В этот момент духовенство (не участвующее в продолжающемся помазании) возвращается в алтарь и начинается еще одна торжественная часть утрени — чтение канона. Устав его совершения весьма сложен. Заметим лишь, что чтение канона — после его 3-ей и 6-ой песен прерывается Малыми ектениями; произносится такая же ектения и после завершающей его 9-ой песни. После 3-ей и 6-ой песен также читаются особые тексты: кондаки, икосы, ипакои и седальны. Канон как бы разделяется этими ектениями и текстами на три части: по выражению святого Симеона Солунского — знаменитого истолкователя смысла православного богослужения — это делается “в тройственный образ Божественной Троицы”. После 9-ой песни, вслед за ектенией, поются или читаются эксапостиларии и светильны. Далее звучат — уже упомянутые выше — “хвалитные” псалмы и стихиры на “хвалитех”, завершаемые пением “богородична”. В это время открываются Царские врата — в знак того, что Богоматерь, через рождение от Нее Божественного Сына, вновь открыла христианам вход в Небесное Царство.
Затем священник в алтаре возглашает: “Слава Тебе, показавшему нам свет”. В древней Церкви он произносил эти слова, когда видел занимающуюся утреннюю зарю. Здесь содержится благодарность Богу за то, что он помог людям дожить до наступления еще одного — нового — дня. Эту богословскую идею развивает следующее далее особое песнопение: “Великое славословие”, начинающееся, по преданию Церкви, словами ангельской песни, воспетой небесными силами при рождении Младенца Христа. В ее тексте предельно ярко выражено чувство благодарности христиан за то, что они видят теперь — в новозаветную эпоху — свет истинной веры и подлинного богопознания, дарованный с пришествием Спасителя. Славословие завершается “Трисвятой песнью” — еще одним ангельским гимном: “Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Безсмертный, помилуй нас”.
После Великого славословия вновь поется тропарь праздника. Далее следуют сугубая и просительная ектении, вслед за которыми священник произносит “отпуст” — некое “прощальное” благословение, связанное по смыслу с духовным содержанием праздника. К утрени также присоединяется чтение “Первого часа” — краткой службы, во время которой снова звучат праздничные тропарь и кондак.
Как уже указывалось, на следующий день — утром — совершается праздничная Божественная Литургия, во время которой мы также можем услышать целый ряд праздничных песнопений, молитв и связанных по смыслу с сегодняшним торжеством библейских чтений.
Среди них, например, праздничные антифоны, входный стих (на Входе с Евангелием — совершаемом как символ выхода Христа на проповедь Своего учения), тропарь и кондак праздника, Апостольское и Евангельское чтение, так называемый “задостойник” (ирмос 9-ой песни канона Утрени, который повторяется и на Литургии верных, в конце самой важной части этой службы — Евхаристичекого канона, и служит прославлению Богоматери), “причастные стихи” (исполняемые хором во время причащения в алтаре священнослужителей), “отпуст”. Сюда же можно отнести и произносимую священником за Литургией проповедь — также, как правило, посвященную теме данного праздника.
Зачастую после службы совершается особый праздничный молебен.
Заметим, однако, что подобный устав не может считаться в отношении двунадесятых и великих праздников исчерпывающим и универсальным. Подобным чинопоследованием обладает далеко не всякое праздничное богослужение. Так, праздники, приходящиеся на Великий пост и пасхальный период, имеют много собственных, достаточно своеобразных черт; равно как и два важнейших праздника — Рождество Христово и Крещение Господне — весьма существенно отличаются от приведенного нами устава. И тем не менее, большинство праздничных служб строится именно по изложенной выше схеме.
Подчеркнем, что понятие церковного праздника отнюдь не исчерпывается лишь его богослужебной стороной. Не менее важным представляется также и богословское осмысление празднуемого события Священной и церковной истории, имеющее место в православной — прежде всего святоотеческой — духовной традиции. Присущее святым Отцам Церкви и ее “богодухновенным” поэтам – “песнотворцам” и “песнописцам” – глубокое понимание внутреннего смысла каждого христианского празднества может делаться доступным и для нас — как при нашем обращении к собственно гимнографическим, богослужебным текстам каждого конкретного праздника, так и при прочтении тех древних проповедей, что произносились некогда в православных храмах в дни тех или иных торжеств известнейшими духовными писателями и ораторами.
Без такого обращения хотя бы к самым начальным основам православной богословской мысли изучение традиции совершения праздничных богослужений представляется не только недостаточным, но и невозможным. Двунадесятые и великие праздники — это не только бережно сохраняемая память о новозаветной истории и жизни древней Церкви. Они всегда служат выражению той или иной глубокой богословской мысли или даже целой суммы вероучительных идей: например, это такие непростые для нашего понимания догматические категории, как идеи о Боговоплощении, Искуплении, о Троичности Божества или же о Божественных энергиях.
Важной особенностью русского народного христианского благочестия стало то, что богослужебный церковный год способствовал рождению целого ряда весьма интересных и знаменательных “околоцерковных” обычаев — иногда с точки зрения православия вполне приемлемых и благочестивых, а иногда являющихся если не прямыми заимствованиями из языческой традиции, то, во всяком случае, следствиями еще неизжитого языческого сознания. Эти обычаи также нуждаются в изучении, анализе и оценке — с точки зрения их соотнесенности с особенностями православных праздников.
Касаясь темы язычества, нужно отметить, что характер взаимоотношений его с христианством — как их борьбы, не прекращающейся на протяжении всей церковной истории, — оказал, тем не менее, большое влияние и на формирование богослужебного годичного календаря.
При установлении дат праздников Церковь довольно часто руководствовалась именно антиязыческими и по сути “педагогическими” соображениями. Определяя тот или иной праздничный день, христиане порой специально приурочивали его дату, к дням, важным и значимым именно для древних язычников, совершавших как раз в этот день свои торжества. Виднейший русский историк Церкви и патролог (исследователь в области традиции святоотеческого богословия) В.В. Болотов пишет об этом так: “Язычество, с которым ведет борьбу Церковь, есть не только религия, но и сложившийся известным образом быт. Доказать язычнику несостоятельность его представлений о богах и убедить его веровать в Единого христианского Бога значило сделать много, но еще не все. Порвать свои житейские отношения с соседями-язычниками новообращенный не имел возможности. Нужно было сохранить его от рецидива, и праздники занимали едва ли не главное место между теми оружиями, которыми отвергнутое язычество могло вести партизанскую войну с побеждающим его христианством... Учреждая во дни языческих празднеств свои праздники, Церковь выбивала из рук политеизма (многобожия) одно из последних средств обороны. Установить христианский праздник в день праздника языческого значило созвать христиан в церковь и поставить их под влияние таких воспоминаний, что для многих становилось потом психологически невозможно участвовать в языческих праздниках. Кто утром слышал о том, что среди шумного пира повелено было усекнуть голову большего из рожденных женами (святого Иоанна Предтечи), у того язычески новогоднее настроение было уже на весь день испорчено”.
Церковь очень часто пользовалась принципом такой “подмены” языческого праздника воспоминанием о том или ином событии христианской Священной истории.
Так, западная традиция празднования Рождества Христова 25 декабря скорее всего восходит к необходимости противопоставить это торжество языческому празднику Митры — божества, весьма почитавшегося в среде римских воинов. На восьмой день после Рождества Христова Церковь отмечает день Обрезания Господня — праздник, дата которого, подобно дню Рождества, оказалась противопоставлена другому языческому торжеству — празднеству Януса, божества дверей и начатков. В древней традиции этот праздник вообще зачастую воспринимался именно как торжество, направленное против идолов, — с соответствующими бдениями, постами, молитвословиями. День 6 января, в который Церковь отмечает Богоявление (Крещение Господне) также был призван заместить собой языческий праздник благословения Нила в Египте. Память события Усекновения главы святого Иоанна Предтечи — этого “печального праздника” — Церковь в Египте и в Армении связала с датой языческого Нового года. Правда, затем в коптско-абессинских календарях его перенесли на день вперед — на второе Тоут, чтобы все же не омрачать новогодней радости. Чтобы искоренить языческий праздник “вардавар” (так он назывался в Армении) или “вартувария” (как он именовался в Каппадокии), во время которого молодежь гадала о своей судьбе над ведром с водой, в которое были опущены сорванные зеленые колосья, армянская Церковь установила дату празднования Преображения Господня 6 августа — именно в противовес этому древнему торжеству богини Астхик (в греческой мифологии — Афродиты). Отсюда эту традицию уже восприняла и Каппадокия. Подобным же образом и праздник Рождества Пресвятой Богородицы (8 сентября) был установлен в противовес Олимпийским играм.