Эта благодатная обоженность тел умерших святых умножится, раскроется, расцветет еще в большей, неизмеримо более высокой степени в будущем всеобщем воскресении из мертвых, когда восставшие из гробов тела святых просияют предельной ослепительной благодатной славой. То, что совершается сегодня в их умерших телах — как бы некий «залог», прообраз этой славы, грядущей осуществиться во Втором пришествии Христовом. Как пишет святитель Иоанн Златоуст (IV век), «если Бог сообщил мертвым и превратившимся в прах телам такую (благодатную) силу, какою не обладает никто из живых, то насколько в большей степени даст Он им, в день воздаяния (Страшного Суда — П.М.), жизнь лучшую и блаженнейшую прежней».
Но вероятно самым главным, важнейшим аргументом в пользу действительной благодатности и животворности мощей христианских святых является, то, что при своей жизни они были причастниками Тела и Крови Христовых, таинства Евхаристии. Тела Святых чудотворны и благодатны именно потому, что они при жизни вкушали подлинно благодатное Тело — причащались Тела Христова. Именно в Таинствах Церкви мы подлинно становимся во Христе «членами тела Его, от плоти Его и от костей Его» (ср. Ефес. 5, 30). Особенно полно это осуществляется в Евхаристии, но и в каждом другом Таинстве мы — спасаемые — как бы заново творимся Христом и даже, по мысли блаженного Феодорита Кирского, творимся из Самого Христа: подобно тому как Ева была сотворена из ребра Адама. Блаженный Феодорит пишет: «как Ева создана из Адама, так мы — из Владыки Христа. С Ним погребаемся и восстаем в Крещении, вкушаем Тело Его и пьем Кровь Его». Таков образ предельного единения с Господом, который оказывается достижим для нас именно благодаря Таинствам Православной Церкви. В полноте это, конечно же, осуществляется как раз в христианских святых, которые становясь причастниками Святых Христовых Таин, как бы предельно «реализуют» в себе те благодатные дары и возможности, которое дает им такое Причащение. В чем же заключены эти дары? Ко всему прочему, еще и в том, что по мысли Святых Отцов, не Евхаристия становится нами, перерабатываясь в «клеточки» нашего физического организма, а мы становимся ею. Не Тело Христово после Причастия становится нашим телом, а наши тела прелагаются в Тело Христово. Так, святой Николай Кавасила пишет: «В Причащении Господь всецело изменяет получившего Таинство и преобразует в Собственное свойство; и персть (то есть наше тело — П. М.), приняв царский вид, бывает уже не перстью, но Телом Царя, блаженнее чего нельзя и измыслить. Поэтому Евхаристия и последнее (в смысле — самое совершенное — П. М.) Таинство, так что нельзя простираться далее, нельзя и приложить большего. После Евхаристии нет уже ничего такого, к чему нам надо еще стремиться».
Этот образ нашего преложения в Евхаристию Святые Отцы пытаются проиллюстрировать различными житейскими, даже «бытовыми», примерами. Конечно же, примеры эти несовершенны и лишь в малой степени отражают то, что происходит с нами в Таинстве Причащения, — но все равно и они помогают нам хоть немного понять и постичь ту благодатную перемену, что совершается с нами за Литургией. Тот же святой Николай Кавасила пишет: «Церковь указуется (Евхаристическими) Тайнами… Для Церкви они — истинная пища и питие; и причащаясь их, она не превращает их в человеческое тело, как какую-нибудь другую пищу, но сама превращается в них. Так железо, сообщившись с огнем, само становится огнем, а не огонь делает железом». Мы понимаем: если железо раскалить в огне, оно само становится огневидным — оно обжигает, как огонь; оно приобретает красноватый оттенок пламени; раскалившись, оно делается жидким, текучим и в этом также уподобляется неустойчивым, колеблющимся, пляшущим огненным языкам. Железо не уподобляет себе огненную стихию, а само приобретает свойства огня. Подобное же совершает с нами в Евхаристии и огонь обоженного, прославленного Тела Христова, претворяя нашу плоть — перстную, в чем-то подобную грубому и тяжеловесному железу — в Собственное благодатное огненное достоинство. И тогда все мы — благодаря Евхаристии — сами делаемся огневидными, пожигая обитающий в нас грех. Наши тела, оставаясь по-прежнему и после Причастия, сами собой — тварными, материальными — в то же время неким таинственным, загадочным образом становятся и Телом Христовым — нетленным, прославленным, животворным. Именно поэтому мощи — тела прославленных Церковью христианских святых, бывших при жизни участниками Таинства Евхаристии, и сумевших своим подвигом, своей устремленностью ко Спасению, его плоды в себе предельно полно реализовать — и по смерти по-прежнему хранят в себе след и плод животворящей и святой Христовой телесности, телесности, которая уже однажды победила смерть — в воскресении Господа из мертвых — и теперь также отчасти преодолевает эту мертвенность: в усопших, но в то же время наделенных чудесной благодатной силой телах святых христиан.