По прошествии почти двух лет, когда страсти несколько улеглись, произошли выборы нового епископа – Мильтиада (311–314).
30 апреля 311 г. в Никомидии, где начались в 302 г. преследования христиан, был опубликован эдикт о веротерпимости в отношении христианского населения. Обычно этот эдикт называют эдиктом Галерия, хотя его подписали и соправители императора – Константин и Лициний. Акт о веротерпимости предоставлял христианам «снова возможность существовать» и устраивать собрания «без нарушения, однако, общественного спокойствия». Формально и фактически христианство объявлялось «разрешенной религией». В эдикте не говорилось о возвращении конфискованного у христиан имущества, но общая тенденция эдикта была такова, что и в этом отношении делались поблажки христианам. Максенций, например, вернул Мильтиаду конфискованное в Риме имущество, хотя в других частях империи «цезари» и «августы» этого не делали, за исключением Африки, где на имя проконсула Анумена было опубликовано специальное распоряжение Константина.
Первая подпись на эдикте принадлежала Галерию – вдохновителю антихристианской политики Диоклетиана и ярому противнику христиан, и это свидетельствовало о том, что даже Галерий убедился, что «упрямство и глупость» христиан не могут быть сломлены насилием. «Христиане не служат нашим богам, потому что мы этого им не позволяем», – заявлял престарелый император и нашел выход в эдикте 311 г. Возможно также, что безнадежно больного Галерия толкала на путь веротерпимости мысль, что нет ведь бога, который не мог бы повредить или помочь. Вот почему, говоря о «безумии христиан», он в этом же эдикте просит их «помолиться богу о его здоровье и о благе государства».
Вскоре после эдикта о веротерпимости политическая обстановка изменилась: Галерий умер, Константин вместе с Лицинием вступил в борьбу с Максенцием и Максимианом. Исход борьбы между Константином и Максенцием решался на западе. Максенций располагал хорошей преторианской армией, составлявшей римский гарнизон. У Константина армия была вдвое меньше. Свое положение он считал тем более серьезным, что ауспиции были неблагоприятны и гаруспики были против его похода. Наоборот, Максенцию все благоприятствовало, и он принес богам множество жертв, предвкушая сладость близкой победы. Оба противника не вели антихристианской политики, дорожили христианскими солдатами и считались со все растущей силой христианского населения. Но от Константина боги отворачивались, и он, типичный римлянин своего времени, невольно искал помощи у чужого, но все же, как он полагал, обладающего силой бога. В этот момент стало известно, что мост не выдержал тяжести армии Максенция и что «он вместе с ней погиб в водах Тибра, как некогда фараон в Красном море». Все видели в этом руку какого-то бога. Христиане приписывали «чудесное спасение» Константина своему богу; язычники, провозглашая императора любимцем Аполлона, утверждали, что у него было тайное соглашение с богами. Сенат, в котором язычники имели большинство, воздвиг Константину триумфальную арку с надписью, что император действовал по внушению божества. Все были уверены, что победа Константина дело рук бога, и сам Константин верил в это. Однако за Константином укрепилась репутация защитника христиан: ведь он даже в годину диоклетиановских преследований христиан старался не участвовать в них. Сам Константин стал говорить, что «бог христиан наказывает строго тех, кто оскорбляет его культ, и осыпает благодеяниями тех, кто ему служит». После поражения Лициния, когда Константин остался единственным господином всей империи, он неоднократно повторял эту мысль и иллюстрировал ее личным примером.
Еще в 313 г. Константин и Лициний опубликовали в Милане «эдикт о веротерпимости», гораздо более широкий, чем эдикт 311 г. В «Миланском эдикте» говорилось: «Мы постановили даровать христианам и всем другим право исповедания той веры, которую они предпочитают, чтобы божество, царящее в небе, было милостиво и благосклонно как к нам, так и к живущим под нашим господством. Нам кажется, что будет хорошо и благоразумно не отказывать никому из наших подданных, христианину или нехристианину, в праве следовать религии, которая ему наиболее подходит. Эту нашу волю мы излагаем письменно, чтобы по устранении всех ограничений, содержавшихся в более раннем указе и являвшихся весьма недобрыми и несообразными с нашей кротостью, это было уничтожено и чтобы отныне каждый христианин мог свободно и беспрепятственно исповедовать свою религию. Видя, что нами дарована христианам полная и неограниченная свобода в содержании религии, твоя светлость поймет, что и другим подданным предоставлена, ради спокойствия нашего времени, такая же свобода, так что каждый имеет право свободно избрать и почитать, что ему угодно». Относительно христиан эдикт специально упомянул, что им немедленно должны быть безвозмездно возвращены церкви, кладбища и вообще все, что у них было отнято. Это относилось не только к казне, но и к частным лицам, которые купили или получили в дар церковное имущество. «Во всем этом твоя светлость должна оказывать содействие обществу христиан… и божественное к ним благоволение, уже нами испытанное в великой степени, пребудет всегда, содействуя нашим успехам и общему благополучию».
«Миланский эдикт» ликвидировал «тяжелое диоклетианово наследие». Но совершенно новым в указе Константина и Лициния было опущение термина «государственные боги»; мало того, многобожие было фактически устранено; речь шла о «божестве, сидящем на небесном троне», безличном, абстрактном, не о Юпитере, Митре, а о высшем божестве (deus summus). Формально «Миланский эдикт» свидетельствовал о религиозном нейтралитете Константина; однако общая тенденция его явно говорила о сочувствии императора христианству. Стремясь к образованию единого, сильного государства, Константин высоко ценил централизующую силу церкви и считал ее, наравне с войском, бюрократией и законодательством, могущественным фактором в деле создания сильной императорской власти. Выражая благосклонность к христианам, Константин содействовал расширению власти и богатства епископата, крепко державшего паству в своих руках, в частности римского епископа, сделавшегося фактически главою Рима, который со времен Максимиана перестал быть резиденцией императора и вместе с тем утратил значение административного центра империи. Несомненно, что после победы над Максейцием Константин, как суеверный римлянин, начал склоняться на сторону христианского бога, откладывая решительный шаг – крещение – до «последнего часа».
В какой мере Константин дорожил государственной ролью церкви, свидетельствует его энергичная борьба с донатистами, угрожавшими расколом церкви. Донатисты (по имени епископа Доната) не признавали карфагенского епископа Цецилиана, так как он был рукоположен епископом, заподозренным в мягком отношении к «падшим». На этой почве возник раскол в Карфагене, угрожавший принять большие размеры. Константин, убеждаясь, что с христианством нельзя не считаться, и видя в единстве церкви залог могущества своей власти, оказывал давление на епископа Мильтиада, требуя, чтобы «донатистская ересь» была ликвидирована. Созывались комиссии и синоды, причем члены их объявлялись прибывшими сюда «по воле набожнейшего императора». Решения собраний носили примиренческий характер, но донатисты, как ярые ревнители «чистоты церкви», остались недовольны и обратились за помощью к Константину. Так как донатисты, считая себя преследуемыми, стали поддерживать крестьянские движения, направленные против крупных землевладельцев, то Константин пошел по пути преследования донатистов, причем Донат не только был отлучен, но и сослан. С другой стороны, император вознаградил послушные ему христианские церкви в Риме, предоставив различные доходы от земель Константиновской базилике (в Латеране) на сумму в 1390 солидов16, крестильнице Fons sanctus (там же) – 10234, церкви св. Петра – 3710, церкви св. Павла – 4070, церкви св. Петра и Марцеллина – 3754, другим церквам – 2665 солидов. Доходы эти церкви получали от земель, расположенных в разных частях империи: в Галлии, Египте, на Евфрате и т.д. Отовсюду потекли в Рим драгоценности, восточные пряности, предметы изысканной роскоши, фрукты, овощи, хлеб. Огромные суммы были пожертвованы Константином на строительство дворцов для епископов и церквей; в частности, папа получил Латеранский дворец в качестве резиденции. До этого времени христианское богослужение в Риме происходило в частных домах. Новые огромные храмы как бы подчеркивали признание христианства со стороны язычника – императора.