Большую роль в системе средств массовой церковно-черносотенной агитации стали играть в это время крестные ходы, нередко сопровождавшиеся насильственными действиями в отношении либеральных и революционных организаций, еврейскими и другими погромами и т. д. Получил новое и широкое распространение культ чудотворных икон и особенно культ святых, связанный с канонизацией новых, «воссиявших» на Руси угодников, с обретением и прославлением их мощей. Именно к этому времени относится канонизация Серафима Саровского, Феодосия Черниговского, Анны Кашинской, Дмитрия Ростовского, Иоасафа Белгородского. Не обходилось без скандальных провалов с мощами того или иного из вновь производимых в святые.
Когда была затеяна в 1903 г. канонизация Серафима Саровского, тамбовский архиепископ Дмитрий доложил, что никаких нетленных мощей Серафима не обнаружено. Он был немедленно смещен, а на его место был назначен более покладистый архиерей Серафим, бывший гвардейский полковик, по-солдатски дисциплинированно отрапортовавший начальству все, что было приказано. Митрополит Санкт-Петербургский Антоний (Вадковский) разъяснил, что мощи не должны быть обязательно нетленными. Признаком, по которому можно отличить святой скелет или его часть от обыкновенной трупной трухи, следовало считать то, что при мощах происходят чудеса, в особенности исцеление болящих. А сочинить любую басню о якобы происшедшем у того или иного гроба чуде было не так уж трудно.
В это время церковь активизировала еще одну старую форму религиозного влияния на массы — культ юродивых, «старцев», «блаженных». Среди них были и психически больные, но чаще это были люди, эксплуатировавшие в свою пользу легковерных людей, с одной стороны, и фактическое покровительство церкви — с другой. Матренка-босоножка, странник Александр, разные «братцы» и «сестрицы», наконец, проходимцы по существу того же типа, но более высокого ранга — протоиерей Иоанн Кронштадтский и Григорий Распутин. Далеко не во всем их подвиги соответствовали нормам православного благочестия, но церковь смотрела на это сквозь пальцы, ибо в услугах этих людей она нуждалась в интересах наиболее успешного обслуживания сил реакции и царизма. К тому же нередко по своей реальной силе в существовавшей политической системе эти элементы превосходили церковь. Наиболее ярким примером служит «старец» Григорий Распутин, который пользовался нераздельным влиянием на царскую семью. Высшие иерархи православной церкви не смели перечить этому проходимцу, поскольку он был в состоянии сместить любого из них с занимаемого поста. В течение ряда лет Распутин был хозяином в православной церкви 51.
Политическая позиция церкви провозглашалась откровенно. После 9 января 1905 г. синод обратился со специальным посланием к православным, которое было оглашено во всех церквах России. Расстрел безоружных рабочих на улицах Петербурга объяснялся в этом послании тем, что «люди русские... подстрекаемые людьми злонамеренными, врагами Отечества домашними и иноземными... решились скопом и насилием добиваться своих будто бы попранных прав...». О несчастье и горе сотен осиротевших семей синод не беспокоился, он призывал православных проникнуться переживаниями царя, приказавшего учинить питерским рабочим кровавую баню: «Подумайте, возлюбленные братия, какое тяжкое горе причиняется сим венценосному вождю земли Русской...».
Еще накануне вынужденного революцией выпуска манифеста 17 октября 1905 г. церковники негодовали против самой возможности каких бы то ни было государственных преобразований в либеральном направлении. В разгар октябрьской политической забастовки митрополит московский Владимир составил «Молитвословие» и «Поучение», в которых православные призывались умереть за царя. Пастыри и слуги церкви требовали физического истребления всех, кто был на стороне революции. Размноженное в синодальной типографии, Поучение оглашалось во всех церквах московской епархии 16 октября 1905 г.
Манифест 17 октября 1905 г. был встречен церковью неодобрительно. Повторилась, однако, история с манифестом об «освобождении» крестьян: как ни шла «царская милость» вразрез с тем, чему до сих пор учила церковь, теперь приходилось перестраиваться и превозносить новую царскую политику как не менее богоугодную, чем прежняя. Церковь полностью поддерживала политику виселиц и массовых расстрелов, практиковавшуюся царизмом в порядке компенсации за «дарованную» конституцию.
С ростом революционного Движения церковь Стремилась всемерно использовать и внецерковные силы. С конца XIX в. она по примеру католической церкви стала организовывать различные общества и союзы мирян. Еще в 1881 г. в Петербурге возникло «Общество распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной церкви». Одно за другим организовывались в разных городах церковные братства, общества хоругвеносцез, союзы христианских матерей и т. д. В основном членами этих организаций были купцы и фабриканты, ремесленники и мелкие торговцы; верхушку их во многих случаях составляли «образованные элементы» из дворян и чиновников. Ставилась задача проникновения и в среду рабочих, но ее реализация была связана с большими трудностями. Лишь в одном случае церковникам удалось при помощи охранки вовлечь в орбиту своего влияния широкие массы рабочих: имеется в виду организованное священником Г. А. Гапоном в 1903 г. «Собрание русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга». Известную роль в проникновении церковников к рабочим играли общества трезвости. В черносотенных обществах и организациях, развернувших свою деятельность в период реакции после революции 1905 г., — «Союз русского народа», «Союз Михаила Архангела» и др. — церковники были широко представлены.
Церковь была вдохновителем всех возникавших в годы реакции черносотенных организаций, она поставляла их руководителей и самых активных участников. Московский митрополит Владимир, саратовский епископ Гермоген, вологодский епископ Никон и другие носили звание почетных членов «Союза русского народа». Московское его отделение возглавляли протоиерей И. Восторгов и архимандрит Макарий (Гневушев). Будущий патриарх Тихон был председателем курского отделения союза. В киевском отделении действовал митрополит Флавиан, в петербургском — епископ Митрофан и Иоанн Кронштадтский. Много пролитой в годы реакции крови лежит на совести православной церкви и ее деятелей.
Дальнейший ход событий ставил перед царизмом и эксплуататорскими классами все более сложные проблемы. Приходилось не только усмирять, подавлять и вешать, но и лавировать, делать уступки, брать их обратно, предпринимать другие тактические маневры. Церковь и здесь оказалась незаменимым союзником самодержавия и воплощенных в нем социальных сил.
Она развернула активную клерикалистскую политику и приняла деятельное участие в политической борьбе не только как часть государственного аппарата царизма, но и как общественная сила. В некоторой мере это имело место и до революции 1905 г., но после революции, в условиях и рамках той формальной и ограниченной демократии, которая существовала в России по манифесту 17 октября 1905 г., церковь не только могла, но и должна была развернуться как большая клерикальная сила.
Особые возможности для этого представляла борьба, связанная с выборами в Государственную думу. Методы политической деятельности сочетались здесь со средствами религиозного воздействия. Так, определением синода духовенству предписывалось перед началом выборов совершать молебствия, чем должна была достигаться соответствующая идеологическая обработка участников выборов. В остальном же духовенство выступало в общем порядке, поставляя и избирателей, и выборщиков, и в довольно большом количестве депутатов Думы. В IV Думе из состава духовенства было 47 депутатов. Распределялись они преимущественно по правым партиям, за исключением отдельных депутатов, принадлежавших, как правило, к сельскому духовенству. В общем церковные депутаты были в Думе опорой наиболее консервативных сил. Тон, который задавали своими выступлениями с думской трибуны депутаты-церковники, поддерживался всеми ее реакционными элементами, поэтому, например, IIIДума вошла в историю под названием «богомольной».
Духовенство не было, однако, полностью монолитным в своей реакционной политике. Некоторые разногласия тактического порядка существовали и в его верхушке. Они олицетворялись, в частности, фигурами «двух Антониев» — петербургский митрополит Антоний (Вадковский) и волынский архиепископ Антоний (Храповицкий). Второй в печати и в устных выступлениях призывал к физическому истреблению революционеров, а любое проявление либерализма признавал результатом действия сатанинского соблазна. Вадковский же, связанный с «просвещенным» крылом буржуазии и либеральными элементами чиновничества, придерживался более гибкой тактики и, хотя его подпись стояла под всеми охранительными документами, исходившими от синода, а в проповедях он громил «гидру революции», все же позволял себе иногда либеральные жесты, которые должны были дать понять, что он допускает возможность демократических изменений в существующей политической системе.