Раскольнические волнения и меры против раскола.
После церковного осуждения раскол немедленно подвергся преследованиям церковного и гражданского правительства и встал в оппозицию как Церкви, так и государству. Еще раньше великого собора началось знаменитое стояние за старую веру Соловецкого монастыря. В 1657 году монастырь решительно отказался принять новые книги. С тех пор старообрядчество все зрело в обители, между прочим под влиянием сосланных сюда противников Никона. Когда после великого собора снова прислано было в монастырь требование служить по-новому, келарь Азарий и казначей Геронтий от лица всей братии составили государю челобитную, в которой просили оставить монастырь при старом предании чудотворцев, а старец Герасим Фирсов написал большое сочинение ο сложении перстов. Во главе восставшей против новшеств обители встал живший здесь на покое саввинский архимандрит Никанор. После нескольких попыток к вразумлению упорных в 1668 году царь послал на монастырь стрельцов. Из-за крепких стен обители, привыкшей к осадам во время нападений от шведов, раздались пушечные выстрелы по царскому войску, впервые возвестившие открытый разрыв раскола с государством. Осада случайно затянулась, потому что государство, занятое тогда еще Разинским бунтом, не могло употребить на нее достаточных сил. Наконец, в 1676 году воевода Мещеринов взял монастырь. Из зачинщиков бунта одни, в том числе и Никанор, были повешены, другие сосланы в Колу и Пустозерск; объявившие повиновение церкви и государству прощены и оставлены в монастыре.
Между тем раскол быстро распространялся и грозил серьезными затруднениями и церкви и государству. Укрываясь от преследований, он наполнил своими тайными скитами все леса внутренних областей России, костромские, вязниковские, брынские, особенно керженские. Северное Поморье тоже сделалось его любимым притоном; в конце ХVII века дьячок Данило Викулов основал здесь знаменитую раскольническую пустынь на реке Выге. С Поморья раскол переходил в новгородские и псковские края, отсюда Перекинулся за рубеж - в Швецию и Польшу, где некто Феодосий основал согласие, носящее его имя, феодосиевщину. На польской границе процвели расколом леса Стародубья и знаменитая Ветка. На юге он нашел себе приют среди донских казаков. Наконец, обширным поприщем его стала Сибирь. Распространение раскола еще более усиливало против него строгие меры. Главные расколоучители Аввакум, Лазарь, Феодор и Епифаний были сожжены на костре. Московский собор 1682 года положил усилить средства к отысканию раскольников, запретил продажу раскольнических тетрадей и книг, подчинил строгому надзору домовые церкви, скиты и часовни, служившие расколу притоном, и стал сокращать их число.
Но едва только определение собора стало приводиться в исполнение, как в том же 1682 году возгорелся новый расколъническии бунт в самой Москве. Раскольники воспользовались борьбой, возникшей после смерти царя Феодора между партией Нарышкиных и партией Милославских из-за престола. После страшного стрелецкого бунта, кончившегося объявлением двоевластия царевичей Петра и Иоанна под регентством царевны Софьи, когда вся Москва была еще в трепете от стрельцов, раскольники подговорили последних постоять за старую веру. Сторону их принял начальник стрелецкого приказа князь Хованский. Бродячий монах Сергий написал челобитную ο восстановлении старой веры, а суздальский поп Никита Пустосвят, опять совратившийся в раскол, назначен был для публичного прения с властями. 5 июля раскольники огромной толпой привалили на дворцовую площадь, неся с собой старые книги, иконы и свечи, и шумно вызывали властей на состязание. Их пригласили для этого в грановитую палату, куда явилась и царевна Софья с двумя сестрами и царицей Наталией. Фанатики с шумом вошли в палату, расставили аналои и образа и стали читать свою челобитную. При первых же выражениях Никита, для смелости выпивший, зашумел, чуть не избил архиерея Афанасия Холмогорского, который стал его оспаривать, и замолчал только после грозного окрика Софьи. Задетая хульными речами челобитной ο православии ее отца и брата, она встала с места и грозила, что царское семейство после этого все уйдет из Москвы. Стрельцы струсили, потому что в случае ухода царского семейства против них поднялась бы вся земля, и поспешили успокоить правительницу. По прочтении челобитной патриарх Иоаким, держа в руках Евангелие святителя Алексия, стал было увещевать раскольников, но поднялся такой шум, что ничего не было слышно, только видны были над головами поднятые руки с двуперстием. Отпущенные из палаты, раскольники толпой высыпали на улицу, крича: "Победили!" отправились в стрелецкие слободы и стали там служить молебны и звонить в колокола. Β ту же ночь Софья призвала к себе на увещание стрелецких выборных. Стрельцы не устояли перед соблазном царского погреба и выдали своих духовных отцов. Никите отсечена была голова; других разослали по монастырям под строгий начал.
После этого бунта правительство ее более усилило свою строгость. Β 12 статьях указа 1685 года раскол был совершенно запрещен в государстве; раскольников велено было ловить и жечь; тех, которые перекрещивают совращенных, казнить смертью, хотя бы они и покаялись; за пристанодержательство раскольников виновных бить кнутом и налагать на них пеню. Множество раскольников в отчаянии бросились за границу или стали укрываться в непроходимых лесах; более рьяные изуверы сами шли на казни, считая их подвигом мученичества, или же сами себя сжигали в срубах; учение об очистительном подвиге самосожжения, которое проповедовал еще Аввакум, нашло себе в этой время множество последователей. Между тем, отвергнув церковный авторитет, раскол, предоставленный самому себе, стал распадаться на толки. Прежде всего в среде его возник трудный вопрос: откуда брать священников? Одни стали брать их у православной церкви, сманивая к себе пьяных и нищих попов и разными способами очищая в них благодать рукоположения от Никоновой скверны; другие положили, что можно обойтись и без священства, предоставив все требоисправления мирянам. Так возникли два основных толка в расколе - поповщина и беспоповщина, которые, в свою очередь, стали распадаться на множество новых толков, разделенных между собой или обрядовыми разностями, или степенью их отрицательного отношения к церкви.
Продолжение обрядовых исправлений после 1667 года.
Выделив от себя раскол, Церковь между тем свободнее могла продолжать свои исправления. Из книг не исправленной к ХVIII веку оставалась только Библия, изданная вновь в 1663 году по Острожскому, только слегка исправленному изданию. Β 1674 году дело ее исправления было поручено Епифанию Славинецкому, но он не дожил до окончания этого труда. Для исправления церковного благочиния собор 1667 года издал несколько распоряжений ο храмах, священных вещах, облачениях, ο совершении церковных служб и таинств; собор 1675 года определил богослужебные преимущества иерархов - между прочим позволил митрополитам, вместо фелони облачаться в саккос, бывший прежде отличием одного патриарха; собор 1678 года запретил архиереям, кроме патриарха, хождение в неделю ваий на осляти; в 1682 году в обряде умовения ног отменено обозначение места Иуды. Продолжались заботы об улучшении церковного пения и иконописания. Произведения суздальских и подобных иконописцев в 1668 году были осуждаемы грамотами царя, патриарха Иоасафа и бывших в России греческих патриархов. Но с другой стороны, оказывалось нужным предохранять русскую иконопись от подражания неисправностям западного (фряжского) письма. Патриарх Иоаким запретил продажу священных изображений, печатанных на бумаге "немцами по своему их проклятому мнению и в одеждах странных немецких, в посмех христианам, а не с древних подлинников."
Духовное просвещение.
Состояние просвещения в Москве до половины ХVII века и заботы ο его возвышении.
После вопроса об обрядовых исправлениях другим настоятельным вопросом времени был вопрос ο возвышении уровня духовного образования. Скорейшего разрешения этого вопроса требовали уже и самые обрядовые исправления. Ο наличных исправителях церковных книг послышались нарекательные отзывы, что они не знали ни православия, ни кривославия. Еще более требовала возвышения образования борьба с иноземными влияниями. Иностранцы, посещавшие Россию, даже греки, все удивлялись крайне низкому уровню духовного просвещения в стране. Даже высшие русские святители, патриархи Филарет, Иоасаф, Иосиф, были людьми, мало сведущими в духовных делах. Из обзора духовной письменности первой половины ХVII века видим, что вся деятельность московских ученых вращалась около прежних привычных предметов: встречаем несколько сочинений в историческом роде - летопись ο смутном времени (рукопись Филарета), сказание Палицына об осаде Троицкой лавры, жития, баснословное описание святых мест Василия Гагары, много посланий и грамот (Иова, Гермогена, Дионисия, Филарета, Киприана Сибирского) касательно разных церковных нестроений, наконец, несколько сочинений по поводу обрядовых исправлений, каковы труды Арсения Глухого и Ивана Наседки. Но работы в более серьезном, богословском роде московским грамотникам были не под силу, а между тем обстоятельства времени требовали и таких работ, например, для защиты православия от иноверных влияний.