Гаспарян Алена
Введение: философия женского начала
Женское начало как один из фундаментальных принципов мироздания является на Западе скорее предметом поэзии или мистического откровения, чем философии. Во всяком случае, если понимать философию как теоретически сформулированное мировоззрение. Если же допустить более широкое понимание предмета и включить в область философии мудрость, выраженную в форме метафорической, а не сугубо логической, то образ женщины в мифологии, оккультных текстах и поэзии предстанет как особый пласт видения мира, содержащий свое знание и свою тайну. На Востоке, где все проявления жизни являются философией, вопрос о философии женского начала органичен, да и само восточное восприятие мира – диффузное, интуитивное, образное, пассивное (принцип «не-деяния» и созерцания) – можно назвать «женским». Западная цивилизация построена по «мужскому» принципу – расчленяющему, логическому, активному и преобразующему. Увидеть в западной культуре и философии за доминирующим, мужским потаенное, женское – задача этой работы.
Корнями западная культура восходит к мифологии, причем, не только греческой, римской, германской и кельтской, но и индийской и египетской. Такие мыслители античности, как семь мудрецов Греции, Платон, неоплатоники и др. прошли курс тайных знаний у египетских магов; с Индией Европа имеет общие корни в праязыке, а язык – это первейший ключ к мифу. Миф – это в предании метафорически выраженный универсум, объяснение древним человеком мирового генезиса и ныне существующего мира в конкретно-чувственной эмоциональной форме. Большинство мифологических текстов, дошедших до нас, выявляют по преимуществу картину мира эпохи патриархата. В центре (и сверху) стоит мужское божество, власть которого часто связана с силой и воинственностью (Зевс, Юпитер, Один, Тор, Перун). Боги образуют иерархическую систему, и между ними распределены разные функции (синкретизм функций в одном божестве – архаичная черта в мифе). Женщина в «патриархатном» мифе либо занимает второстепенную позицию, либо является враждебной темной силой, которую надо подчинить или победить (Гея, Тиамат, Хель). Описание таких хтонических богинь восходит к более древней системе верований и обрядов, очевидно принадлежащих эпохе матриархата, и в более или менее рудиментарной форме культ Богини проглядывает сквозь мифы, утверждающие культ Бога. Стержневая оппозиция «патриархатного» мифа «космос – хаос» является также антиномией «мужское – женское», в которой знаком плюс наделен «мужской» член оппозиции, а знаком минус – женский.
| Мужское начало (+) | Женское начало (-) | |
| Антиномии мифа | Космос Небо Верх Зима Север Правое Сухое (огонь) Светлое Большое и т.д. | Хаос Земля Низ Лето Юг Левое Влажное (вода) Темное Маленькое и т.д. |
Данная дихотомия прослеживается в мифологическом разделении надвое стран, областей, городов, деревень, храмов, палат, родов и прочих феноменов. «Мужская» сторона была «космичной», «правильной», но это не значит, что «женская» сторона была несущественной. Ее опасались, Ей приносили жертвы, с Ней боролись. Существенным представляется то, что тайные мистерии язычества (e.g. элевсинские мистерии) были связаны с культом Богини.
Переломным этапом в истории западной культуры и, следовательно, в трансформации отношения к женскому началу стало христианство. О новом – христианском – соотношении мужского начала и женского писал Вячеслав Иванов в эссе «Древний ужас»: «Христианство дало разрешение борьбе полов. Мужеское как Сын, женское как Невеста, каждое действие как брак Логоса и Души Мира, Земля как Жена, стоящая на Луне и облеченная в Солнце при встрече Жениха, – вот символы раскрытой в христианстве тайны о женском и мужском…» [Иванов1979: 109-110]. В полной ли мере христианство «дало разрешение борьбе полов» сложно судить, но вплоть до XVIII века женщине отводилось второстепенное место в христианской культуре Запада. Она была Девой Марией, к которой обращались за заступничеством перед лицом пугающего «мужского» Бога (культ Мадонны в католичестве считают отголоском культа Богини). Она была Прекрасной Дамой для трубадуров и труверов, которые использовали ее образ и имя как поэтическую формулу, и для рыцарей, которые сражались в ее честь в пределах куртуазного канона. Она была Ведьмой, которую сжигали на кострах инквизиции и к которой обращались для составления приворотных зелий. Она была Мистической Розой или Душой Мира в оккультных учениях. Но центром христианской философии и культуры был Бог, Логос, Христос. Мужское и женское начала не определялись знаками «плюс» и «минус» так явно, как в язычестве, но зато, в отличие от язычества, эти начала уже не были равными: к женщине появилось снисходительное отношение превосходящего ее мужчины. Представительниц «слабого» и «прекрасного» пола полагалось защищать, ими можно было восхищаться и их нельзя было допускать до серьезных «мужских» дел. Как заметила американская исследовательница Глория Клайн, «…чтобы стать Дамой куртуазной любви, женщина, возведенная в патриархальном обществе на трон, должна была подчиниться обращенному к ней служению. Она должна была устранить в своей натуре те черты, что угрожают положению мужчины. Она должна была стать неподвижной, ограниченной своим пьедесталом…» [Cline1983: 32].
«Женское» и «неженское» определялось следующими чертами:
| Мужское начало | Женское начало | |
| Антиномии логоса | Субъект « объект Думать « чувствовать Анализ (логика) Разделение, структуризация Преобразование Линейность Ум Талант Доблесть, смелость Инициатива (активность) | Субъект = объект Думать = чувствовать Интуиция (озарение) Слияние, растворение Сохранение Цикличность Сердце Красота Терпение, смирение Гибкость (пассивность) |
Новое Время открыло «новый», активный тип женщины, стремящейся проявить себя в сферах, которые в патриархальном обществе считались сугубо «мужскими». «Новый тип» требует кавычек, поскольку Богиня (то же и женщина) в древности не была пассивна: она была воинственна (Артемида, Астарта, скандинавские валькирии), умна и деятельна. То, что вместо мужского стремления делить и ограничивать, у женщины есть свойство вбирать в себя, растворяться, привело к нежеланию в какой-то момент подчиниться ограничениям, навязанным ей мужчиной. Новые возможности многоликая женщина стремилась вобрать и опробовать.
Во второй половине XVIII века возник феномен женщин-писательниц (литература средневековья, Возрождения и классицизма была «мужской»): во Франции творила Жермена де Сталь, в Великобритании – интеллектуальные дамы из общества «Синий чулок». Место «Синего чулка» в культуре Великобритании следующим образом охарактеризовала Н.А. Соловьева: «В культуре XVIII столетия очень значительна была деятельность этого кружка, поскольку именно женская активность породила расцвет романа готического, воспитательного, философского, полемического по отношению к Руссо и Вольтеру» [Соловьева1999: 66]. В XIX веке женщина заявила о себе в социальной сфере (движение суфражисток за предоставление женщинам избирательных прав, выступления за женскую эмансипацию, т.е. за предоставление женщинам равноправия в обществе, трудовой и семейной жизни). Женщину, ожидающую у домашнего очага мужчину, сражающегося на войне, сменила женщина-валькирия. Глория Клайн приводит в пример этому явлению ирландскую красавицу и революционерку Мод Гонн, которую У.Б. Йейтс, выдающийся поэт конца XIX – начала XX вв., мечтал сделать предметом куртуазного поклонения, но не сумел, поскольку его возлюбленная обладала «мужскими» качествами: волей, умом и решительностью.
В конце XIX – начале XX века образ женщины впервые был серьезно осмыслен в западной философии. Пожалуй, открытие женщины на Западе можно приравнять открытию того, что мифология есть не просто «болезнь языка» или наивные воззрения примитивного человека, а особая картина мира. Внимание к Дионису после Аполлона, к архетипу и символу после понятия и аллегории, к германским и кельтским мифам после античных – это также и внимание к женскому после мужского. Еще Гердер обратил внимание своих современников, что чужое не обязательно неверное (а женщина была в положении чужого) и расширил горизонты вглубь (времен) и вдаль (по карте мира). Еще романтики отвергли европоцентризм как мировоззрение и удивились чудесам и мудрости других цивилизаций. В пример можно привести всплеск интереса к Востоку (Египту, Индии, Японии), а также легендарную мистификацию Макферсона, который создал своего «Оссиана», выдав поэму за аутентичное произведение кельтского эпоса.
Философское мышление стало возможным уже не только в строго логических («западных» и «мужских») формах. Конец века – это эпоха бодлеровских «соответствий», вагнеровского “gesamtkunstwerk”: формы перетекают одна в другую, не замыкаются в своих границах. Это верно в отношении музыки, живописи, поэзии, также это верно в отношении науки, в частности, философии. Очевидный стык двух дисциплин в эпоху fin de siècle – философия и поэзия. Философ Ницше говорит на языке притч, афоризмов и стихов, претендуя не только, да и не столько на теоретическое оформление своего мировоззрения, сколько на донесение ее до читателей, более того, претендуя на убедительность заклинаний. Поэт Йейтс выходит за рамки стихотворного творчества, и конструирует свою философскую систему (см. [Yeats1956]), считая, что настоящая поэзия объемлет весь мир и претендует на постижение тех же тайн мироздания, что и философия.
Интерес эпохи fin de siècle к древности не космической, а хаотической, к глубинам не сознания, а подсознания был отражен в философии психоанализа. Особое место женщине уделялось в философии К.Г. Юнга, где она – Anima, душа, "бессознательная, женская сторона личности мужчины" [Юнг1996: 451]. В конце XIX века на Западе появилось множество оккультных орденов (герметических, каббалистических, масонских, розенкрейцеровских и т.д.), где тайная мудрость, доступная лишь посвященным, воплощается в женском образе Мистической Розы, Души Мира или Софии. Эти образы, уходящие корнями в древнюю мистическую традицию, заняли важное место в русской философии начала XX века, в работах Владимира Соловьева, Вячеслава Иванова, Даниила Андреева.