В поиске ориентиров в жизни каждый принужден вторгаться в круг темных и глубоких взаимосвязанных вопросов миропонимания – вопросов, в которые обязан вникать любой, но более всего образованный человек. Желательно составить свое суждение независимо даже от глубины проникновения в суть проблемы и знакомство с деталями.
В свое время отечественные атеисты довольно легкомысленно, не предвидя всех последствий, решили заменить богочеловечность на человекобожие. Однако земной небожитель – явление не надежное и быстропортящееся: вдруг оказывается, что он злой и тиран или еще что-нибудь со светлым образом приключится. К тому же практика обожествления земных владык дорого обходилась народам со времен фараонов, восточных деспотов и римских императоров.
Поклоняться лучше всего тому, кого никогда не видел и не увидишь при жизни, т.е. символу – абсолютному, вечному и совершенному или чистому принципу.
Каждый народ изобретает собственную область, свободную от сковывающих обстоятельств опыта и рационального знания, куда помещает собственные чаяния, фантазии, представления о справедливости, воздания и идеальном устройстве жизни, о высшей гармонии. Народы создают свою характерную сферу трансцендентного, обозначенную Кантом как «вещь в себе» куда проецируют свою жизнь, жизнь своих близких и жизнь своих предков. Каждый человек, по–видимому, может сказать, что чувствует рядом с собой своих близких и без их непосредственного присутствия. Все они помещаются в этот мир надприродного, поэтому отказаться от него – значит предать своих близких. Сверх того, туда же очень часто проецируется значительный (иногда главный) сгусток волевых усилий человека и самые лучшие, самые достойные свойства его личности, отвечающие за реализацию должного и морального. И здесь уже можно стоять твердо.
Нужно стоять твердо, потому что, как ни странно, принцип вдруг оказывается «личностью», по-человечески доброй и по–человечески справедливой, как Христос–Спаситель, или жестокий и мстительной как ранний Яхве. То есть абсолютное и временное имеет исторические модификации. Конечно, это в высшей степени странно, но абсурд никогда не вредил вере, только делал её более искренней. Еще при истоках христианской религии было замечено, что все разумное можно и нужно знать; в чудесное, невероятное, необъяснимое следует верить. Тертуллиан заявил знаменитое: «возможно, ибо нелепо» не придумал в этом смысле ни чего нового.
В иерархии ценностей, которыми руководствуется наш современник «смысл жизни», без которого немыслима религиозная вера, значится далеко внизу и много уступает карьере, имуществу, власти и т.п. По подсчетам социологов, лишь 4 – 6 % опрошенных обозначают поиски смысла жизни и веры приоритетным занятием, и число имеет тенденцию сохраняться. Растет, как можно догадаться, авторитет церкви, количество и пышность обрядов, но это не подлинная, а поверхностная религиозность. То, что наш современник не интересуется смыслом жизни, означает, между прочим, ещё и то, что он не имеет образа будущего, не знает и не думает, в каком будущем будет жить его потомство, дети его внуков. Не только не знает и не думает, но это ему и не интересно. Как хотите, но, с моей колокольни, это главный порок мой и моего теперешнего соплеменника. Основная масса народа, так или иначе, завязана на повседневную жизнь, бедную экзистенциальными смыслами, или даже на вовсе обессмысленную жизнь. В спектакле под названием «История» человек иногда пытался выбросить из фабулы загробные времена и пространства и чаще всего не рассчитывал своих сил. Вместе с мирами веры ему приходилось ампутировать часть собственной душевности. Так, марксисты и позитивисты на нашей родине объявили крестовый поход на религиозную веру, войну против Креста. Религию они объявили следствием самообмана и отчуждения – того, что деформирует человека ложью. Не стану их за это слишком сильно упрекать, но радикализм лишал новую веру именно веры, поскольку не оставлял в мире ни чего, кроме движущейся материи и её форм. Для веры недостаточно одних рациональных аргументов и одних материальных стимулов и соображений. Для веры нужна подпитка, по крайней мере, философия веры, но она не возникает без опоры на некое самостоятельное идеальное начало.
Идеальное же исчезало, становилось условно реальным, поскольку оказывалось материальным, пересаженным в человеческую голову и только преобразованным головой. Самые туманные образования в головах людей замыкались на внешнюю человеку реальность, и психика была менее реальна, чем физиология. Возникла старая проблема: «В разуме нет ничего, чего прежде не было в чувствах», - утверждал Локк. «Кроме самого разума», - ответствовал ему Лейбниц.
Отделив церковь от государства, тогдашние власти поступили правильно, но присоединение к государству материализма принесло мало пользы, как государству, так и материализму.
Мысль и сознание являются самым очевидным способом человеческой манифестации, нашего явления в мире вещей, но одновременно и самым загадочным и туманным «отрицанием» мира вещей, формой надвещного существования.
Человеческое мышление, порождающее понятия и смыслы, явно выходит за пределы нейрофизиологии и биохимизма, поскольку, скажем, биохимия мозга сходна с механизмами такого же рода у других животных.
То, что в конечном итоге поддерживает материальные формы существования, пока длится их манифестация в мире, далее не разложимое и неопределимое в науках о природе, - называется энергией. Такая всепроникающая сила, поддерживающая космический порядок, структур и поток универсума, известна в древних космогониях и в качестве воли Демиурга, в неоплатонизме – как эманация Бога, у индусов – как шакти, а в иудо - христианской традиции – как всемогущество Господа.
Конфликт между верой и разумом – плод большого исторического недоразумения. Исторического – т.е. не случайного, причинно-обоснованного, но, все же, недоразумения. И разум, и вера вместе творили «ноосферу», и с позиции моей сегодняшней «вершины опыта», я лично не вижу между ними никаких непреодолимых, кричащих противоречий.
В католицизме особенно пытались показать необходимость и факт существования Бога и доказали только то, что никаких твердых доказательств на этот счет не существует. По строю моей души и складу ума мне ближе рационалистическая теология, но тот же разум подсказывает, что если Творец Миров суть нечто надмирное, то, вместо того чтобы заниматься рационалистическими поисками «доказательств» и «понимания» существа Бога, лучше благоговейно помолчать и поискать способы, религиозные практики соприкосновения с Ним, культивируя веру, если уж понять Его нам не дано. Это упрощенно изложенная позиция православия, и характерно, что, хотя православие никогда не отличалось смирением по отношению к инакомыслию, за ним не значится таких побед над наукой, какие имели место в случаях с Дж. Бруно, Галилеем, Коперником. Как не было в православии и всесильной инквизиции.
Конечно, бытие Бога – это вопрос не доказательства, а веры. Единственным «доказательством» его существования является то, что мы сами существуем и верим. Если подумать, какое не исчислимое переплетение причин и следствий должно было произойти во Вселенной, чтобы появилось наше, мое уникальное «Я», то существование надмирового, идеального начала не кажется слишком невероятным.
Сегодня многие физики (опять же – не все) стремятся окрасить в цвета «антропного принципа» картину мира, и поддержать, таким образом, авторитет физического познания и те фантастические утверждения, которые содержат современные физические теории. Принцип предполагает наличие, даже обязательность познающего человека для полноты физической картины мира: он будто бы подтверждает правоту объясняющих теорий эволюции Вселенной.
5. Выводы
Подводя итог вышесказанному, хочется отметить, что в настоящее время, хотя и не существует единого взгляда на проблему взаимоотношений науки и религии, но, все же, большинство ученых и духовенства склоняются к типу «не противоречия», или можно даже сказать «синтеза» этих сфер.
Когда религия и наука исповедуют веру в бога, первая ставит бога в начале, а вторая в конце всех мыслей. Религия и наука ни сколько не исключают друг – друга.
Незримая грань между наукой и религией занимает наш ум, поскольку она разделяет две важные стороны человеческой природы – физическую и духовную. Наука никоим образом не должна отрицать духовный опыт, равно как и религиозная вера не может исключить свободу развития. Наука и религия не могут заменить друг друга, равно как и не должны быть вульгарно соединены, т.е. сведены к научной религии и ил религиозной науке. Две неотъемлемые части мировой культуры – наука и религия, в сущности, имеют одинаковые корни, питаемые способностью человека удивляться и задавать вопросы. Первая разрабатывает рациональный подход к разгадке тайны мироздания, который позволяет нам детально изучать окружающий нас мир. Вторая берет начало, с одной стороны, в том священном ужасе, который внушает нам величие Вселенной, с другой, в желании познать Создателя и наше место в осуществлении Его замысла.
Такой подход к проблеме взаимоотношения между наукой и религией позволят жить человеку в цивилизованном мире «созданном» наукой, при этом не теряя своих духовных и культурных ценностей.
6. Список литературы
1. Высшее образование в России. №4, 2001 г.
2. Вестник Российской Академии Наук, 2000, том 70, №1.
3. Вестник Российской Академии Наук, 2000, том 70, №.2.
4. Наука и жизнь №7, 2000.
5. Общественные науки и современность, 2001 №5
6. В.Н. Комаров. «Наука и миф», Москва, изд. «Просвещение», 1988 г.
7. Б.М. Кедров. «О великих переворотах в науке»., Москва, изд. «Педагогика», 1990.
8. Сретенский календарь – сборник., Издание Сретенского монастыря, 2000
9. Преподавание истории и обществознания в школе. №4 , 2001.
10. Человек перед богом. Москва, изд. «Дельфис», 2000