Но столько людей стараются поставить священника, к которому они ходят постоянно, в положение, какого он не может занимать, делают из него "старца", хотя он просто честный, добрый приходской священник. Если вы упорно ему внушаете, что он гений, то... мало кто не верит. Потому что, во-первых, трезвых людей меньше, чем нетрезвых, а во-вторых, случись, что его слово исполнилось - вот вам и доказательство!
Надо говорить верующим, чтобы они не ставили священников в такое положение. Надо внушать это и тем священникам, с которыми есть личные и сколько-нибудь зрелые отношения. В этом смысле необходимо воспитание священников и прихожан. А до меня доходит, что многие молодые священники, по-видимому, думают, что с рукоположением они получают дар видеть души, понимать людей, и берут на себя смелость их вести. Это, я считаю, разрушительно. И я в ужасе, что человек может думать, что потому что он трижды сказал: "Господи, просвети мой ум, еже помрачи лукавое похотение", то следующие его слова будут просто пророчеством от Бога.
И я думаю, что тут просто элементарный разум играет роль: можно говорить о том, что ты знаешь достоверно. Скажем, беря пример громадного масштаба: святой апостол Павел мог говорить с совершенной достоверностью и уверенностью о том, что воскрес Христос, потому что он встретил живого, воскресшего Христа на пути в Дамаск; о некоторых же других вещах он говорил не из такого первичного опыта. Другие люди также обладают определенным опытом, меньшего масштаба, может быть, меньшей силы, но о котором они могут говорить: "Да, я знаю, достоверно", как один безбожник, обратившийся к Богу, написал во Франции книгу под названием "Бог существует: я Его встретил".
Священник - и мирянин - могут говорить из опыта церковного, которому они причастны, даже если не обладают им полностью; потому что, имея общие с другими некоторые опытные предпосылки, они могут прислушиваться к опыту других, опыту, который еще не стал полностью их опытом; но когда это нужно другому, они могут сказать: "Это - правда, потому что это говорит Церковь, и я знаю из недр церковных больше, чем я знаю из собственного опыта..."
И, наконец, есть вещи, о которых мы можем говорить только потому, что их нам открыл Господь. В Евангелии Спаситель говорит, что Бога никто никогда не видел, но Сын Божий, сущий в недре Отчем, открыл Его. Никто не может об Отце сказать то, что может сказать Сын Единородный. Он является печатью равнообразною, но это еще не значит, что мы, видя печать, можем познать Бога так, как Его знает Христос ( см. Ин 1: 18).
Митрополит Смоленский и Вяземский Кирилл:
Я хотел бы присоединиться ко всем тем, кто самым высоким образом оценил выступление владыки Антония. Уже на протяжении почти двадцати лет я имел возможность время от времени слышать эти выступления и должен сказать, что владыка каждый раз вносит очень важную и свежую струю в наше общецерковное осмысление многих серьезных проблем - что произошло и сегодня.
Вопрос о духовности задается и по радио, и по телевидению, и в нашей прессе, и приходится признать, что на всю эту настойчивость в постановке вопроса о духовности мы не находим ясного и удовлетворительного ответа. Проблема заключается в следующем - если мы сейчас обращаемся к современному человеку и описываем ему духовные ценности исключительно в религиозных категориях или, скажем, в богословских, то и эти ценности, и наши описания вместе с ними остаются малопонятными. Понятно даже чисто филологически, что духовность есть производное духа. Но если мы так скажем человеку, не разделяющему религиозных убеждений, мы тем самым сразу закроем всякий диалог. Он просто не поймет, о чем мы говорим, потомучто он априори отрицает существование духа, как абсолютной и независимой субстанции.
Митрополит Антоний:
Да теперь мы живем в мире инфильтрации идей, и очень важно для нас найти способ наши христианские воззрения облечь в доступные слова и перебросить мост к тем людям, которые не понимают нашего жаргона, потому что современные молодые даже верующие люди, когда читают богослужебные книги или духовных писателей XVIII - XIX века, должны окунуться в совершенно чуждый языковый мир.
Но вот, что я скажу. Есть целая сфера, где мы вступаем в область веры, т. е уверенности в вещах невидимых, но которые не обязательно относятся к чисто религиозной сфере. Любовь, красота относятся к этому. Потому что, когда я говорю, что люблю этого человека, то я не могу просто описать причину и сделать список причин, ради которых я его люблю и ради которых его отрицательные свойства для меня ничего не значат. Любовь таинственна, она - ответ живой души на живую душу, на тайну человека. И это знает любой безбожник, у которого есть мать, отец, жена, невеста друг, ребенок. То же самое относится к красоте. Мы не можем объяснить, почему мы смотрим на закат солнца на картину великого мастера, и у нас захватывает дух. Мы пототом, когда начинаем размышлять об этом, можем надумать причины, чтобы объяснить другому человеку, но не первично.
Я помню разговор, который был у меня несколько лет тому назад. Когда я поднимался по лестнице гостиницы "Украина", ко мне подошел молодой офицер и у нас состоялся следующий диалог. "Судя по вашей свитке, вы верующий?" - обратился он ко мне. Я ответил утвердительно. На что последовало: "А я нет". - "Тем хуже для вас". Он продолжал: "А вы покажите мне своего Бога на ладони, и я поверю". И он протянул ко мне руку ладонью вверх. Я, заметив на пальце обручальное кольцо, сказал: "Вы женаты? И дети у вас есть?" - Да". "И вы их любите?" - "Да" - "Это неправда". - "То есть, как неправда? - удивился он, - я знаю, что их люблю, и могу это доказать: я на них работаю, покупаю жене цветы, детям подарки". - "Нет, это не объяснение. Может быть, вы боитесь своей жены или боитесь общественного давления. Вы покажите мне свою любовь на ладони, потом будем разговаривать"...
И если мы говорим о Боге не в таких примитивных выражениях, какие я только что привел, но в этом направлении, если бы говорили о Нем не как о Творце и т. д., а как о Красоте, то всякий бы понял, о чем мы говорим. Истина, красота, любовь, добро - не в каком-то метафизическом смысле, а в том смысле, в котором любой человек может это понять - это почва, на которой мы можем встретиться.
Протопресвитер Виталий Боровой:
Я не буду благодарить владыку Антония, потому что это чувствуют все; скажу кратко. Если бы от меня зависело, то я не то что просил бы напечатать его доклад вместе со всеми другими докладами, я хотел бы, чтобы этот доклад не просто был напечатан в "Журнале Московской Патриархии", потому что далеко не всех он достигает, а я хотел бы, чтобы он был в таком кратком виде отпечатан и разослан всем священникам Русской Православной Церкви, которые не только совершают литургию, но и имеют дело с духовничеством, т. е. исповедуют. Я думаю, что мы имеем моральное право просить и даже требовать этого от нашего руководства и священноначалия, потому что владыка Антоний сказал то, что надо было сказать в это время и в этом месте.
Здесь много священников, и я один из них. Мы все по опыту знаем, и надо искренне это признать, что очень часто мы ломаем, калечим и раним души людей, уже пришедших ко Христу, в Церковь, обращенных (или, вернее, обративших сами себя), или только вступающих в Церковь, интересующихся, приходящих ко Христу. В мире идет невидимая брань, не только мы воины и руководители, но также - тысячи, сотни тысяч воинов Христовых, которые вступают в Церковь. А мы во имя ложно понятого смирения и послушания, стилизованных по образу монашеской, подвижнической жизни XVII, XVIII, XIX веков, требуем от этих людей определенного стиля жизни, забывая, что они не монахи, а воины Христовы в миру, и забывая, что мы сами - простите меня - мы сами не соответствуем этому идеалу. Мы сами далеко не аскеты и не монахи, а на них одеваем одежды стилизованного монашеского православия и в основном требуем от них выполнения только этого! А когда говорим о духовничестве, то жонглируем словами высокими, святыми, аскетическими, забывая, что они не монахи, и что мы сами не выполняем того, что говорим.
Простите, я еще раз повторю: этот доклад, по крайней мере для меня, и я думаю, для всех нас, должен быть и усовещанием, и практическим напоминанием того, что мы должны делать, когда мы думаем, что мы "духовники" и "отцы". Спаси, Господи!
Митрополит Антоний:
Я благодарю отца Виталия за то, что он сказал, и "ничтоже супротив глаголю". Спасибо вам за добрые слова и терпение. Если можно, я добавлю одно слово о свободе и о воле. Воля человеческая есть одна из трех воль, которые определяют судьбу мира. Отцы Церкви говорили о том, что воля Божия всегда благая, но она себе положила грань, дав свободу человеку, свободу сказать: "Аминь" или отказаться от Божией воли. Бесовская воля всегда разрушительная, всегда злая, всегда лживая и убивающая. И, наконец, между этими двумя волями - воля человеческая, человек может прислушаться к кроткому, любвеобильному призыву Божию или поверить лживым обещаниям сатаны. И в зависимости от того, что он выберет, та или другая воля в данную минуту преобладает в данном человеке - и вокруг него по необходимости. Но если человек сделал выбор между Богом и сатаной, между жизнью и смертью, между правдой и неправдой и т. д., то есть одно свойство, которое ему абсолютно необходимо для того, чтобы пройти весь свой путь успешно. Серафим Саровский говорит об этом ясно, он говорит, что отличает погибающего грешника от спасающегося грешника решимость. Колеблющаяся душа постоянно поднимается, взлетает и падает. Только при решимости, которая может превозмочь наши собственные желания, наши собственные стремления, нашу косность и т. д., можно идти вперед.