Таким образом, из текста мы видим, что 1. Вещества (элементы) Евхаристии содержат чудесную символику. Хлеб, основной элемент ежедневного питания, и вино, напиток радости ( ср. Пс 103. 14–15), становятся знамениями дара и присутствия прославленного Господа, Который не покидает Свою Церковь в трудностях ее повседневной жизни. В праздничной радости общения Он предвозвещает ей эсхатологическую полноту жизни.
2. Евхаристическое богослужение дарует его участникам теснейшее соединение со Христом, с Его смертью и воскресением. 3. Текст несет в себе глубокий нравственный смысл. Он заставляет задуматься надобщественным характером Евхаристии. В Церкви нет места "благочестивому" эгоизму. 8. Согласия и разногласия экзегетов Установительные слова Господа в истории новозаветной библеистики подвергались тщательному анализу, но до сих пор являются предметом разногласий между экзегетами. Здесь мы говорим именно об экзегетических, а не о богословских дискуссиях. Практически единодушное согласие касается следующих вопросов:
1. Все согласны в том, что Установительные слова Господа были укоренены в литургическом предании Ранней Церкви, а именно в совершении таинства Евхаристии (в Трапезе Господней).
2. Предание содержит четыре основных элемента: А. Эсхатологическое слово (Мк 14. 3/Мф 6. 29; Лк 22. 16–18); Б. Слово о хлебе; В. Слово о чаше и Г. Распоряжение о повторении (1 ор 11. 24–25; Лк 22. 19). А) Эсхатологическое слово: Иисус Христос возвещает, что общение за трапезой с Его учениками теперь заканчивается. Подразумевается, конечно, смерть Христа. Общение с Ним будет возобновлено только при наступлении Царствия Божия. Это должно было вызвать вопрос: Что должно происходить в промежутке между расставанием и спасительным Вторым пришествием? На этот вопрос отвечают слова о хлебе и о чаше. Они возвещают совершенно новую и небывалую форму общения. Б) В слове о хлебе Иисус Христос предлагает ученикам в дар Самого Себя, как Он будет присутствовать в них и среди них после Его только что возвещенной смерти. В) В слове о чаше в Мк/Мф даром названа сама искупительная смерть Иисуса Христа. Аллюзии на Ис 53. 12 и Иер 31. 31 подчеркивают универсальность искупительной смерти и установлениенового эсхатологического завета.Г) В принципе, слово о хлебе и слово о чаше предлагают один и тот же дар, а именно, Самого
Иисуса Христа. Слово о хлебе больше подчеркивает Его исторический, реальный образ, Того Иисуса, который до сих пор общался с учениками. Слово о чаше больше подчеркивает Его смерть, в которой приходит к цели Его земное служение. Иисус Сам предлагает Себя, — и Своими земными делами, и Своей смертью. Е) Распоряжение о повторении. Повторение действий и слов Тайной Вечери должно происходить "в воспоминание", то есть, как Апостол Павел объясняет в 1 Кор 11. 25–26, через это повторение должно возвещаться и актуализироваться спасительное деяние Иисуса. Здесь большое значение имеет библейское понимание слово "воспоминание". Anamnesis — не мысленная оглядка назад и не просто воспоминание, но действие, актуализация прошедшего в слове и в деле. Уже в Псалмах "воспоминание" употреблялось как синоним "возвещения" и "исповедания". Кроме того "памятование" означало культовые действия. Например, Пс 11. 4: "Памятными Он соделал чудеса Свои". Буквально: "Он установил память о чудесах Своих", то есть установил культовые действия, которыми актуализируются Его спасительные действия в истории, например, праздник Пасхи, который считался "памятным днем" (Исх 12. 14). Разногласия: 1. Дискуссии подвергся вопрос об истоках самого предания о словах Господа на Тайной Вечери? Здесь в последние десятилетия были представлены две основные точки зрения: А) Религиозноисторическая школа (Religionsgeschichte) Рудольфа Бультмана (Rudolf Bultmann) видит источник предания Установительных слов в мистериальных елигиях эллинистического мира1. Утверждается, что это предание — этиологическая культовая легенда эллинистической церкви. Основной аргумент Бультмана — принцип аналогии: Установительные слова подразумевают буквальную мистическую, сакраментальную communio с Богом-искупителем, что, мол, абсолютно чуждо иудейскому сознанию. Б) Школа истории предания (Traditionsgeschichte), напротив, возводит предание Установительных слов непосредственно к Иисусу Христу. Главный представитель этой школы Иоахим Иеремиас (Joachim Jeremias)2. Основной аргумент — все предание о Тайной Вечери исторически и филологически связано с пространством палестинского иудейства, оно насквозь пронизано семитизмами. Все действия, лексика и фразеология соответствуют традициям палестинской трапезы.
2. Разность между библейской и эллинистической антропологией породили разные толкования самого слова "тело".
3. Споры вызывает образ общения с Иисусом Христом в таинстве Евхаристии. В настоящее время существует три основных точки зрения.
А) И. Иеремиас предлагает символическое объяснение хлеба и вина как тела и крови. Основание: буквальное понимание входит в глубокое противоречие с традиционными иудейскими религиозными представлениями и чувствами.
Б) Р. Бультман убеждает, что слова о хлебе и чаше ("сие есть…") выражают, как в мистериях, буквальное, "сакраментальное толкование действия".
В) Леонард Гоппельт (Leonhard Goppelt)3 избегает этих крайностей. Он утверждает, что в словах на Тайной Вечере Иисус Христос предлагает некий совершенно новый образ общения, чуждый мистериальному, но и не имеющий аналогий в иудействе. Он, как и в других случаях, прорывает привычный иудеям мыслительный горизонт. Этот новый образ общения с Господом через вкушение хлеба и вина, — пишет Гоппельт, — ученики Иисуса Христа поймут только тогда, когда Он и встретится с ними новым образом, что произойдет после Его Воскресения. Не воображение, и не мистериальное самовнушение, но реальное и живое переживание Духа, в Котором приходит Сам Воскресший и прославленный, — вот что приносит христианам новое представление о акраментальном причастии (communion).
9. Толкования
Установительные слова произвели очень большое действие в истории Церкви и породили огромное количество толкований: уже в Ранней Церкви от символически-спиритуального толкования Оригена и блаж. Августина, для которого хлеб — это signum тела, до почти мистериального у св. Игнатия Антиохийского ("лекарство бессмертия", "противоядие против умирания"). Непревзойденный обзор толкований в Ранней Церкви и в святоотеческий период дан в трудах Й. Беца4. Здесь нет никакой возможности касаться этого вопроса герменевтики и догматики.
10. Намек на Имя Божие? В заключение хотелось бы обратить внимание на то, что фраза touto mou estin to soma имеет нечто общее с Именем Божиим, в котором дается обетование спасительного Присутствия. Ведь soma, — а это общепринятое в библеистике мнение, — описательное выражение для личности. Поэтомуслово о хлебе можно передать как "Это Я"5. В Евангелии от Иоанна присутствие Бога в Иисусе Христавыражено такой формой передачи Имени Божия: Ego eimi. Палестинская традиция вполне допускает замену личного местоимения Ego на фразу to soma mou. Кроме того особый нюанс такой замены могсостоять в том, что soma часто обозначает человека смертного или умирающего. В таком случае, слово о хлебе, во-первых, могло иметь пророческий смысл указания на смерть Носителя Имени Божия. Во-вторых, это слово могло содержать в себе обетование: идущий на смерть Иисус Христос обещает Своим последователям, что Он и после Своей смерти останется присутствующим с ними как Господь (JHWH), как Еммануил (Мф 1. 23; 28.2 0: "Я с вами во все дни до скончания века"). Это Присутствие в особой форме причастия обещано в Трапезе Господней.