Большинство историков обычно всегда подчеркивали дикий фанатизм старообрядцев, их смешное пристрастие к двоеперстию и другим незначительным обрядам. Будто бы вся правда и прогрессивность была на стороне Никона. Это, конечно, пристрастная трактовка раскола, трактовка его с позиции людей ориентирующихся на западную, а не на русскую самобытную культуру. Народ защищал вовсе не буквы и разные мелкие обряды, он был возмущен тем, что Никон нарушил древние традиции православия. Сотни лет, со времен св. Владимира, многие поколения русских людей исполняли обряды определенным образом: крестились двумя перстами и вдруг оказалось, что все это они делали ошибочно неправильно, а что правильно делали только греки. Если даже это было и так, то и то нельзя такие вещи заявлять народу в такой категорической форме, как это делал Никон. И, уже совсем нельзя, правильность такого заявления подтверждать суровыми пытками и казнями. Распевая молитвы, сотни людей сжигали себя, чтоб только не исполнять указы Никона, искажавших, по их мнению, древние, истинные формы Православия.
Древняя Русь, вплоть до церковного раскола была духовно единой. Все одинаково верили, принадлежали к одной духовной культуре. И цари, и бояре, и дворяне, и крестьяне — все члены средневековой Руси. Средневековая Русь была самобытным государством. Высшие и низшие классы были звенья единого национального целого. Церковный раскол вызвал первую трещину. Реформы Петра вызвали много других трещин в национальном сознании.
Разница в образовании, в быте, между различными слоями русского общества была количественная, а не качественная, каковой она стала после петровских реформ. Раскол раздробил духовное единство русского народа в один из самых трудных моментов его истории. В тот момент, когда Россия вплотную столкнулась с проблемой культурной связи с Европой, в народе возник религиозный раскол.
В расколе виноват не только Никон, но и царь Алексей. Основная вина царя Алексея находится вовсе не в области политической, и не в том, что он не желал заимствовать нужное с Запада, а в том, что он поддержал намерение Никона изменить традиционные русские обряды, на греческие. А в том, что после низложения Никона, которое тот вполне заслужил, царь Алексей не внял голосу народа и не поставил перед новым Патриархом вопрос о необходимости пересмотра введенных Никоном реформ.
Низложение Никона не привело к возврату на древний дониконовский путь. На Соборе 1667 года были признаны неправильными решения знаменитого Стоглавого Собора во времена святого Макария и Иоанна Грозного, в которых излагались как должно понимать основы Православия. Собор, на котором участвовали тоже греки, признал решения Стоглавого Собора незаконными и чуть ли не еретическими. Все доводы “раскольников” о правоте решений Стоглавого Собора были оставлены без внимания. Собор признал исправления, сделанные в новых церковных книгах, сделанные по новым греческим книгам, правильными и всех, кто не почитают таковых книг, объявил “раскольниками” и предал анафеме. Анафеме были преданы Аввакум, диакон Феодор, инок Епифаний и ряд других сторонников решений Стоглавого Собора.
Это было роковое решение, которое могло только углубить религиозную смуту. Отмена решений Стоглавого Собора и признание его решений ложными подрывало веру в истинность религиозного авторитета и всех других Соборов. Если в делах веры ошиблись все высшие иерархи Церкви, участвовавшие на Стоглавом Соборе, то, следовательно, могут ошибиться и участники Собора 1667 года. Осужденные “раскольники”, не подчинились этим ошибочным решениям и писали: “Держим православие, бывшее прежде Никона Патриарха и книги держим письменные и печатные, изданные от пяти патриархов: Иова, Гермогена, Филарета, Иосафа и Иосифа Московских всей России и хощем собором, бывшем при царе Иване Васильевиче, правы быти, на нем же был и Гурий, наш Казанский чудотворец, с сими книгами живем и умираем”.
Великий Собор 1667 года поступил совершенно неправильно, объявив раскольников еретиками. Ведь их расхождение с церковью относились не к догматам, а только к обрядам. Анафема на раскольников, провозглашенная так называемым “Великим Собором”, только испортила все дело.
“В крутой резкости перемен отчасти кроются причины если не появления самого раскола, то быстроты и широты его распространения”. Начались преследования “раскольников” еще при жизни царя Алексея. Сначала преследования носили случайный характер. Но, тем не менее, пойдя вслед за Никоном по неправильному пути, изменив своему высокому христианскому воззрению, что нельзя заставить веровать силою, Тишайший царь совершил роковую ошибку. Углубленная его преемниками, эта ошибка привела к самым трагическим последствиям. Она положила начало отхода сначала от религиозных традиций, а затем и от национальных политических идеалов.
После смерти царя Алексея, в царствование его сына Федора и правление царевны Софьи преследование раскольников расширилось.
В 1681 году была запрещена продажа и распространение древних книг и сочинений, оправдывающих старое православие, начались розыски и преследования старообрядцев. В 1682 году по повелению царя Федора был сожжен самый видный вождь раскола Аввакум. Но это только усилило сопротивление. Даже монахи Соловецкого монастыря отказались служить по новым книгам и 10 лет отбивались от царских воевод, посланных взять Соловецкий монастырь. Выступление Никиты Пустосвята в 1682 году в защиту древних истинных обрядов было расценено уже как государственное преступление и ему была отрублена голова. При Софье был издан закон, окончательно запрещающий раскол. Тех, кто укрывал старообрядцев, били кнутом, “раскольников”, соблазняющих сторонников реформированного на греческий образец православия, стали казнить.
Государство пошло по ложному пути вслед за церковью. Хранителям древнего, настоящего русского православия пришлось бежать в глухие леса, где они стали основывать свои скиты и уходить в изгнание в чужие земли: в Лифляндию, в Польшу и в Крым.
В то самое время, как старообрядцам рубили головы, правительством было разрешено иезуитам проповедовать католичество. В 1685 году иезуиты открыли в Москве школу и начали проповедовать католичество среди иностранцев и русских. Вместе с иезуитами усилили свою деятельность и жившие в немецкой слободе протестанты разных толков.
Единый прежде религиозно русский народ стал раскалываться на куски. А этим самым подготавливалась благоприятная почва для разрушения всех устоев русской национальной жизни, так что если говорить о бездне, на краю которой, по мнению историков-западников, находилась Русь накануне восшествия на престол Петра I, то эта бездна заключалась не в политическом и социальном строе Московской Руси, не в отсталости от запада, а в отходе от древнего, уставившегося со времен святого Владимира, понимания Православия и традиционной обрядности, существовавшей семь веков.
По нашему убеждению, к которому мы пришли при работе над данной главой, Промысел Божий в Русском Расколе 17-го века очевиден, а главное, в конечном счете, исключительно полезен: живой церковно-послушный ствол Церкви остался. Скажем словами старообрядцев: "То, что обыкновенно называют Старообрядчеством, или расколом, в сущности есть ни что иное, как часть некогда великой и цветущей Церкви, искони живой, растущей, одухотворенной"1. Бесспорно так, но эта небольшая часть откололась и почти увяла, а великая Церковь по-прежнему живет и одухотворяется Святым Духом.
Есть все основания предполагать, что Промыслом Божьим трагедией Раскола Русская Церковь подготавливалась к страшным последним временам: богоотступничества, всевозможных ересей, отвержения высшей Истины. Так, узаконивая троеперстие (важнейший спорный вопрос Раскола; если можно так выразиться, "догматический обряд", вокруг которого разгорелась основная борьба) Патриарх Никон возможно провиденциально утверждал главный, троичный догмат Православия, который в нынешнее время отвергают многочисленные христианские секты.
Вплотную сюда же примыкает, наверное, одна из самых актуальных проблем современного христианства - проблема экуменизма.
Очевидно также, что трагедия Старообрядчества промыслительно указывает на необходимость и неизбежность динамики правил, порядка, характера жизни и развития Церкви, что выходит далеко за пределы обрядности и углубляет раскрытие или помогает сохранению догматов Церкви в новых условиях.
В событиях Раскола Промысел Божий явно усматривается не только в сохранении (через очищение от омертвелости) благодати в Церкви. На наш взгляд, великой трагедией русского народа и Церкви потомкам указывается, что в Церкви должна пресекаться всякая гордыня - выражающаяся будь-то в непослушании, или своеволии, или еретическом мудровании.
Во второй главе рассмотрим влияние церковного раскола на русскую культуру 17 века.
Глава 2. Церковный раскол в русской культуре в 17 веке
На Руси в XVII веке художественная деятельность приобретает необычайный размах. Никогда не создавалось такого количества архитектурных сооружений и стенных росписей, как во второй половине этого столетия. В плане художественном это век приобретений, но и больших утрат. «Утрата большого стиля, утрата глубины образных характеристик, отсутствие в живописи XVII века выразительности и духовной напряженности, свойственной произведениям XII—XV веков, восполнялись красочностью, яркой декоративностью и обилием узорочья»1. Но все же искусство это, особенно иконопись, держится еще на достаточно высоком духовном и художественном уровне. Патриаршие и монастырские мастерские, а также основная масса иконописцев продолжают строго следовать традициям, которые определились в XVI веке. Усиливается напор западных исповеданий в православных странах — как подпадших под турецкое владычество, так и на Руси. Ввиду низкого состояния школьного образования люди посылались для обучения на Запад и возвращались оттуда зараженные богословской и духовной атмосферой Запада.