Уместным советом пастырю будет завести на приходе обычай предкрещальных бесед с восприемниками, родителями крещаемого, где будет объясняться смысл молитв, священнодействий, обрядов. Уместным будет и совет пастыря причаститься восприемникам. Есть практика объяснения священнодействий непосредственно при совершении, что актуально при отсутствии времени у священника.
Евхаристия. Есть поистине «Таинство таинств», ибо в контексте его, особенно в древности (к большому сожалению, сейчас эта практика практически забыта), получали свою актуализацию все Таинства и священнодействия в христианской общине.
В этом Таинстве хлеб и вино прелагаются (ни в коем случае не транссубстанциируются[208], как утверждают католические богословы, сущность хлеба и вина остается) Духом Святым в истинное Тело и в истинную Кровь Господа Иисуса Христа, а затем верующие приобщаются их для теснейшего соединения со Христом в жизнь вечную. Без этого единства невозможно достижение спасения («Иисус же сказал им: истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день» - Ин. 6. 53), ни пребывания человека в сакраментальном Теле Церкви («Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем… ядущий хлеб сей жить будет вовек» - Ин. 6. 56, 58).
На Литургии Тайная вечеря не просто воспоминается, ибо этого не достаточно, а также и не повторяется, потому что это невозможно. За главным нашим богослужением, превосходя время и пространство, совершается именно та самая Вечеря, которую совершал Христос в Сионской горнице. Действие это носит не столько исторический, сколько онтологический характер. И мы на Литургии в окружении апостолов и всей невидимой Небесной Церкви реально, а отнюдь не символически, приобщаемся Христу.
Следующим суеверием является запрет на Причащение в праздники, перед которыми следовали посты – Пасха, Рождество, Успение Пресвятой Богородицы, Святых апостолов Петра и Павла. Якобы потому, что после Причащения последует разговление, то есть будет вкушаться мясо, которое «осквернит» человека. Суеверие это не ново, и оно решительно осуждается Церковными правилами. 51-е Апостольское правило гласит: «Если кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или вообще из священного чина, удаляется от брака, мяса или вина, не ради подвига воздержания, но по причине гнушения, забыв, что все добро зело, и что Бог, созидая человека, мужа и жену сотворил вместе и таким образом клевещет на создание: или да исправится, или да будет извержен от священного чина, и отвержен от Церкви. Так же и мирянин»[211]. И вообще, как можно не Причаститься на Пасху, когда звучит такой призыв Святителя Иоанна Златоуста: «Постившиеся и непостившиеся - возвеселитесь сегодня! Трапеза полна пищи! Наслаждайтесь все! Телец огромный: пусть никто не уйдет голодным!» (?!)[212].
Покаяние. Очень хорошо показывает глубину смысла этого Таинства его греческий перевод. Греческое слово «μετάνοια» - это «перемена ума», «перемена образа мысли». Также является величайшим Таинством, ведь в нем верующий человек может начать все сначала, причем на основе прошлого опыта, который может послужить уроком в борьбе с конкретным грехом. Покаяние – это не только раскаяние в содеянном, раскаялся ведь и Иуда, но что-то предельно большее. По словам епископа Илариона (Алфеева), «…это обращение нашего ума к Богу… Во время исповеди нужно найти в себе силы встать лицом к лицу с Богом, поставить себя перед правдой Божьей, перед судом любви Бога милосердного». В исповеди человек просматривает свою совесть (именно совесть, как жизнь - внутренний мир, в совокупности с внешним) через призму Евангелия. Человек как бы говорит себе: «Вот я, как есть, а вот Христос и Его нагорная проповедь». Главное здесь искренность. В одной из своих проповедей о «покаянии» Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Ты согрешил? Войди в Церковь и покайся в своем грехе… Ты уже старый, а все еще грешишь? Входи [в Церковь], кайся; ведь тут Врач, не судья; тут не допрашивают, тут отпускают грехи»[213].
Основное заблуждение, которым страдают пастыри, это то, что они сами принимают грехи с исповедующегося, смотря на него сверху вниз. А миряне - что они принесли грех священнику. И те, и другие должны помнить обращение священника к кающемуся, находящееся в требнике: «Аз же точию свидетель есмь» (то есть: «Я же только лишь свидетелем являюсь»).
Момент, когда традиции предают роль абсолютной истины, присущий у наших прихожан, и даже священников, есть касательно и этого Таинства. Ходит мнение, что исповедь есть «пропуск» к Таинству Причастия. Причаститься можно лишь после исповеди, иначе можно накликать на себя большой грех. Но эти два Таинства никак литургически не связаны между собой. Это лишь благочестивая традиция Русской Церкви. Сам чин Исповеди не очищает нас автоматически, не делает совершенно достойными принять в себя Самого Бога, это невозможно. Пишет и занимавшийся этим вопросом отец Андрей Кураев о том, что Таинство Покаяния, «…как это характерно для язычества… сводится к некоей магической «технологии»: «Царица Небесная учила меня: «когда идешь на исповедь, покупай свечку. Общая исповедь будет. Когда идешь на разрешение грехов к батюшке, то свечу положи. На этой свече сгорают грехи…»[214]. В Таинстве исповеди мы ложим лишь начало покаяния. Об этом должны помнить и пастырь, и пасомый.
Брак. Это таинство установлено Богом еще в Раю сразу же после создания мужчины и женщины: «Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут два одна плоть» (Быт. 2. 24). Господь подтвердил это установление и в Новом Завете словами: «И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью, так что они уже не двое, но одна плоть. Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19. 5-6). Далее говорит об этой тайне апостол Павел: «Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви» (Еф. 5. 31-32).Протоиерей Иоанн Мейендорф показывает тесную связь брака с христологией: «Называя брак «таинством», святой Павел утверждает, что брак сохраняется и в Царстве вечности. Муж становится единым существом, единой «плотью» со своей женой, подобно тому, как Сын Божий перестал быть только Богом, стал также и человеком, чтобы Его народ мог стать Его Телом… Поэтому подлинно христианский брак должен быть единством не только в добродетели абстрактного этического закона или заповеди, а как Тайна Царства Божия, вводящая человека в вечную радость и вечную любовь».[215] Тертуллиан, акцентируя внимание на связи брака с Евхаристией, говорит, что брак «скрепленный Церковью, подтвержденный жертвоприношением (Евхаристией – А.И.), запечатляется благословением и вписывается на небесах Ангелами»[216]. «Церковный брак воспринимается как Таинство, причем Таинством является не столько венчание, сколько сам брак как союз мужчины и женщины… Брак как Таинство – это когда два человека соединены друг с другом настолько полно, глубоко и нераздельно, что не мыслят себе жизни друг без друга…»[217].
Поводом ко вступлению в брак должна служить только любовь. Конечно же, любовь эта лишь в зародыше, она как уголек, но ничто другое не должно быть мотивом при вступлении в брак, иначе это будет дом на песке. «Лишь любовь творит из двух существ одно… Брак есть таинство любви»[218], - говорит Святой Златоуст. Этот дар любви брачующимся дается Богом как бы с расчетом на перспективу. Отсюда основная цель брака: в умножении этой любви и взаимном совершенствовании, сохранении целомудрия (как целостности ума, а не телесного воздержания, прежде всего - это категория внутренней чистоты), а не рождение и воспитание детей, как суеверно считается большинством прихожан.
«Свадьба - уход девушки из-под покровительства родного дома, своих дедов-предков в чужую семью жениха[219], всегда была обставлена бесчисленным количеством обрядов, заклинаний, особых деталей одежды»[220] - это объясняет наличие множества суеверий в сознании прихожан, которые связаны с Таинством брака.