполне естественный характер.
Так или иначе, в понятие "ересь" (треспо) в этот период и тысячелетие спустя чаще всего будет включаться и безбожие. Конечно, неверующие могут иметь и самостоятельный статус: безбожниками называют тех, кто высказывает сомнение в сверхъестественном или же отрицает его. Августин Аврелий в сочинении "О граде Божием" свидетельствует о наличии неверующих в его время: они говорят, что не следует верить чудесам, даже описанным в Библии, они отрицают всякую божественную силу или утверждают, что она не охраняет человеческих дел. А в "Исповеди" он приводит ряд доводов тех, кто сомневается в бытии Божьем: "Что делал Бог до того, как создал небо и землю? Если Он ничем не был занят", говорят они, "и ни над чем не трудился, почему на все время и впредь не остался Он в состоянии покоя...". Ансельм Кентерберийский (1033—1109) в сочинении "Почему Бог вочеловечился?" пишет о неверующих, которые задают вопросы, "издеваясь над христианской простотой как глупостью"; эти вопросы занимают, говорит он, как образованных, так и необразованных людей: откуда известно, что Бог вочеловечился; "возражают неверующие против нашего учения о спасительной роли Иисуса Христа, его любви, явленной нам таким образом, и о его борьбе против'дьявола. Подлинные факты эти люди считают фантазиями". Надо сказать, что в духовной жизни средневековья имели место достаточно отчетливые проявления прямого отрицания сверхъестественных сил, и они могли быть отнесены в разряд ересей. Об этом свидетельствует свод испанского права XIII в. "Семь партид" (т.е. частей). В одной из партид речь идет о ересях, при этом дается общее понятие ереси, а также их типология. Ересь, согласно авторам партиды, — это разделение, "и отсюда происходит слово "еретик", т.е. отколовшийся от католической религии христианин". И далее еретики делятся на две категории: 1) те, кто верует, но их верования расходятся с истинной верой; 2) "те, кто вообще не верует, и это очень негодные люди, думающие, что душа умирает вместе с телом, и что ни за добро, ни за зло, которое человек сделает в этом мире, он не получит ни награды, ни наказания; и те, кто так думает, хуже животных". Очевидно, что вторая категория "еретиков" — это люди неверующие. И вот какого наказания они заслуживают: "если проповедовал ересь, был закоренелым, то его надо сжечь на огне так, чтобы он умер" (Семь паотид//История средних веков. С 231). Обратим внимание на то, что в правовой сборник обычно заносятся не единичные явления, — видимо, даже в Испании, этой твердыне католицизма, неверующих "еретиков" было не так уж мало. Само же включение безбожия в рамки ереси свидетельствовало о том, что проблема ересей продолжала быть для церкви главной проблемой.
Нельзя не упомянуть о том, что негативный смысл понятия "безбожник" был поводом для использования слова "безбожник" в социально-политическом контексте. Вождь Крестьянской войны Томас Мюнцер (ок. 1490—1525) называл "безбожниками" не только немецких князей и дворян, но и духовенство; это была морально-политическая оценка власть имущих в соответствии с многовековой традицией придания негативного смысла этому термину (См.об этом: Смирин М.М. Эразм Роттердамский и реформационное движение в Германии. М.,1978. С. 131,138). Аналогично на Руси в XVI в. Феодосии Косой (XVI в.), еретик, создатель "нового учения", назвал "безбожной" власть "господ ей".